Ведьмина тайна

– Что вы помните? О себе?

Ответом – тишина и весьма нецарственное сопение. Проклятая нервно стиснула подлокотники и пробормотала:

– Не помню…

– Тогда я расскажу всё, что узнала, – предложила я. – Вас зовут Гульнара.

– Да, – она резко повернулась ко мне. – Да, точно. Но в семье меня называли Гуней. В честь бабушки назвали, живой, и она дома была Гулей, а я… Да, моё имя. И давай на ты. Кажется, я не сильно-то тебя старше.

– Дома? – повторила я, цепляясь за её воспоминание. – Кого ещё вы… ты помнишь? Мама, папа, муж?..

– Нет, – её поза выражала сильнейшее напряжение. – Нет их. Давно. Может, не стало, а может… я сбежала. Не знаю. Не вижу. Рядом лишь…

– Кто? – я подалась вперёд.

– Брат, – из-под шляпы возбуждённо сверкнули бледно-жёлтые огоньки глаз. – Мы близнецы. Имя не помню, но мы похожи. Он ищет меня, – добавила уверенно. – Мы очень дружны… были. Очень. Он – колдун по-твоему. Заклинатель. С нечистью работает.

Я вспомнила треугольник-«особнячок», начерченный по рассказам «нетопыря» отдельно от триады «наблюдатели – ведьмы – нечисть».

– Он ищет меня, но найдет тебя, – предупредила ведьма. – На тебе – моя тень, а он такое видит. Это… похоже на одержимость, но не совсем. Одержимость…

– …две души в одном теле, знаю, – я кивнула. – А ты ещё жива. Ведь жива же?

– Да, иначе бы… всё. Духи ведьм не могут подселяться к человеку вторым «жильцом», это способности нечисти. Нет, прежние ведьмы умели – стародавние, но ненадолго – на час-два. А мы давно лишились нужных для этого знаний. И я жива, – ведьма расслабленно откинулась на спинку кресла. – Очень хотела в этом убедиться. Спасибо, Рада.

– Пять лет прошло, – вспомнила я её слова. – Как там, где ты находишься, получается учитывать время? И – где ты находишься?

– Не помню… – Гульнара снова сникла. – Почему именно пять лет – тоже… Но когда пытаюсь что-то вспомнить, перед глазами встаёт именно эта цифра.

Я рассеянно сделала в блокноте кое-какие пометки и осторожно спросила:

– Но вообще тебя реально найти?

– Да, – она опять расправила плечи и повернусь ко мне. Глаза из-под шляпы загорелись ярче прежнего. – Я оставляла следы. Я шла к цели, как по пещерному лабиринту, понимаешь? И на «поворотах» рисовала крестики-метки, чтобы те, кто пойдёт за мной, восстановили мой путь.

– Что за метки? – я приготовилась писать.

– Ты их не увидишь, – сообщила ведьма с сожалением. – В тебе нет силы – и нет магического зрения. Но брат – он увидит. Да, – проклятая улыбнулась, – ты найдёшь место с меткой – почувствуешь, вычислишь по видимым человеку деталям и приметам, а брат найдёт мои следы. Только так.

– А другая ведьма… – начала я, но Гульнара перебила резко:

– Нет! Это опасно! Посмотри на меня! Нельзя подставлять других! Брат – заклинатель, он работает с нечистью и всё про неё знает. Он справится. А обычная ведьма может пропасть так же, как я. И ты – вместе с ней, понимаешь?

Я нахмурилась, но кивнула.

– Молчи обо мне, – предупредила она. – Никому не говори. Не рискуй. Иначе их жизни будут на твоей совести, Рада. Только ты и брат. И этот «нетопырь», если прибьётся. Не бойся меня, – попросила мягко. – Я не враг ни тебе, ни себе. Ни одна ведьма не услышала мой крик о помощи. Только ты. И, может, ты – мой единственный шанс спастись. Первый и последний. Я тебя не трону. Не бойся.

Теория проклятой звучала убедительно и логично, но мне в ней что-то не понравилось. И включилась журналистская интуиция, как и в случае с нечистью шепнувшая: «Проверь». Я слишком мало знаю, чтобы слепо верить, безоглядно соглашаться и отметать запасной путь, указанный «нетопырём». Слишком эта история странная и опасная.

– Ты ведь защитишь мою тайну? – Гульнара наклонилась ко мне, сверкая глазами. – Не расскажешь?..

– А кому? – я посмотрела на неё с иронией. – Я даже не знаю, как отличить распиаренного экстрасенса от истинной ведьмы.

– Не расстраивайся, – в её голосе снова послышалась улыбка, – всё правильно. Так и должно быть.

