Архив

А теперь – нет. Теперь менялись в лице и боялись, но не восхищались. И за помертвевшими, побледневшими лицами читался страх и желание скорейшей кончины одному из псов нового режима. Странная получалась смесь: псина с крыльями. Коней с крыльями он знал – это по мифологии «пегасы», а он-то кто? «Кто я, Антон?»

А он и сдох, видимо, наркоман этот, который бабушкам мерещился. По крайней мере, больше они не плевались желчью Антону вслед и грязью не поливали при нем. Возможно, обсуждали потом, когда он уже вечерами, валясь с ног от усталости, облокачивался на стенку грохочущего лифта, с ключами выцарапанными надписями «Вася – лох» и «Светка – шлюха» (вот ведь новость! Бабки-то давно знали!) или ранними утрами убегал к метро. И тогда, едва он скрывался из поля зрения, очередная Петровна, Николаевна или Васильна громким шепотом молвила под одобрительные кивки старушонок: «Точно наркоман, девочки! Все они там в своем „управлении“ колются. Мне вот внук рассказывал, говорит, заходил он туда один раз, ну, когда эта его прошмандовка это самое, залетела, и разрешение на аборт надо было получать…»

Шушукаются и ахают. И крестятся, пока никто не видит.

Сейчас на скамейке было пусто («фух…»), только пара ворон сидели на урне и поклевывали мусор, опорожняясь белесой едкой жидкостью прямо там же. Глянули на Антона, каркнули что-то по-своему да продолжили выклевывать из полиэтиленовых пакетов пропитание. Отожраться ж надо на зиму, мало ли что, вдруг закон или указ какой опять. Или, не дай Бог (бабулька внутри Антона спешно перекрестилась), война и досюда докатится, до столицы.

Спугнул птиц с их харчевни визжащий скрип стертых тормозных колодок подъехавшего такси. Как с такими вообще можно ездить? Ну, ездить можно, конечно, а вот тормозить – не очень. Убьешься же. Ладно сам, так пассажира с собой прихватишь. Хотя ему хорошо, его никчемной семейке потом компенсацию выплатят и публичные извинения принесут, может, даже по телевизору изуродованный трупик его покажут, да и крику-то опять в новостях будет… Надо садиться.

Кузов пытался блестеть теплым желтым металликом, но за слоем грязи, что налетает с московских дорог сразу же после мойки в любое время года – не получалось. Колодки с дисками стерты в ноль, протектора на покрышках не было уже давно, на бортах и крыльях вмятины, передний бампер вообще в нескольких местах треснул, про задний Антон ничего сказать не мог – он обошел машинку спереди, чтобы взгромоздиться на пассажирское сидение и пробормотать «здрасьте», хлопая расхлябанной дверью. Уточнять, именно его ждут в 5 утра или нет – бессмысленно, тут без вариантов.

– Здравствуйте! – Кокаиново-бодро отозвался водитель, что-то тыкая в одном из трех телефонов. Каждый из них – глючная китайская поделка, сертифицированная к продаже в России, с вездесущим ГЛОНАССом и специальными чипами, шпионящими за владельцем. Древние звонилки, типа Нокии, днем с огнем не сыскать, да и денег на такую простому таксисту не заработать.

– Да, здравствуйте.

– Что, блудница выгнала с утра пораньше?

Водитель, не дожидаясь ответа, потеребонькал коробку передач, включил первую с явным усилием и скрежетом, и автомобиль, пыхтя, сорвался с места, все так же повизгивая, как поросенок, которого неудачно пырнули ножом и с первого раза он не сдох, а теперь носится как угорелый по загону, будто это изменит его участь.

Антон изначально не особо был настроен на диалог, хотелось вернуться домой и… как же там было… ах да, жрать холодную пиццу, спать на жестком матрасе и подрачивать на девок с сайта веб-камер, которые за пару сотен деревянных исполнят любую твою прихоть в режиме онлайн, но долг зовет. Поэтому он здесь, сидит на жестком, пропахшим потом и перегаром сидении, улавливает неистребимые нотки блевотины в обшарпанном салоне автомобиля, что проехал уже 550 тысяч километров, судя по одометру (Антон просыпался, точно. Иначе такие подробности он не приметил бы) и сонно смотрит на таксиста, на его мешки под глазами. Девушки меряются размером груди и глубиной своих дырок, а мужики, оставшиеся в городах – синяками от недосыпа под глазами. Вот тебе и равноправие двадцатых годов двадцать первого века.

