Страница 5 из 28
Еще издали у склада с цифрой 6 мы увидели короткую коренастую фигуру Кости Иваненко, нашего зимовщика.
Просто непонятно, когда отдыхает и спит этот человек. Он приезжает на склад первым и уходит со склада последним.
Костя всегда недоволен нами. Он постоянно корит нас, что мы опаздываем, хотя мы и приходим вовремя. То он ворчит, что мы работаем слишком медленно, то ругается, что мы торопимся как на пожар, делаем все наспех, плохо, не так, как надо.
Косте тридцать семь лет, но он еще студент. Всего лишь три года назад он окончил рабфак и поступил в вуз.
Он и учиться-то начал только в тридцать лет, а до того был мальчиком на побегушках, батрачил, работал на хозяев по заводам и мастерским, был красногвардейцем, воевал с Врангелем[6]. И хотя теперь он сам скоро будет уже инженером-механиком, но к нам – геофизикам, геологам, метеорологам – он относится с пренебрежением и за глаза называет всех «ветродуями».
Костя едет на зимовку служителем. Он на год взял в институте отпуск для того, чтобы за время зимовки подкопить денег и потом спокойно закончить ученье.
Там, на полярной обсерватории, он будет простым уборщиком, истопником, а сейчас, когда надо грузить мешки и ящики, упаковывать тюки и заделывать бочки, Костя – наше главное начальство, наш командир. Здесь мы обязаны беспрекословно ему подчиняться.
– Что, на волах, что ли, ехали? – сердито говорит Костя, когда мы подходим к складу. – Все папиросы покурил, пока дождался.
Лицо у Кости злое, небритое, макинтош[7] измят и перепачкан.
Он достает из кармана пачку желтых истрепанных накладных, перебирает их и наконец вытягивает из середки какой-то замусоленный листок.
– Восемь человек на склад, остальные за мной, на баржу, – отрывисто командует он.
Баржа пришвартована тут же у берега, в нескольких шагах от склада.
Груз, который нужно разобрать и упаковать, лежит в двух местах – в складе и в трюме баржи.
Весь этот груз мы должны сложить в одном месте – на палубе баржи, и уже с палубы грузчики и матросы перегрузят его в просторные трюмы ледокола.
– А что будем сегодня делать? – спрашиваю я.
– На барже грузить муку и консервы, в складе паковать одежду. Побыстрее, товарищи, побыстрее! Ну, кто пойдет на баржу?
На баржу никому не хочется. Работа на барже тяжелая – груз надо паковать в глубоком темном трюме и на собственной спине поднимать на палубу.
– Ну, никто не пойдет? Тогда буду назначать, – говорит Костя и, тыча толстым коротким пальцем, вызывает: – Безбородов, Быстров, Гуткин…
Вызвав нас троих, Костя останавливается и пристально осматривает остальных, раздумывая, кого бы ему еще выбрать.
– Я уже был, – испуганно говорит наш аэролог[8] Каплин.
– Вот и хорошо, – отвечает Костя, – значит, знаешь уже, как на барже работать. Ну, теперь еще двоих нужно…
– Я пойду, – раздается вдруг угрюмый глухой голос. Это наш сибиряк – актинометрист[9] Лызлов. Он всегда держится немного в стороне от нас, мало разговаривает, ни с кем никогда не спорит.
Последней жертвой Костя выбирает магнитолога[10] Стучинского. В руках у него фетровая шляпа, он как-то особенно аккуратно одет, гладко причесан.
Отобрав шесть человек, Костя отправляет остальных зимовщиков в склад, а нас ведет на баржу.
Вся палуба баржи завалена ящиками. Костя проворно бегает по узким коридорчикам между высокими штабелями ящиков и откуда-то, из каких-то закоулочков выталкивает, выпихивает, выгоняет ленивых толстомордых баржевых. Им на барже житье. Все лето отсюда, из Архангельска, уходят на север зимовки и экспедиции. Баржевые кормятся около зимовщиков, обленились, разжирели.
– Пошевеливайся! Потом выспитесь! – покрикивает на них Костя.
Из дощатой будки, похожей на большую собачью конуру, появляется, гремя ключами и шаркая бахилами, старший баржевой Макуха. Лицо у него белое, опухшее, точно из жеваной резинки.
– С чего начинать-то? – недовольно спрашивает он и зевает, подскуливая, как собака.
– Муку, муку. Вот накладная. Шесть с половиной тысяч кило ржаной. Потом белую.
– Шесть с половиной? – задумчиво переспрашивает Макуха. – Скажи пожалуйста!
Он осматривает нас и кричит куда-то в сторону:
– Мироныч! Мироныч, чертова кукла!
