Грёбаный Тони

– Из тебя получится хороший коп, Тони, ты умеешь держать удар.

– Да какого чёрта! – крикнул Стэн.

– Сынок, не начинай, сейчас ляпнешь чего лишнего, а потом, когда все уляжется, тебе будет очень стыдно. Соберись, пожми руку своему напарнику и ступай писать отчёт.

Я посмотрел на Стэна – тот снова тёр глаза. Моя открытая ладонь полетела навстречу напарнику. Он брезгливо посмотрел на неё, а потом на Брюса. Усатый коп кивнул. Было видно, как Стэн мешкается, он ни черта не хочет жать мне руку, но я был твёрд и уверенно держал свою.

– Мой отчёт от этого не изменится, – заявил Стэн.

– Тебя никто и не просит угождать нам своей бумажкой, просто пожми руку своему напарнику и ступай восвояси.

Стэн кряхтел, как раненая косуля, но поняв, что ребята, которые находятся в кабинете, не слезут с него без рукопожатия, небрежно бросил свою ладонь, и мы пожали друг другу руки.

– Теперь со всеми соплями покончено и можно работать? – спросил я.

– Сэр!

Брюс покачал головой в адрес Стэна, намекая на то, что ему не стоит продолжать своё обращение.

– Но, сэр!

Я крепко держал напарника за руку и без перерыва дергал её, наблюдая, как она болтается, словно ливерная колбаса.

– Достаточно на сегодня.

Стэн вырвал свою руку из моей и выскочил из кабинета, потирая глаза. Мы остались вдвоём с Брюсом

– У тебя есть ещё вопросы ко мне?

– Есть один.

– Если этот вопрос касается моего ствола, то нет, я тебе его не дам.

– Тогда я могу идти?

Брюс ничего не ответил. Я понял, что молчание – знак согласия, так нас учили в детском доме. Я еще немного помялся и пошел в общий кабинет писать отчёт о сегодняшнем дне.

.

День 2

– Стэн, ты меня извини за вчерашнее, я был сам не свой.

Мой напарник угрюмо кивнул головой.

– Я не хотел тебя обидеть, просто первый день на службе очень взволновал меня, да ещё ты рассказал мне про свое желание угодить в заварушку и про свой крепкий стояк. Я так проникся фактом, что ты мой напарник, что решил устроить тебе эту потасовку.

– Ты правда это сделал, чтобы я испытал стояк?

– Конечно нет, грёбаный ты дебил, нахер мне твой стояк.

Глаза Стэна покраснели.

– Нет, нет, только не начинай снова. Я не хотел вызывать у тебя стояк, но я желал тебе оказаться в передряге. И, наверное, я перегнул.

– Да, Тони, ты перегнул и опять начинаешь перегибать.

– А ты не провоцируй меня, не называй при мне свой член писей. Я ничего не хочу про него слышать. Как только ты мне говоришь про свой член, меня клинит, поэтому лучше молчи, если задумаешь провести параллель со своим свистком.

– У меня нихера не свисток.

– А что там у тебя?

– Как минимум, сабля.

– Так, Стэн, стоп. Если мы продолжим этот разговор, то через сорок минут мы снова окажемся в кабинете Брюса, – я сделал паузу. – Давай ты придержишь все истории со своим елдаком и не будешь давать мне почву для новых ноток сарказма. Надеюсь, мне не надо объяснять, что значит сарказм?

– Сарказм – один из видов сатирического изобличения, язвительная насмешка, высшая степень иронии, основанная не только на усиленном контрасте подразумеваемого и выражаемого, но и на немедленном намеренном обнажении подразумеваемого.

– С тобой невыносимо разговаривать. Или ты травишь истории про свой леденец, или выдаёшь крепкие выдержки из энциклопедии. И то, и другое меня дико бесит. Ты – чёртов умник с детскими комплексами.

– У меня нет комплексов.

– Стэн, если взрослый мужик, без трёх минут офицер полиции, называет свой член писей, то у него очень большие комплексы. Так что у тебя случилось в детстве, что ты так аккуратничаешь с выражениями?

– Ты думаешь, даже если у меня что-то и произошло по молодости, то я тебе это расскажу, после вчерашнего инцидента?

– Значит всё-таки что-то было?