Таксист вовремя заткнулся со своими шуточками и хохмами и делал вид, что Антона совершенно не существует. Прям как бабки у подъезда. Как они все, для которых Антон – не существует.

Может, Антона и правда не существует? Вот было бы облегчение…

Антон оставил своего наемного попутчика рулить, отвернулся к окну, облокотился виском о стекло, уставился куда-то то ли в пустоту, прошмыгивающие тротуары с редкими прохожими, то ли внутрь себя. Не пытался заснуть, но думал.

Думал, как же все задолбало. Вытряхнуться, что ли, в окно, как те дырявые портки того гаражного алкоголика…

Антон взялся за круглую, слегка шероховатую металлическую ручку и повернул ее. Ригель вышел из паза с характерным щелчком. Антон легонько толкнул дверь, и она со скрипом отворилась. Напротив него – огромное окно с широким подоконником и чудесным видом на клубящиеся нежно-розовые облака, распахнутое сейчас, а перед окном спиной к Антону стояла девушка, и ее длинные волосы трепал шальной ветер, аккуратно перебирая каждую прядь. Низенькая, маленькая еще, но угловатые подростковые линии уже начали оформляться в формы созревающей юной женщины. Она была в какой-то неразличимой, обыкновенной одежде, вроде в коротком платье или в кофточке с шортами.

Стояла и молчала, разглядывала проплывающие мимо облака в окне и разрезающие их конденсационными следами пухлые грузовые самолеты. Даже не вздрогнула от внезапного скрипа двери, не спугнула чей-то незримый дух, присутствующий здесь, будто ждала, как опутают ее чьи-то руки, крепко сожмутся на груди и не дадут выскочить самой в небо, разрезать его на право и лево, как дымный хвост после улетевшего на край света самолета. Антон и хотел подойти, только что-то его держало, крепко-крепко: то ли ее красота, то ли гнилистые руки, что выросли прямо из пола и схватили его за лодыжки.

– Извините…

«Не извиню. Я смотрю сон, отстань.»

– Эй, извините…

Его трясут за плечо.

– А?.. Что?.. – вымаргивая сновидения о той девочке, Антон ошалело пялился вокруг, то на настороженного водителя, то на мутный пейзаж за заляпанным стеклом: влажный асфальт, тротуарная плитка, выкрашенный в черный сварной забор, вялый газончик за ним, упирающийся в низенькое здание с редкими окошками, облицованное крупной бледно-бежевой плиткой.

– Приехали…

– А… А, да… Спасибо… Я тут выйду. – Как будто у Антона был выбор.

Как слепой, Антон тыкался рукой в шершавый пластик двери в поисках ручки.

– Подождите…

– Что?..

– У вас нет… налички?..

Разряд тока прошелся от кончиков пальцев по нервам, скручивая их в тугой жгут, слился воедино в мозгу и взорвался яркой вспышкой, мгновенно пробуждая каждый синапс.

– Ты че, совсем охренел?!

Водитель потупил взор. Антон поозирался по сторонам сквозь заляпанные стекла, а затем его взгляд прилип к водителю, силился прочитать плохо скрываемые эмоции на его лице: смущение, испуг, нотки надежды. Будто лишние 200 рублей старыми замызганными бумажками, уже лет десять как непечатаемыми, могут выправить его жизнь, вернуть в нужное русло. Водитель нервно зароптал:

– Извините, извините… Хорошего… дня…

Он нерешительно тыкал дрожащим не то от страха, не то от волнения пальцем в кнопку «завершить поездку» на одном из его телефонов, покуда на других его уже ждали другие пассажиры, и даже назойливо звонили и спрашивали, где, мать его, он?

Антон, даже не поворчав напоследок, выбрался из чудом довезшего его до пункта назначения автомобиля, и опять хлопнул дверью. Она аж мелко завибрировала тонким металлом за грязью и «лакокрасочным покрытием» («придумали же словосочетание…»), но, черт, как же понять, с какой силой ее надо закрывать, чтобы она мягко вошла в пазы и закрылась?

Такси стартануло и резво укатило до перекрестка и скрылось из виду. Антон туповато смотрел вслед. Он не пытался запомнить номер, чтобы настучать куда надо – все равно забудет. Самому надо было брать, но вызов…