Страница 10 из 16
– Короче, всё понятно с вашей потенцией, товарищ прапорщик, – опять расхохотался Киреев. – Коли к тачке, как к жене…
– Цыц, зелень, – водитель обернулся к стажеру и посмотрел на него в готовности испепелить одним взглядом, да помешал неприятно режущий слух треск радиостанции.
– Двести седьмой! Я – Центр! – напомнил о своем существовании далекий невидимый оперативный дежурный.
Осетин, о национальности которого никто бы и не догадался, не говори он об этом сам и без малейшего акцента. Ему в дежурке хорошо, сухо и тепло, как на родине его дедов. Телевизор рядом и чайник с холодильником, а ещё кровать в комнате отдыха. Но бойцов мобильного экипажа он сейчас, не задумываясь, выгонит на мороз. Вон как надрывается.
– Двести седьмой! Ответь Центру!
– На приёме, – нехотя ответил Олег, поднеся микрофон к губам
– Почему сразу не отвечаешь? Где находишься?
–Революции, пять, – нехотя ответил Олег и, пытаясь прогнать из засыпающего мозга отчаянно свербящие мысли: «Нет! Нет же! Утро! Конец смены скоро»!
– Дуй во двор тридцатого дома. Жильцы звонят, машина чужая раскачивается подозрительно и крики оттуда. Может, душат кого…
– А пэпсы сдались уже? – вмешался в эфир голос командира первого взвода старшего лейтенанта милиции Андронова, заступившего на сутки старшим второго экипажа. – Умеют вовремя слинять, бросив город на два наших экипажа и гайцев.
– Леша, дорогой, не начинай. Графики несения службы подразделениями не я придумываю. Недоволен, иди завтра с утреца к царю и выскажи ему…
– Апсахыч, зачем с козырей начинаешь? Не пойду я к начальнику отдела, не дурак, предъявы ему кидать, – даже сквозь хрипы радиостанции угадывалась самодовольная ухмылка взводного. Андронову одному нравилось, как он шутил.
– Тогда не задавай глупых вопросов. Ты командир, а треплешься, как старуха на базаре. На всякий случай сообщаю, гаишники на аварии со смертельным, и кроме вас, Лёша, не кому. Если тебе полегчает, то пэпсы один экипаж оставили, но они сейчас двойную превенцию собирают, в микрахе муж за молоток схватился и предупредил жену, что она его когда-нибудь достанет, и он её кокнет.
Заставив Андронова ретироваться, строгий оперативный дежурный вновь обратился к Рассказову.
– Двести седьмой, как принял?
– Нормально принял. Лечу уже, – обреченно выдохнул Олег, надевая бронежилет.
– Рассказов, смотри, чтоб стажер не лез вперед батьки в пекло, – напомнил далекий командир взвода. – Если что, кричи в рацию, подскочу.
Вместо ответа командиру Олег обернулся и внимательно посмотрел на Киреева.
– Короче, я понял, товарищ младший лейтенант, – убедительно пробурчал Славка.
Водитель, сноровисто застегнув бушлат и справившись с бронником быстрее старшего экипажа, уже вырулил с обочины на проезжую часть, не включив сигнал поворота, и с характерным звуком передвинул рычаг переключения скоростей с первой на вторую. На месте были через минуту – в три раза быстрее, чем требует приказ. Это же не мегаполис столичный, здесь и днем от силы машин сорок туда – сюда катаются, а ночью так и вовсе никого нет.
Двор с едва различимыми по его периметру единственными в Григорьевске многоэтажками, был тёмным. Новый район. В том смысле, что возвели его под занавес Советского Союза, и после в райцентре уже ничего не строили и не производили, а только продавали.
Ледяную тишину, кроме рёва двигателя отечественного внедорожника, ни что больше не нарушало. В дальнем свете фар угадывалось невысокое строение детсада, окруженного металлическим забором. Ворота были распахнуты настежь, и меж створок раскачивалась из стороны в сторону желтая вазовская семерка. Подъехали близко, загородив единственный проезд. Если что-то не в порядке, то далеко на этом жигуле уже никто не уедет. Глушить двигатель уазика водитель не стал. Рассказов вышел из машины, поправил шапку на голове и ремень укороченного калаша на плече. Попутно выкинув в сугроб смятую обёртку от хот-дога, милиционер зевнул и шагнул к раскачивающейся машине. Не обращая внимания на мороз, обжигавший лицо, Рассказов достал из кармана бушлата фонарик и попробовал заглянуть в салон через правые стекла. Ничего не увидев, он хотел постучать по стеклу, но сдавленный звук изнутри, похожий на умоляющий: «Пусти», заставил сразу дернуть за ручку задней дверцы.
