Раскол Панкеи

– Ау, кретин! – ударил его по пухлой щеке Фтор. – Хватит нашу землю топтать!

– Я птичку хороню, – обиженно просипел жиртрест голосом Мумий Тролля. Ну, этого, Ильи Лагутенко.

– Забирай свою дохлую птичку и проваливай! – свирепо скомандовал Фтор, пиная упитанного гота под зад.

– Ой! – нелепо упал на ладони тот, и парням удалось разглядеть картинку с Уроборосом, набитую на плече.

Свернувшаяся в кольцо змея поглощала собственный хвост. То был символ вечности. Символ чередования жизни и смерти. Созидания и разрушения. Системности и хаоса. Убийства и возрождения.

Уроборос

Уроборос имел тучную внешность, сколько помнил себя. Всё потому, что постоянно потакал капризам своего голодного живота. Он мог с самозабвением уплетать бургеры, дёнеры, твистеры – желательно острые, картошку фри с чесночным или сливочно-сырным соусом. Мог хрустеть нагетсами, то бишь резиновой курицей в кляре, обмазывая её кетчупом и заправляя всё это дело «Кока Колой». Из-за грузности, которая мешала ему участвовать в подвижных играх и гоняться за мальчишками в лицее, он стал посмешищем и изгоем. Появились робость, неуверенность в себе и предусмотрительность. Уроборос никогда и ни в чём не выказывал инициативы, ни в какие разговоры и затеи не влезал и потому был отрезанным от общества. Отрешённой угрюмой тенью. Парнишка стал спасаться наушниками, слушая готик-метал и рисуя кресты. В общем, казалось бы, обычная чертовщина, но барабаны так сильно впечатлили подростка, что тот перестал ходить в KFC и начал экономить на вторых завтраках. К тому же музыка навязывала ему свою субкультуру, и забитый неудачник полностью сменил имидж. Он набил татушку, соорудил вопиющую причёску, залив её лаком, подобрал футболки с пентаграммами и стал настоящим Уроборосом.

Только вся его грубая внешность играла роль дешёвой обложки. Фантика. За устрашающим гримом скрывалась слегка отсталая личность, которая ни ангела не смыслила ни в тригонометрии, ни в лингвистике, не реагировала на шутки и держалась особняком. Взрослый бульдозер до сих пор принимал горячую ванну, плескаясь с резиновыми утятами и ощущая себя при этом кровожадным мегалодоном.

– Хвать! Попался! – брызгался он, наваливаясь на пищащие игрушки.

После таких водных утех половик промокал насквозь, но Уроборос махал на него плавником.

Ещё одно его подпольное занятие происходило в туалете. Сидя на толчке, парень слюнявил палец, после чего совал его в очко. Перст тут же окружал тёплый слизистый тоннель. Пробираясь вглубь, он сталкивался с закупоркой прохода в виде мягкой (иногда и твёрдой) личины. Расшатав её как следует, Уроборос умело вытаскивал получившиеся комочки, которые плюхались в воду. Подцепив ногтем ещё одну какашку, Уроборос дуговым движением вытаскивал её наружу. Таким образом он лазил за сокровищами несколько раз, достигая максимального удовлетворения. Иногда вместо слюны гот использовал мыло или смазку. В общем, проявлял всю свою эрудицию, смекалку и креативность.

Стоит отметить, что, помимо барабанов, он имел ещё одну слабость – любовь к животным. В своей комнате парень держал двух мохнатых тарантулов, которых назвал Зомби и Штейн. Зомби был крупнее, зато Штейн куда юрче и, собака, пользовался своей юркостью: регулярно сбегал из террариума. Заплаканный Уроборос с фиолетовыми разводами на щеках находил своего малыша то под кроватью, то в тарелке из-под соуса барбекю, то на завешанной плакатами стене.

– Слава паучьим богам, ты нашёлся! – вытирал трогательную слёзку Уроборос и возвращал беглеца в прозрачный ящик.

Но душу пузатого здоровяка бередили не только членистоногие, но и птицы. Эти маленькие певчие пташки. Пернатые твари. Сколько голубей стали жертвами пьяных водителей! Почти каждый вечер Уроборос обдумывал организацию движения по защите невинных птиц, но сон навещал его быстрее грандиозных идей. Так что добродушному великану оставалось только бродить по дорогам в поисках задавленных трупиков. Когда он натыкался на чучело, кишащее червями, то аккуратно поднимал падаль, относил на своё птичье кладбище и торжественно хоронил под вязкую мрачную музыку.

