Страница 2 из 19
– Зубы тебе бы повыбивать за такие слова, Дворовой! Останавливай, приехали.
Начальница вышла из автомобиля и направилась к оформленному мрамором крыльцу размашистого здания, у которого суетились несколько мужичков в костюмах и с одинаковыми, как на подбор, выпирающими животами. Они по очереди кивнули Софье Васильевне, собиравшейся уже открыть дверь, но прежде, чем это сделать, она оглянулась, посмотрев вправо и влево, будто намереваясь переходить дорогу. Дворовой знал, что она так сделает и знал, какой её жест будет следующим: входя внутрь здания, она непременно проведет пальцами по лбу, как бы проверяя, не выбилось ли из-под плотно стянутого на голове пучка несколько волосинок. Рядом с этой женщиной Жора научился быть проницательным и подмечать вещи, на которые бы, наверное, ни один мужик в жизни внимания не обратил. Он знал, каким пальцем она водит по экрану смартфона; как кривит губы, когда собирается выйти из машины и даже научился – с точностью до 99 процентов – предсказывать, когда именно она скажет своё любимое «вашу ж мать» и в какой момент ничего подобного с её раздутых губ сорваться не может. Он, считай, был членом её семьи, человеком, которому доступны вещи куда более интимные, нежели её рогоносцу-супругу.
Тогда Дворовой ещё и подумать не мог, что очень скоро ему чуть ли не лично в руки будут переданы грязные свидетельства нечистоплотных похождений его шефини. И расскажет о них ему не секретарша Ася, прожигающая людей своими толстенными линзами очков, не завистницы Софьи Васильевны, шуршащие конфетными обёртками за плотными дверьми кабинетов департамента, и даже не мужики, дымящие на крыльце и закашливающиеся от сигаретной пыли в лёгких. Дворовой узнает об этом способом весьма причудливым, который кроме как неким таинственным вмешательством потусторонних сил, пожалуй, и не объяснишь.
В тот день за неимением поручений он отправился домой раньше обычного. Волоча по лестнице отвыкшие от активной ходьбы ноги, он с упоением ждал момента, когда рухнет на свой любимый, продавленный с одного края, диван и сделает глубокий затяжной глоток Баварского, купленного в пивнушке на углу соседнего дома. Лишь бы только эти прохиндеи-торгаши опять его не развели. И пиво, и Дворового.
– Вот так насрёт в подъезде кто-нибудь, и то вряд ли кто спохватится, – с тяжестью в голосе сказал мужчина, уже второй раз за день, натыкающийся на старый никому не нужный телевизор. Он стоял всё там же, где и восемью часами ранее. Если б не занятые пакетом руки, то так и быть – забрал бы себе, подумал Дворовой.
Квартира полнилась оранжевой – от вечернего майского солнца – тишиной. До пятого этажа изредка долетали смешки и визг особо импульсивных детей, а также ор их мамаш, без конца устанавливающих для своих отпрысков правила. То были звуки далеко не самые подходящие к холостяцкой Жориной трапезе. Других, однако, его типовая однушка в этот вечер почему-то не вырабатывала. Телевизор так больше и не включился.
– И гарантия уже истекла, – смиренно выдавив из себя эти слова, Жора взял пиво и отправился на балкон. Там картины хоть и не такие весёлые и не столь событиями блещут, как любимые его постыдные телепрограммы, но всё интереснее, чем одному в комнате горевать. Разглядывая изредка прокатывающихся по двору и вокруг него людей, Жора мысленно рисовал меж ними тонкие ниточки, как бы показывающие, кто из этих индивидуумов мог состоять в тайной друг с другом связи, кто их них воспитывает чужого ребёнка, и даже строил догадки, кто на кого зуб точит за старые обиды, а может и вовсе что-то недоброе уже совершить замыслил. Всё как в тех самых ток-шоу, что Дворовой спешно выключал каналы, когда захаживал к нему брат или золовка с племянником.
