Страница 2 из 16
– Я. Драка тут. Большая. Народу много.
– Где? Говори толком…
– Амурская! – боясь, что может неправильно назвать номер дома, Олег беспокойно вертел головой по сторонам, пытаясь во тьме разглядеть таблички с цифрами. – Семь! Во дворе! У детской площадки!
– Жди.
В следующую секунду из динамика уже хрипело:
– Внимание нарядам и экипажам, находящимся на маршрутах! Срочно прибыть во двор дома семь по Амурской! Требуется помощь триста третьему! Всем нарядам…
Повторив команду, «Виола-Н» протрещала:
– Кто принял? Позывные!
Ответы Рассказов слушать не стал, и, перекинув ремешок рации через плечо, да позабыв про запрет наставника, влез в гущу толкающихся, харкающих матами, озлобленно рычащих людей. Схватил кого-то за шиворот куртки, потащил от Семенова на себя, увернулся от одного удара кулаком в лицо и тут же поймал следующий. В голове загудело, челюсть заныла. Упали, стали барахтаться в снегу. Как Олег сумел оказаться сверху, он и сам не понял. Придавив коленом грудь поверженного противника, стал лупить по неразличимому в темноте лицу, что было силы. Теперь уже его оттаскивали, и он, не видя кричащего, слышал над макушкой голос, казавшийся ему далёким:
– Отставить! Стажер, отставить! Брось его! С ума сошел?!
Олег встал, обернулся, увидел стоящих перед собой бойцов экипажа вневедомственной охраны. А рядом с ними инспектор ДПС с ошарашенным взглядом.
– Ты ж его чуть не убил, – озадаченно пробубнил Тропарев, показывая взглядом на парня, стоявшего на карачках и сплевывавшего в истоптанный снег кровью. – Че творишь? Думать надо! У тебя задача, задержать, а не убить…
Олег не ответил. Внутренняя дрожь в юношеском теле не желала униматься. Медленно оглядев заснеженное поле брани, он убедился, что все кончилось. Слишком быстро. И понять не успел, что это было, а только милиционеров в неприветливом дворе присутствовало уже больше, чем тех, с кем сцепился их наряд. И почти в каждом окне, темном всего несколько минут назад, зажегся свет. Жильцы с интересом наблюдали, что происходит в их дворе, чего менты понаехали.
– Вы ещё не знаете, кто я! У меня отец! – не унимался один из задержанных, насильно посаженный на заднее сидение уазика. Глаза, под которыми наливались синяки, пылали ненавистью, из разбитого носа сочилась кровь. – Я несовершеннолетний! Животные! Мне, вааще, шеснацать! Поняли?! Вам кранты, уроды!
И повторил по слогам, перемежая матом:
– Вам кранты! Я – малолетка!
«Да-а? А с виду и не скажешь. Здоровенький телок уродился, на все двадцать с гаком потянет», – безразлично подумал Олег.
Но, кроме Рассказова, беснующегося подростка больше никто не слушал. Каждый из присутствующих за годы службы уже привык к таким деткам, и только в жизни стажёра подобное происходило впервые. Тропарев, с оторванным наполовину капюшоном на бушлате, легонько тормошил за плечо лежавшего в сугробе милиционера, однако тот не реагировал.
– Оставь, хуже сделаешь, – нервно прикуривая, сказал Семенов. – Скорая уже едет.
– Это Жучков что ли? Околоточный с привокзального? – удивился гаишник, глядя на лежащего.
– Точно, Андрюха, – кивнул боец экипажа вневедомки и, взяв валявшуюся в стороне форменную шапку, попробовал надеть её на осторожно приподнятую им окровавленную голову избитого участкового. – Бухой, кажись. Или от этих уродов запах остался?
– Не трогай, говорю, – раздраженно повторил Семенов. – Какого лешего он тут оказался в это время? Не его территория…
Ответа никто не знал.
Машина скорой помощи въехала во двор бесшумно, празднично мигая проблесковыми маячками…
– Дискотека прямо, мля, – сплюнул Семенов окровавленной слюной. От чьего-то удара губа его треснула и распухла.
Из воспоминаний в реальность Олега вернул грубый тычок в плечо.
– Чего пихаешься? – недовольно спросил стажёр, посмотрев на соседа – Колю Ястребова, но тот лишь указал взглядом на судью. В изумлённом взоре сверкало возмущение: «Смотри, куда клонит зараза».
