Архив

«Так, окно надо бы закрыть.»

«Дочка, Лизочка, доченька моя…» – она все рыдала и рыдала, а Антон чуть поглаживал ее по спине, приговаривая «ну, ну, ничего, это ничего», хотя это было очень даже «чего», и «ничем» никогда бы не стало. Всегда оставалось бы «чем», для нее утратой и для него, неугомонного, вечно докапывающегося до истины, очередной нарывающей занозой в заднице, что аж сидеть больно. И в этот раз докопается, и накажет, и те заплатят… Заплатят, все заплатят в этом гребаном супермаркете жизни, где Антон – охранник на выходе. Касса-то – тоже на выходе. «На выходе касса, твари, и вы за все заплатите, за все…»

Всхлипывания прекратились, осталось только шумное неровное дыхание, но и то растягивалось в какой-то слишком замедленный ритм. Тело обмякло, и Антон уже не столько прижимал ее к себе, сколько поддерживал в вертикальном положении.

– Вероника Петровна?

Она не ответила, но тело продолжало наливаться тяжестью, пока, наконец, ее ноги не подкосились, и она не повисла на Антоне.

– Вероника Петровна?

Он аккуратно развернулся к кровати и уложил ее. Ее голова безвольно откинулась, рот немного приоткрылся, и из него вышел последний выстраданный выдох. Антон слегка испугался, но пощупал пульс на шее – медленный, но есть. Ее психика не выдержала давления обстоятельств и реальности, отключилась, ушла в перезагрузку. Надолго ли – пока непонятно. Главное, чтобы это не закончилось каким-нибудь инфарктом или сердечным приступом – еще один рапорт придется писать.

Антон приподнял ее веко. Зрачок не двигался и не реагировал на свет. Черт его знает. Его же учили чему-то в академии первые несколько месяцев службы рядовым: как оказывать неотложную помощь, перевязки там всякие, жгуты и шины, как определять инсульты, удары током, сердечные приступы, как правильно светить фонариком в зрачки, считать пульс, проверять дыхание, бить в грудь и целовать взасос. Но, во-первых, то было пятнадцать лет назад, а во-вторых, давайте будем честными, в первую очередь по отношению к самим себе: кто в прыщавом юношестве будет слушать эту белиберду старого, маразматичного, отошедшего от практики врача, подрабатывающего на пенсии преподавателем, когда окна лектория выходят прямо на женское общежитие?

Дышит – и ладно.

Антон оставил женщину в покое, достал из кармана листок и снова перечитал последние, местами размытые слезами строчки девушки, решившей, будто бы жизнь ее достаточно дерьмова, чтобы покончить с ней. Ей бы в один из тех разрушенных южных городов, побыть в шкуре беженцев, что бессильно смотрели, как снаряды падают на их дома, крошат бетонные перекрытия, складывают многоэтажки, как карточные домики, и остатки их прежних жизней дотлевают, коптя некогда мирное небо.

Впрочем, у каждого – своя война. И исход у каждого свой: кому в окно, а кому мыкаться по чужим, еще целым городам.

Он вчитывался в каждое слово по нескольку раз, иногда отрывая взгляд от листка: искал в комнате следы борьбы или намеки, пытался вспомнить конфигурацию замка входной двери зачем-то, а потом понял: убийца просто вышел и закрыл на ключ. Надо спросить, у кого были ключи. И кого видела консьержка. Никого, конечно, не видела – она ж спала, карга старая. Есть ли камеры в подъезде? А если и есть, то работают ли они, и сервер, и есть ли место на жестких дисках, и достаточно ли его, чтобы записать всю ночь?

«Ты все это уже спросил, придурок. Ключей ни у кого не было, камер нет, консьержка ничего не видела. Чего ты хочешь еще?»

Тяжелые мысли и десятки вопросов и обстоятельств, которые надо проверить, вихрились в голове. Антон заметил полочку с безделушками: какие-то статуэтки, старые замызганные фенечки, шкатулка с «драгоценностями» (там наверняка пара серебряных сережек и позолоченная подвеска), камешки с моря с подписями: «Крым 2023», «Была в Керчи!» и всякая белиберда, которая пробуждала у владельца ностальгические воспоминания, но по факту – только пыль собирала. Антон лизнул пересохшие губы, подошел вплотную к полке, чуть наклонился и хищно разглядывал каждую вещицу, забыв о девушке, матери ее, распахнутом окне, странной записке, дежа вю и вообще обо всем.

