Страница 9 из 31
В Хорасане Тахир, перс среди персов, чувствовал себя как дома. Он прочно держал бразды правления в руках и знал, что в восточных провинциях ему бояться нечего. Это побудило его сделать следующий шаг и объявит себя самостоятельным правителем. Во время одной из пятничных молитв он не упомянул имя аль-Мамуна, что для мусульманского наместника было равносильно мятежу. Вскоре после этого Тахир умер по неизвестной причине. Все были убеждены, что его убили по приказу халифа: аль-Мамун не мог свергнуть его силой, но ничто не мешало ему прибегнуть к яду.
Преемники Тахира не стали повторять его ошибки: формально они признали власть аль-Мамуна и каждую пятницу исправно провозглашали его имя в хутбе, хотя при этом правили своей провинцией, как хотели. Эта формула стала очень популярной в новом халифате: на словах – полное повиновение халифу, а на деле – реальная власть в руках.
После Тахира в Хорасане правил его сын Талха, потом Абдаллах ибн Тахир (до 844) и Тахир ибн Адбаллах (до 862). В какой-то момент багдадский халиф попытался прервать эту наследственную цепочку и назначить в Хорасан своего человека, но быстро понял, что ни к чему хорошему это не приведет. Тахириды оставались потомственными наместниками всех восточных провинций в течение пятидесяти лет. Кроме огромного Хорасана они владели Средней Азией (Мавераннахром), Афганистаном и частью Индии, что составляло обширную территорию, сравнимую с древней Персией. По сути дела, Тахириды составляли целый клан, имевший немалую власть и влияние в самом Багдаде: сын Абдаллаха был главным начальником городской полиции и правой рукой халифа.
После Тахира ибн Адбаллаха к власти пришел его сын Мухаммед, любитель развлечений, быстро растерявший все завоевания своих предшественников и уступивший власть в Хорасане другой династии. Тахириды еще какое-то время сохраняли влияние в Багдаде, но в конце концов утратили все свои привилегии.
В истории Тахириды остались не только как правители, но и как философы и литераторы. Основатель династии Тахир был не чужд философии и проповедовал идеал умеренности. Его письмо к сыну Абдаллаху о качествах идеального правителя стало хрестоматийным в мусульманском мире. Сам Абдаллах, мудрый и просвещенный правитель, славился как ученый и поэт и заботился о всеобщем образовании: когда ему говорили, что простолюдины недостойны заниматься наукой, он отвечал, что науку надо давать всем, а она уж сама позаботиться о том, чтобы остаться только у достойных. О трудах других Тахиридов мы можем судить только по свидетельствам современников: ни один из них не дошел до наших дней.
Йакуб Медник
Малые династии в халифате размножались «почкованием»: не успевала какая-нибудь провинция отпасть от центра, как в ней появлялись новые претенденты на власть, стремившиеся вытеснить прежних хозяев. Для Тахиридов главная угроза исходила из Систана – пограничной области халифата, расположенной рядом с Индией. В этом удаленном районе, отовсюду окруженным пустынями, обосновались хариджиты, часто нападавшие на соседний Хорасан. Против хариджитских набегов на границе формировались отряды добровольцев, куда стекались сброд и авантюристы всех мастей.
Одним из вождей этой полуанархической армии был Йакуб ибн Лайс по прозвищу ас-Саффар (Медник) – популярный военачальник, пользовавшийся авторитетом даже у суровых хариджитов. Многие из них переходили на его сторону, видя в нем сильного лидера, который ненавидел Аббасидов и пользовался поддержкой народа. В 861 году Йакуб полностью захватил власть в Систане и объявил войну оставшимся непримиримыми мятежникам, убив их вождя и подвесив его тело за ноги на виселице у городских ворот. Остатки побежденных хариджитов ушли в горы.