Старый судья продолжал монотонно читать:
– Установочных данных мужчины милиционеры не зафиксировали, в связи с чем до настоящего времени найти его и допросить по обстоятельствам дела не представилось возможным. Учитывая показания участкового уполномоченного Жучкова Андрея Васильевича, о том, что ни за кого он не заступался, его никто не бил, упал он сам, поскользнувшись, суд приходит к выводу, что Семенов и Тропарев лгут, и неизвестного мужчину выдумали для построения линии защиты в суде. Вину подсудимые отрицают и настаивают на своих показаниях…
Под потолком с обычными плафонами, будто это класс школы, а не место, где решаются судьбы человеческие, загудело напряжение такой силы, что казалось, еще немного и у всех барабанные перепонки полопаются, а глаза выскочат из орбит. Стало совершенно ясно, – никакой справедливости нет. И никогда не было. Всё это никчёмные выдумки человечества.
– Признать Тропарева Александра Викторовича, восьмого июня тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения, уроженца Григорьевска, русского, гражданина Российской Федерации, виновным в совершении преступления, предусмотренного пунктами, а и б части третьей статьи двести восемьдесят шестой уголовного кодекса Российской Федерации и назначить ему наказание в виде шести лет и четырех месяцев лишения свободы с отбыванием в колонии общего режима…
– Женщине плохо! – завизжал кто-то испуганно. – Врача! Быстрее!
– Лен! Лена, что с тобой?! Лена! Леночка! – Сашка, заметно исхудавший за время пребывания в следственном изоляторе, беспокойно метался по клетке.
Его друг и напарник, Макс Семенов недоуменно смотрел на происходящее вокруг так, будто отказывался верить, что это не шутка. Конвойные напряглись, вытянулись в струнку, лица их посуровели. Они теперь по разные стороны баррикад с теми, кого ещё минуту назад считали своими. Если что, им и стрелять по Сашке с Максом придется.
– Тишина в зале! – громогласно потребовал судья, но замечание осталось без внимания.
– Беременная она! Выкидыш может быть!
– Да, вызовите же скорую!
– Вызвали!
– Лена! Лен, я люблю тебя! – продолжал беспомощно кричать Сашка. – Лен…
– Какой идиот додумался беременную на суд притащить?!
– Мужа её судят! Как же ей?!
– Лена, держись! Всё будет хорошо! Я скоро вернусь, родная! Слышишь?!
Но Олег видел, что никто не слушает бывшего милиционера, а ныне отъявленного преступника, на котором и клейма ставить негде. Растерявшись, стажёр сел на деревянный скрипучий стул и уставился под ноги. Гвалт превратился в сплошную какофонию, и уже ничего нельзя было разобрать. Кто беременный? Кого и за что судят? А он сам? Он-то что здесь делает? Кто все эти люди? А он -кто? И зачем? Какое его предназначение во всём этом? Живёт он для чего? Двадцатилетний Олег Рассказов впервые задумался над тем, что люди именуют смыслом, но, взглянув на лицо зверски избитого Сашкой и Максом подростка, сразу позабыл. Абсолютное равнодушие к происходящему на морде лживого ублюдка и величайшее торжество в глазах его матери, требовали от Олега одного. Немедленно, отшвыривая со своего пути стулья, расталкивая столпившихся людей, подойти к этим сволочам, и одной плюнуть в рожу, а другому добавить синяков. Да с такой силой, чтобы башка его оторвалась раз и навсегда, и всем тогда будет хорошо. И судить Рассказова будут вместе с наставниками. И по справедливости уже, – ребенка ведь убил. Не обидно будет. Но Олег ничего не сделал.
Жену Тропарева увезли в больницу, и вместе с ней зал покинуло несколько человек. Стало просторнее. Напряжение исчезло без следа. Накрыла пустота. Саша сидел на скамье подсудимых, спрятав лицо в ладони и по вздрагивающим его плечам было понятно, – рыдает. Приговор Семенову дослушали в полной тишине. Он, небольшого роста и тоже осунувшийся, стоял, до крови закусив губу, и неотступно смотрел на Жучкова. Олег знал такой взгляд. Так охотник смотрит на давно ожидаемую цель. Только здесь выстрела не будет – патронов больше нет. Рассказов усмехнулся, – два года назад у него патроны были, и он выстрелил, но специально промахнулся. А, может, стоило тогда попасть? Но чтобы это дало? Чьей-то смертью прошлого не изменишь. Да, и ничем другим тоже. Чувствуя на себе взгляд Максима, участковый, бывший потерпевшим, но по какой-то нелепости ставший свидетелем обвинения своих же товарищей, ёрзал на стуле. Ему, из-за травм, одному разрешили не вставать. Человек недавно с больничной койки, с бодожком ходит. Надо бы пожалеть. Да не получается, как ни старайся.