Адреналин шумно ударил в виски, и сердце тяжело забухало в груди, мышцы напряглись и одеревенели, а на лбу проступили мелкие бисеринки пота, скапливаясь в ранних морщинах. Антон воровато поозирался по сторонам, проверил, еще в отключке ли мать, затем аккуратным быстрым движением схватил вырезанный из дерева кулончик с завитушками и сунул его себе в карман, чуть потеребил его напоследок внутри.

Антон разогнул затекшую спину, торжествуя прогулялся до рабочего стола и окна. Выглянул в него: таджики, молдоване или кто они там, – хер разберешь с расстояния, – ковыряют крышу соседнего дома, переставляют туда-сюда огромные бочки то ли краски, то ли еще чего, раскатывают новый рубероид и спорят постоянно друг с другом, затихают только, когда на крышу поднимается какая-то пятидесятилетняя (распознать возраст женщины проще, чем национальность мужиков) женщина и орет на них. Далеко внизу суетились муравьишки, а рядом лежал лепесток малюсенького белого цветка – «как же он называется…»

Антон закрыл окно и сел в дешевое поскрипывающее кресло, покружился в нем удовлетворенно, будто подрочив и вытерев обмякший член припрятанными в ящике стола салфетками.

Заметил на столе телефон. Нажал на кнопку. Экран ожил, высветил пару пустых уведомлений (новый рекомендуемый друг в социальной сети и скидка на суши в 15% до конца недели) и затребовал отпечаток пальца. Поднял крышку ноутбука – зажглась красивая фотография заката на море и поле для ввода пароля в центре экрана. Нигде рядом на стикере он написан не был.

Мысли о деле, уступившие минутному порыву клептомана, возвращались. Антон достал свой телефон и набрал последний номер, того жиртреста в погонах, Кондратюк, или Кондрачук, как его там…

– Сержант такой-то оттуда-то слушает! – У Антона будто фильтр в ушах включался на имена и подразделения.

– Вызовите группу и кого-нибудь из ФСИБ.

– Зачем?..

– Повтори… те?..

– Зачем кого-то вызывать?..

«Действительно, Антон, зачем? Какие у тебя есть доказательства убийства или прямого доведения до самоубийства, кроме этой странной записки?..»

– «Зачем»?!. Зачем… Затем, что Я так сказал.

На том конце замешкались.

– Так… Так… Так точно!..

Кресло медленно вращалось, и в поле зрение Антона вновь попала распластавшаяся на кровати женщина:

– И врачи пусть сюда поднимаются, мамаше плохо.

– Так тут это… Консьержка тоже помирает.

– Рожать может?

– Эээ… Не думаю.

– Тогда хер с ней.

Глава 2

Первым подтянулся худощавый очкарик, из Федеральной Службы Информационной Безопасности, скорее всего – только там могли работать такие хиляки. Мужику было, как и Антону, лет 30, но линии лица, пушок на подбородке и синяки под глазами твердили свои «16», и продавцы в магазинах точно спрашивали у него, угловатого, каждым утром, паспорт, прежде чем пробить сигареты или бутылку водки. Хотя вряд ли он много пил: с его телосложением пузыря ему хватило бы на месяц.

Месяц комы после алкогольного отравления от первой же стопки.

Техник застыл истуканом в прихожей и внимательно смотрел на нетерпеливого и грубого Антона.

– Ты из ФСИБа?

Очкарик кивнул, прищурился, наблюдал за реакцией.

– Хули вылупился-то? Ты работать будешь, нет?

– Работать?

– Тебя сюда компьютер изучить прислали, ну так давай, вперед.

Снова загадочная пауза, и на лице парня никаких эмоций, никакой реакции на оскорбление:

– Куда идти?

– Туда.

Техник, не разуваясь, прошел в спальню девушки, сел на скрипящее кресло, закрыл ноутук, вытащил из него кабель зарядки, перевернул, открутил нижнюю крышку корпуса, извлек обе батареи – основную и резервную, и тогда принялся тыкать в разные чипы на системной плате, а Антон присел на кровать рядом с находящейся в отключке Вероникой Петровной, и внимательно, впитывая, наблюдал за его действиями.