В течение шести лет Йакуб вел непрерывные войны внутри Систана, где то и дело вспыхивали новые мятежи и бунты. Везде ему сопутствовал успех. Он захватил соседние области Фарс и Керман, включая Шираз, и взял огромную добычу. Полководец Тахиридов писал о нем со страхом: «Войной этого человека не одолеешь, у него грозное войско, воины его не страшатся смерти и воюют не раздумывая. Нет у них иного занятия, кроме как рубить мечом, словно матерями они рождены для войны». Поняв, что силой его победить не удастся, Тахириды сами «даровали» Йакубу право на все земли, которые он завоевал, а тот в ответ начал поминать их в хутбе. Так его власть в Систане стала законной.
Добившись единоличной власти, Йакуб отправил багдадскому халифу аль-Мутамиду пятьдесят золотых и серебряных идолов, чтобы тот «бросил их под ноги людям в мекканском храме для унижения неверных». Халиф в ответ дал ему права на владения Систаном, Керманом, Фарсом, Тохаристаном и Синдом.
Но завоевания Йакуба на этом не закончились. После Систана и Фарса он захватил Балх и Кабул и, несмотря на мороз и непроходимый снег, разгромил ушедших в горы хариджитов. Новому хариджискому главе, Ибрахиму ибн Ахзару, изъявившему покорность, он дал во владения пустыни и горы в пограничных землях, чтобы защищать их от внешних врагов. «Тебе и твоим людям надлежит быть храбрыми, – заметил он, – ведь большая часть моего войска состоит из хариджитов. И вы нам тоже не чужие».
В самом деле, между Йакубом и хариджитами было много общего. В своем государстве он создал своего рода хариджитский рай, воплощавший их мечту об общине верующих. Приходившие к ас-Саффару люди отдавали ему свое имущество, а взамен он снабжал их всем необходимым, включая лошадей и амуницию. Никто не удерживал их насильно: при желании каждый мог уйти обратно, забрав с собой стоимость от сданного имущества в золоте и серебре. По утрам Йакуб лично выходил из дворца и решал все вопросы и жалобы подданных, строго следуя законам шариата.
Повиновение в его войске было беспрекословно, об этом ходили легенды. Рассказывали, что когда Йакуб ас-Саффар решил перевести войско в другое место и запретил пасти на старом поле лошадей, один из солдат подошел к своей лошади и вынул траву прямо у нее из пасти, чтобы она не нарушила приказ. Другой мылся и, услышав призыв «к оружию», надел кольчугу на голое тело, чтобы не промедлить ни секунды. Воины ас-Саффара никогда не грабили жителей и не трогали лагерь побежденного противника, пока Йакуб не позволял им это сделать. Сам он ходил в рваном кафтане, сидел на куске дерюги и спал на щите, положив под голову древко знамени, а питался хлебом с луком, который носил за голенищем сапога. Свой аскетизм он объяснял тем, что в ежедневных походах нужно двигаться налегке, а если он заведет у себя богатую утварь, то и другие захотят того же, и тогда вырастет большой обоз.
В его войске было пять тысяч бактрийских верблюдов, а вместо мулов он использовал десять тысяч серых ослов, которых в его честь называли «саффарийскими». У него была отборная гвардия в 1000 человек с палицами из золота и еще одна, похуже, с палицами из серебра. В шатер его никто не мог входить, кроме родных братьев и некоего аль-Азиза, а ночью его охраняли пятьсот слуг.
По характеру он был молчалив и угрюм, не любил развлечений и излишеств. Говорили, что Йакуб был так скромен и воздержан, что «никогда не посмотрел похотливым взглядом на женщину или гуляма». Есть рассказ о том, как однажды в лунную ночь, бродя по дворцу, он увидел спящего гуляма по имени Субкари, и в нем проснулось чувственное желание. Тогда Йакуб приказал слугам немедленно обрезать ему волосы, уволить из гвардии и назначить на другую должность, так, чтобы он никогда больше его не видел: «Потому что из-за его красоты я не могу спокойно на него смотреть».
Йакуб был неученым человеком и не знал арабского. Когда ему прочитали панегирик, сочиненный в его честь на арабском языке, он не понял ни слова. (После завоевания Персии арабами знание арабского считалось признаком образованности, поэтому персы стали писать стихи на арабском языке, но после этого случая снова перешли на персидский). По рассказам летописцев, он славился своей щедростью и ежедневно раздавал тысячу динаров в виде милостыни.