И сейчас же из-за ящиков мелкой, торопливой рысцой выбегает «чертова кукла» – сухонький старичок в полосатых портках.
– Чего извольте-с?
– Открывай середний трюм. Муку брать будут.
– Мучицу? Сей секунд. Мучицу, значит. Пожалте, граждане, сюда.
Мы все, шесть человек, спускаемся в трюм.
В трюме темно, пахнет крысами и мукой, тихо, плещется за стенкой Двина.
Старик высоко поднимает над головой фонарь и говорит шепотом:
– Вот эту берите. Отседа. Добрая мучица, сухая. Я плохой не дам. Ведь куды едете-то, господи, твоя воля.
– А как же ее таскать? На спине? – испуганно спрашивает Стучинский.
– А как же? Известно, на спине. На спине, милые, на спине. Вот они вчера таскали, – говорит старик, мотнув головой на Каплина, – и ничего, живы остались, не померли.
– Да, не померли, – ворчит Каплин, – до сих пор поясник не разогнуть. Надорвался, как собака.
– Мы ведь, папаша, геофизики, – вежливо говорит старику Стучинский. – Научные сотрудники.
– Научные? – удивляется старик. – Научным-то, конешно, не сподручно. Научные, значит. Ай-ай-ай! – Он качает головой, фонарь ходит в его руке, и мечутся по стенам трюма наши черные огромные тени.
Мы стоим около мешков, переминаясь и покрякивая. Перетаскать на спине шесть тонн муки! Грузчики мы плохие.
Стучинский задумчиво чистит рукавом свою фетровую шляпу. Гуткин пинает ногой мешок и говорит со злостью:
– Здоровые, черти. Пуда[11] по четыре.
– Что ты, Вася, по четыре?! Пятерики, – чуть не плача, говорит Каплин. – Ноги со вчерашнего дня трясутся как овечий хвост. – И он садится на ящик с консервами и грустно шмыгает носом.
Только один Гриша Быстров – маленький, худенький, вертлявый – не унывает. Он проворно осматривает мешки и подмигивает старику.
– На спине, говоришь? Ну, это дудки. Дудочки. Сейчас что-нибудь сообразим, чего-нибудь придумаем.
Он озирается по сторонам, исчезает во тьме трюма и возвращается очень взволнованный и радостный.
– Товарищи! – звонко кричит он, размахивая руками. – Все очень просто. Зачем таскать на спине? Пусть дураки таскают. Берем мешок, подносим к лазу. Сверху по гладкой доске спускаем веревку с петлей. Петлю – на мешок, и пошел наверх. Красота, а? По доске! Никакого трения. Блестяще! А? – Он суетится, захлебывается. – Можно блок поставить, тогда будет разложение сил, еще легче. Папаша, блока у вас нет?
– Блока нет. Чего нет, того нет. Да зачем же блок? На спине легчей.
– Рассказывай! – кричит Гриша. – Нас, папаша, не проведешь. Механика! Товарищи, нет, верно? А? На веревке? Попробуйте только. В сто раз легче. А?
Гриша сыплет слова, как горох из мешка. Мы уже знаем, что переспорить Гришу нельзя – заговорит.
– Что ж, – спокойно соглашается Лызлов. – Можно, пожалуй, попробовать. – Он пристально осматривает нас сквозь маленькие стеклышки очков в жестяной оправе. – Попробуем?
– Попробуем, попробуем, – суетится Гриша. – Мы внизу, вы наверху. Потом можно поменяться. Отец, давай веревку! Все дело в том, чтобы правильно накинуть на мешок петлю и равномерно тянуть вверх.
– Чудеса, – сокрушенно говорит старик. – Сроду муку так не грузили. Интересно… – Он вешает фонарь на гвоздь, хочет идти за веревкой, но останавливается и хитро говорит: – Ну, ладно, подняли. А потом-то, до места, где на палубе бунт[12] класть будете, все едино на спине мешки таскать? Как же так?
6
Петр Николаевич Врангель (1878–1928) – участник Русско-японской и Первой мировой войн, один из главных руководителей Белого движения в годы Гражданской войны.
7
Макинтош – непромокаемый плащ из прорезиненной ткани.
8
Аэролог – специалист в области аэрологии, науки, изучающей верхние слои атмосферы Земли.
9
Актинометрист – специалист в области актинометрии, науки, изучающей излучение Солнца и его влияние на Землю.
10
Магнитолог – специалист в области магнитологии, науки, изучающей магнитные явления (в частности, магнитное поле Земли).
11
Пуд – 16,3 кг.
12
Бунт – здесь: сложенные в штабели рядами мешки.