И я вернулась к более актуальной теме:

– Как найти твои метки?

Проклятая побарабанила пальцами по подлокотникам и начала издалека:

– Знаешь, а я помню то время… «бабочек». Обрывками, но помню. Я хотела работать с нечистью и долго выбирала тему. Их много живёт среди людей… особенно низших. Этих вообще от человека не отличишь – нормальные глаза, стандартная внешность. Живут лишь в два-три раза дольше, старятся позднее. А кроме них есть высшие, как твой новый знакомец. Они не умеют мимикрировать полностью, поэтому живут на отшибе, в глуши и обычно в одиночестве. Их очень мало. И есть те, кто посередине. Неотличимы от людей, но имеют магию и интересную особенность. Как «бабочки».

Я, уткнувшись в блокнот, делала пометки. Гульнара покосилась на меня и продолжила:

– Понимаешь, Рада, я не хотела изучать то, где веками паслось стадо мастодонтов. Я хотела… уплыть, – и в её хрипловатом голосе зазвучало вдохновение. – Не перекапывать в сотый раз один и тот же участок земли, ища то, чего нет, а сесть на корабль и уплыть в туман, к новым землям – и к новым открытиям. Чтобы однажды вернуться, – и вдохновение сменилось злостью, – и показать этим старым кикиморам! Они же сидят в своих раковинах, скованные правилами и требованиями, как огня боятся наблюдателей и копаются в одних и тех же помоях! Поставили на всё малоизученное гриф «Секретно» и запрещают к нему даже близко подходить!

Отчасти я проклятую понимала. Собственно, поэтому-то меня ведьмино заклятье и зацепило – я тоже хотела запретной новизны в работе. И дохотелась… да, почти до проклятья. И тьфу-тьфу-тьфу…

– Ты не представляешь, каково это, – ведьма снова стиснула подлокотники, – туда нельзя, то не трогай… Всё самое интересное и увлекательное – за семью печатями. Единственное, что не прятали, – это сведения об истребленной нечисти. О якобы истребленной, – уточнила выразительно. – Рапортуют всегда об одном, но через сто-двести лет то «ящерица» уничтоженная всплывёт, то… «бабочка».

Надо же, ещё и «ящерицы» есть…

– И эти дряхлые идиотки… Знаешь, как они живут? Как страусы. Спрятали голову в песок, подставили зад наблюдателям. Что угодно делать готовы, лишь бы их драгоценный Круг не трогали. Их же мало – истинных ведьм, – и рисковать они уже не хотят. И знать ничего не хотят, – её голос сочился горечью. – Я мечтала доказать, что они узко мыслят – узко и примитивно. И не видят дальше собственного носа – не обращают внимания на тех, кто прячется в тенях.

Гульнара замолчала подавленно, и я шустро проанализировала её речь, делая заметки на полях.

Первое: «Дряхлые». Да, она должно быть молода. Очень молода, ибо для молодёжи и сорокалетние – старики.

Второе: «страусы» и «драгоценный Круг». С такой ненавистью говорят о том, чем хотят владеть, но не могут. О мечтательно-недоступном. Она хотела в Круг. И из-за этого выбрала сложную тему, чтобы её оценили и поскорее приняли на работу. Но не сложилось, и любовь сменилась лютой ненавистью. И мыслями о мести?.. Здесь я поставила знак вопроса. Да, и «мечтала доказать» сюда в принципе подходит. Но требует проверки.

Далее. «Узко и примитивно» – поразительная самоуверенность и самонадеянность. Не буду слушать старших, пойду и пересчитаю любезно подложенные судьбой грабли. И найду то, что спрятали, исключительно из вредности. У меня это прошло, когда я уехала от семьи поступать в университет, причём буквально за полгода. Под хрустальным колпаком ты, что ли, жила всегда?.. Но бед точно не знала. Битые судьбой в глупости не лезут, даже если им кровь из носу надо доказать, что они самые-самые. Наблюденческое ИМХО, да.

– Для тебя любой собеседник – открытая книга?

Я вздрогнула, отвлекаясь. Проклятая, придвинувшись, заинтересованно заглядывала в мои записи.

– Нет, конечно, – я смутилась. – Просто речь… Речь – это зеркало. Человек может чего-то не помнить или скрывать истину, но то, какие слова он подбирает, с какими интонациями их произносит, как строит фразы, говорит о многом. О воспитании и образовании, о темпераменте и мироощущении… И об ощущении себя в мире. Основы психологии из учебного курса, – пояснила неловко, – словесный портрет собеседника. Чтобы понимать, о чём спрашивать, на какие точки давить…