– Чё там, Олег?! – будто из другого мира донесся до Рассказова голос водителя экипажа, но младший лейтенант милиции не ответил.
Ноги. Нет. Колготки. Серые. Шерстяные. Неаккуратно стащенные до чёрных кожаных женских полусапожек. А между ними обнаженный мужской зад, ритмично двигающийся вниз – вверх, вниз – вверх. Ничего необычного, но тонкий, полный ужаса и мольбы, вопль, вперемешку с неуёмным от безысходности плачем, недвусмысленно говорил, что, не говоря о любви, здесь до обыкновенной симпатии было, как до Поднебесной в тапочках.
– Не надо! Пустите! Да, помогите же! – испуганно верещала женщина.
И выныривающий из рукава полушубка, маленький, словно игрушечный, девичий кулачок бессильно, но исступленно колотил по огромной спине, обтянутой в чёрную кожанку над голым задом.
– Не надо! Пожалуйста, не надо!
А в ответ рык:
– Заткнись! Убью!
– Хватит, прошу вас!
– Закройся, тебе говорят, тварь!
Всё смешалось в голове милиционера: Вопли, плач, рык, стоны, мольбы, ноги, сапоги, кулачок, движения. И глаза. Огромные удивленные глаза из полумрака у противоположной дверцы автомобиля. Казалось, прошли часы, прежде чем Рассказов, прогнав оторопь, начал действовать. Но миновало лишь несколько секунд, и Олег, неотрывно глядя в эти глаза, схватился одной рукой за куртку, другой за спущенные джинсы и, со всей силы, рванул на себя. Резко развернувшись, он кинул насильника в сугроб.
– Славка, заходи с другой стороны! Там второй! – запыхавшись, прокричал Рассказов, позабыв, что стажер абсолютно не защищен, но посмотреть, что происходит у Киреева, не мог.
Тот, которого Олег бесцеремонно вытащил из машины, уже выбрался из сугроба и, проворно натянув штаны, бесстрашно двинулся на милиционера:
– Ты чё, мусор?! Попутал?! А-а?! Те чё надо?!
Высокий, крупный, лица в темноте не разглядеть. Но вытаскивая его из тесного салона машины, тяжести Олег не почувствовал. Легко получилось. Также легко, как дать по морде подонка в один щелчок откинутым прикладом автомата, мгновенно сорванного с плеча, когда тот, не слушая строгого предупреждения, занес кулак для удара.
– Стой, где стоишь! Милиция! – и удар, чёткий, глухой.
Остановиться, как того требовал Олег, у подонка не получилось, и он всё массой шумно плюхнулся в сугроб. Злобно рыча, замотал головой, но нашел в себе силы подняться и снова попёр на младшего лейтенанта милиции:
– Тебе кранты, урод!
– Не дергайся! – стараясь унять волнение, громко и как можно строже предупредил Олег, машинально щёлкнув вниз скобой предохранителя. – Завалю!
– Э-э… Ты чё, командир!? Ну, чё ты!? – опасливо глядя на вороненый ствол автомата, задержанный остановился и больше не пугал, а старался показаться своим и успокаивал противника. – Мы дружим! Это девушка моя…
– Обалденно вы тут дружите! – удивившись наглости противника, громко перебил младший лейтенант милиции. – Один держит, другой насилует, а она визжит, вырывается, убежать хочет! Такой дружбы я ещё не видел!
– Кто кого насилует? Дружим, говорю, – невозмутимо повторил задержанный и, не глядя на девушку, прокричал. – Юль, скажи…
– Я не Юля, – всхлипывая, ответила потерпевшая. – Я от подруги шла, они меня в машину затолкали, и сюда…
– Оп, перепутал чутка. Не убивать же меня за это, – оскалился задержанный и уверенно прокричал. – Дала-то сама! Да?! Как тебя там, эй?!
– Нет! Я не сама! Они силой! – по-прежнему всхлипывала девушка.
– Какой силой?! Гонишь, овца! – парировал другой задержанный. – Сама села к нам!
– Давай так, командир, мы всё порешаем ща, – убедительно заговорил противник. – Тебе с пацанами твоими чё, сколь надо?