Страница 13 из 16
Это представляется неразрешимой дилеммой, логическим тупиком, из которого прежние теоретики этики тщетно пытались найти выход. Многие из них думали, что нашли его в теории, согласно которой конечные цели и нравственные правила постигаются «интуицией». И когда возникали разногласия относительно целей и правил, они пытались решить проблему с помощью обращения к собственной совести и принимали личные интуиции в качестве руководящего принципа. Это решение нельзя назвать удачным. Но правильный выход все же есть.
Он состоит в Общественном Сотрудничестве. Для каждого из нас общественное сотрудничество – главное средство достижения почти всех наших целейi. Для каждого из нас общественное сотрудничество, естественно, не конечная цель, а лишь средство. Великое его преимущество состоит в том, что для его работы не требуется единодушия в ценностных суждениях2. Но это средство столь первостепенно, столь универсально и столь незаменимо для достижения практически всех наших целей, что мы вправе рассматривать его как цель саму по себе или даже счесть его подлинной целью нравственности. Действительно, именно потому, что никто из нас не знает точно, какие действия доставят максимальное удовлетворение или счастье другим людям, лучший критерий оценки наших действий или правил действия – это степень, в которой они способствуют общественному сотрудничеству, помогающему каждому из нас преследовать свои собственные цели.
Без общественного сотрудничества современный человек не достиг бы и ничтожной доли тех целей, не получил бы ничтожной доли того удовлетворения, которые обрел с его помощью. Само существование подавляющего большинства из нас зависит от общественного сотрудничества. Нельзя рассматривать наше существование как нечто сугубо материальное и потому не заслуживающее нашего нравственного внимания. По справедливому замечанию Мизеса, «люди не могут преследовать даже самые возвышенные цели, пока не удовлетворят нужды своего животного тела»3. Или, как более прозаично выразил ту же мысль Филипп Уикстид, «человек не может быть ни святым, ни влюбленным, ни поэтом, если перед этим чего-нибудь не поест»4.
3. Разделение труда
Главное средство общественного сотрудничества – разделение и комбинирование труда. Разделение труда значительно повышает производительность каждого из нас и, соответственно, нашу общую производительность. Это было признано с самых первых дней возникновения экономики как науки. Это основа основ современной экономической теории. И отнюдь не просто совпадение, что данное обстоятельство констатирует уже Адам Смит в первых же строках первой главы своего «Богатства народов»: «Величайший прогресс в развитии производительной силы труда и значительная доля искусства, умения и сообразительности, с какими он направляется и прилагается, явились, по-видимому, следствием разделения труда»ii.
Адам Смит предлагает следующий пример: «Весьма маловажную отрасль промышленности, но такую, в которой разделение труда очень часто отмечалось, а именно производство булавок». Рабочий, продолжает он, «не обученный этому делу (которое в результате разделения труда стало особой профессией) и не умеющий обращаться с машинами, употребляемыми в нем (толчок к изобретению последних, вероятно, тоже был дан этим разделением труда), едва ли может, пожалуй, при всем своем старании сделать одну булавку в день и, во всяком случае, не сделает двадцати булавок»iii. Производственный процесс, каким он был в 1776 г., Смит описывает так: «Один рабочий тянет проволоку, другой выпрямляет ее, третий обрезает, четвертый заостряет конец, пятый обтачивает один конец для насаживания головки; изготовление самой головки требует двух или трех самостоятельных операций; насадка ее составляет особую операцию, полировка булавки – другую; самостоятельной операцией является даже завертывание готовых булавок в пакетики. Таким образом, сложный труд производства булавок разделен приблизительно на 18 самостоятельных операций». Самому ему «пришлось видеть одну небольшую мануфактуру такого рода, где было занято только десять рабочих», но вообще «они могли, работая с напряжением, выработать все вместе двенадцать с лишним фунтов булавок в день. А так как в фунте считается несколько больше 4000 булавок средних размеров, то эти десять человек вырабатывали свыше 48 000 булавок в день. Но если бы все они работали в одиночку и независимо друг от друга и если бы они не были приучены к этой специальной работе, то, несомненно, ни один из них не смог бы сработать двадцати, а может быть даже и одной булавки вдень. Одним словом, они, несомненно, не выработали бы 1/240, а быть может, и 1/4800 доли того, что они в состоянии выработать теперь в результате надлежащего разделения и сочетания их различных операций».
Затем Смит на других примерах показывает, как «разделение труда в любом ремесле, в каких бы размерах оно ни было введено, вызывает соответствующее увеличение производительности труда» и как «отделение друг от друга различных профессий и занятий вызывалось этим преимуществом».
Такой рост производительности он приписывает «трем различным условиям: во-первых, увеличению ловкости каждого отдельного рабочего; во-вторых, сбережению времени, которое обыкновенно теряется на переход от одного вида труда к другому; и наконец, изобретению большого количества машин, облегчающих и сокращающих труд и позволяющих одному человеку выполнять работу нескольких». Эти три «условия» затем объясняются более подробно.
«Получающееся в результате разделения труда значительное увеличение производства всякого рода предметов приводит в обществе, надлежащим образом управляемом, – полагает Смит, – к тому всеобщему благосостоянию, которое распространяется и на самые низшие слои народа».
Но это вызывает другой вопрос, который Смит поднимает во второй главе. «Разделение труда, приводящее к таким выгодам, отнюдь не является результатом чьей-либо мудрости, предвидевшей и осознавшей то общее благосостояние, которое будет порождено им: оно представляет собою последствие – хотя очень медленно и постепенно развивающееся – определенной склонности человеческой природы, которая отнюдь не имела в виду такой полезной цели, а именно склонности к мене, торговле, к обмену одного предмета на другой».
Однако Адам Смит ошибается, когда объясняет, – как делает в дальнейших своих рассуждениях, – происхождение разделения труда необъяснимой «склонностью к мене, торговле и обмену». Общественное сотрудничество и разделение труда основаны на признании (чаще подспудном, нежели явном) индивидуумом того обстоятельства, что это отвечает его собственным интересам, – т. е. работа в условиях разделения труда более производительна, чем изолированная. В главе II Адам Смит фактически это признает: «В цивилизованном обществе он [индивидуум] непрерывно нуждается в содействии и сотрудничестве множества людей, между тем как в течение всей своей жизни он едва успевает приобрести дружбу нескольких лиц. Почти у всех других видов животных каждая особь, достигнув зрелости, становится совершенно независимой и в своем естественном состоянии не нуждается в помощи других живых существ; между тем человек постоянно нуждается в помощи своих ближних, и тщетно будет он ожидать ее лишь от их расположения. Он скорее достигнет своей цели, если обратится к их эгоизму и сумеет показать им, что в их собственных интересах сделать для него то, что он требует от них. Всякий, предлагающий другому сделку какого-либо рода, предлагает сделать именно это. Дай мне то, что мне нужно, и ты получишь то, что тебе нужно, – таков смысл всякого подобного предложения. Именно таким путем мы получаем друг от друга значительно большую часть услуг, в которых мы нуждаемся. Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму, и никогда не говорим им о наших нуждах, а об их выгодах».