– Ты к чему клонишь, Тони?

– А к тому, мать твою, что мы напарники, а настоящие напарники должны стать родными братьями и целоваться в десны.

– Я вчера пытался с тобой поделиться своим секретом, но помнишь, чем это закончилось?

– Я же уже извинился. Ты можешь перемотать плёнку в своей гениальной голове на две минуты назад и воспроизвести мою речь?

Стэн посмотрел по сторонам, в парке кроме нас никого не было. Стояла приятная погода, и вроде у нас начинала складываться милая беседа. Должно быть, он прикинул, что ничего интересного в ближайшее время нас не ждёт, а история и вправду у него завораживающая. Его глаза сверкнули.

– Ты точно не будешь издеваться надо мной?

– Стэн, ты же толковый коп и умный парень, ты сам знаешь, что если хочешь, чтобы человек раскрылся перед тобой, сперва стоит раскрыться перед ним. Так?

– Да.

– Так рассказывай, что тебя привело к тому, что твой член вдруг стал называться писей?

Мой напарник посмотрел еще раз по сторонам, словно боялся, что его услышат.

– Ну, когда я был совсем маленький, я купался в ванной и нечаянно заигрался с ним.

– С кем?

– С Грэгом.

– Ты свой член зовешь Грэг?

– Да.

– Подожди, история набирает обороты, мне нужно прикурить.

Я достал пачку сигарет. В ней оказалось две самокрутки. Я закинул одну в рот и затянулся. Дым.

– Я его принялся нежно потирать, знаешь, так, как бы невзначай.

– Ну.

– А потом так увлекся, что сжал его в кулак, и у меня появилось страстное желание придушить его.

– Придушить Грэга?

– Ну да, он словно стал голодным и непослушным. Грэг не чувствовал боли, и даже желал её. Я гнул его, вертя вокруг ладони, и потирая головку. Ты знаешь, на его конце была самая эрогенная зона, и я уделил ей больше внимания. Потом, натерев ладони мылом, я еще больше стал елозить его в кулаке.

– Удивительно. А почему пися-то?

– Ты точно не будешь смеяться?

Я вместо ответа лишь выдохнул дым.

– Потому что когда Грэг встал во весь свой рост, в ванную зашла моя мама.

Стэн затих. Он словно вернулся в тот момент и замер.

– Грэг стал плеваться спермой. Я тогда еще не знал, что происходит, но я был в восторге от сокращений, которые пробегали по моему телу. Мама поднесла руки к лицу, а я, глядя на её растерянный взгляд, заплакал, то ли от радости, то ли от стыда.

– Так почему пися?

– В нейролингвистическом программировании это называется «заякорить». Мама схватила меня за руку и резко потянула за неё, крича: “Стэн, больше никогда не трогай свою писю, это очень большой грех!”

Я выдохнул очередной клуб дыма. В моей голове гуляла шальная мысль – если ничего не произойдет, и если мне будет необходимо провести еще шесть дней со Стэном, то на пятый день я загляну на оружейный склад, который находится в подвале нашего участка. Мне захотелось взять там дробовик на пару часов, с которым можно легко открыть охоту на мамонтов, и при встрече дать залп в лицо этому любителю погонять лысого.

– Моя мама очень религиозная женщина, поэтому она привела меня в церковь. Заставила исповедоваться и помыть руки в святой воде. Она пригрозила, что если я хотя бы раз еще коснусь своей писи, то она отречётся от меня и оставит жить в монастыре, а там, как она меня убедила, меня быстро отучат от рукоблудства. С того дня, когда я хожу в туалет – надеваю кожаные перчатки. Теперь я вообще не могу его трогать, ну и, как ты понимаешь, с сексом у меня из-за этого тоже проблемы.

Может мне не стоит ждать еще пять дней и сходить за дробовиком сегодня?

– Вот такая история, Тония Я мало кому её рассказывал, но так как мы с тобой напарники и должны “ходить за ручку”, как сказал Брюс, я решил выложить её тебе.

Мне не хотелось ничего говорить этому озабоченному засранцу. Сейчас меня радовали две вещи: погода и забористая сигарета в моих зубах.

Стэн пристально посмотрел на меня. Я был невозмутим и, кажется, его это немного напрягло.