Высматривая, нет ли и в этот раз среди разгуливающих по улице людей его родственников, Дворовой заприметил другую знакомую фигуру. Она, может, и не привлекла бы к себе никакого внимания, но очень уж движения её были резкими и частыми. Дамочка, приближавшаяся к подъезду, всё оглядывалась, вероятно, нервничая. К соседнему подъезду, от того, в котором жил Дворовой. Женщина оглядела всё вокруг себя несколько раз, но забыла запрокинуть голову наверх, дабы проверить, не утаивает ли небо в себе шпионов. Жора же, оказавшись в этом порочном образе против своей воли, противился и тому, что видел он в эти секунды. Нет, и впрямь несложно было поверить, что женщина вроде Софьи Васильевны способна на интрижку. Сложно было поверить, что интрижку она могла завести с кем-то, живущим в обычной панельной хрущёвке на окраине города. Причин пребывания Софьи Васильевны здесь можно было напридумывать сколь угодно, но все они казались Дворовому неубедительными. Хотя и отвлекали его от болезненного осознания того, что женщина, о которой он втайне мечтал, находилась совсем уж рядом, но так и не могла принадлежать ему, даже отчасти.
Интересно, сколь же длинным был список её любовников прошлых, нынешних и будущих, думал Дворовой, невольно вспоминая пересуды коллег. Нет, они никогда не поднимали эту тему напрямую, вот так сходу. Они начинали с её новых украшений Софьи Васильевны, плавно переходя на распил городского бюджета, в чём, по их словам, имелось непосредственное участие её и главбуха Антона Игоревича, с которым та водила шуры-муры. А там уже всплывали и остальные персоны, в существование коих Жора отказывался верить, предпочитая объяснять всё завистливостью и глупостью людей. Теми качествами, которых сам до ужаса стыдился.
Стук в дверь, прорвавший вязкое полотно отрешенности, показался Дворовому несоизмеримо более громким, чем звучал всегда. Он откликнулся где-то у него в костях. Пробежал по их пористой полости, раздавшись неприятным резонансом по всему телу. Помешкав немного, Жора побежал к двери, озадаченный нежданным визитом.
Он никогда не включал в коридоре свет, заглядывая в глазок. В таком случае у того, кто находился по другую сторону двери, почти не было шансов распознать присутствия хозяина. Не сделал так он и на сей раз; и всё же, визитёры не отводили от двери взгляда, о чём-то перешёптываясь и, вероятно, живо себе воображая, как глаз Жорин всасывался в крошечное стеклянное окошко.
– Мы уж думали, ты там уснул опять или с балкона грохнулся! – начал было с порога Кирилл, родной Жорин брат, мужчина грозного вида и крепкого телосложения. Следом за ним в квартиру протискивались его сын Стас и жена Нателла. Они двое шутливо друг друга толкали, будто не родитель с ребёнком вовсе, а парочка влюблённых, что уже неделю расцепиться не может.
– И чего это я с балкона грохнуться должен? – возмутился Дворовой.
– Да кто ж тебя знает. Ты в забытье же любишь уходить. Хотя, вижу, сегодня вроде трезв. – настороженно произнёс Кирилл.
– Ты, давай, тут старшего брата не строй из себя. Тем более, что не полагается – возрастом не вышел, – с плохо скрываемой злостью ответил Дворовой.
– А мы тут мимо проезжали. Узнали, что папа наш к учителю Стасяна заходил, оценки все разузнал. Вот, решили забрать его, домой увести. И чего ты, Жора, в тишине сидишь? Непривычно даже как-то, – заметила Нателла. Золовка Дворового, нередко выполняла функцию громоотвода, оказываясь посреди туч, время от времени сгущающихся между Жорой и его братом.
– Да поганцы эти коммунальщики! Свет с утра вырубили, а как вернули, так и не работает больше ящик!
– Как же ты теперь без него обходиться будешь? Считай жизнь кончена. – рассмеялся Кирилл, рухнув на диван, а затем разинул рот в зевке так широко, что казалось, вот-вот начнёт заглатывать всё Жорино имущество. – А вот я, кстати, сегодня в телеке слышал, что пятиэтажки ваши расселять будут. По всей России, представляешь?!
– Дядь Жор, а зефир есть? – с кухни послышалось, как племянник захлопал дверцами шкафов.
– В нижем ящике, Стасян, поищи! – проорав это, Дворовой продолжил разговор с братом. – А мне никуда расселяться не хочется. Я тут всё люблю: стены эти, тараканами проеденные, потолки трясущиеся, даже санузел этот, вечно от каких-то говнарей вздрагивающий. Они мне помывки тут в четыре часа ночи устраивают. А я люблю этот дом, и всё тут!