Иногда Уроборос отправлялся на поиски с лопатой. Иногда с заранее приготовленной коробкой, учась тому, что в любом деле нужно достигать мастерства. В любом деле важен опыт и ежедневные тренировки. Неосознанно он отмечал, что во дворах давлёнышей находится больше. Что окоченевшие твёрдые тушки стоит брать в перчатках, дабы не заразиться грибком или какой-нибудь другой дрянью. Вываленные наружу кишки, свёрнутые шеи, размазанные перья и лиловая кровь, которую он величал кетчупом, нисколько не смущали и не вызывали отвращения. У Уробороса вообще мало что вызывало отвращение.

И одним летним деньком миссия могильщика столкнула его с двумя развязными панками.

– Ты, вообще, кто-то такой? – вызывающе прокаркал красноволосый хулиган.

– Когда как, – поспешно затараторил готический Карлсон, – иногда я превращаюсь в мегалодона, иногда в барабанщика…

– В барабанщика? – усмехнулся жёлтый. – Это мы сейчас твоё пузо так отбарабаним, что отбивную сделаем! Везувий, не желаешь человечины? – заливался гоготом он, ударяя сапогом в живот. – Присоединяйся! – скомандовал он красному, и уже двое налетели на чёрный упитанный эмбрион.

– Цыплёнок табака! Цыплёнок табака! – кричали обидчики.

– Ладно, прекращай, – нехотя бросил Везувий, и побои прекратились. – Говоришь, играешь на барабанах? – как ни в чём не бывало спросил он.

– Угу, – жалобно проскулил Уроборос, вставая с пыли и отряхивая штаны.

– Покажешь? – надменно прищурился жёлтый.

– Покажу, – покорно кивнул Винни Пух, и троица со свистом поплелась в гости к Зомби и Штейну.

Саван

После того как Фтор радостно отдубасил жирную змеюку, он последовал за ним в его уютный хоум. По пути здоровяк сопел, пыхтел и нарывался на новые тумаки, но, к его счастью, компания подошла к нужному подъезду, ввалилась в лифт и махнула на пятый этаж. Какое-то время чёрный бочонок ковырялся в замке, загораживая дверной проём своей широкой задницей. Потом он долго мялся на пороге, снимая ботинки. Фтор и Везувий церемониться не стали и прошли в гостиную обутые.

– И где твои барабаны? – фыркнул Фтор.

– В моей комнате, – по-детски пояснил Уроборос, намыливая руки, – идёмте, – пригласил он.

В небольшом параллелепипеде и вправду умещалась ударная установка, только на бас-барабане восседала какая-та волосатая многолапая мерзость.

– Что это ещё за чудище? – испугался Везувий.

– Это Штейн, – мягко проворковал хозяин паука, осторожно сажая того на ладонь, – что ж тебе на месте-то не сидится, дружок?

– Ну и причуды у тебя! – присвистнул Фтор. – Лучше давай сыграй нам что-нибудь!

– Хорошо, – сглотнул Уроборос.

Растерянно взяв палочки в пухлые пальцы, он уселся за установку и, собравшись с духом, принялся отстукивать неплохой ритм. Партия звучала довольно экспрессивно, энергичные переходы придавали остроту, и с каждой секундой нарастало вкусное напряжение.

– А ты профи! – улыбнулся Везувий акульей улыбкой.

– Мм, – промычал барабанщик, нервно тряся башкой при виде его оскала.

– Да ты не пугайся, – по-доброму изрёк Везувий, хлопая его по мясистому плечу, – лучше скажи, уже выступаешь где-то?

– Н-нет.

– А почему? Не уверен в себе? Делаешь музло для себя? В стол? Э-э, чувак, так поступают только тюфяки и дилетанты, которых я ненавижу больше Господа нашего! – возмутился Везувий.

– Мы к чему толкуем? – наклонился к другому плечу Фтор. – Присоединяйся к нам! Мы, видишь ли, тоже занимается музычкой, струны балалайкам дёргаем. Создали, значит, группу «Саван», уже потихоньку начинаем крутиться в клубах, и ты был бы очень кстати, дружище!

– Я даже не знаю… – покачал головой Уроборос, – вы ведь меня побили…

– Ну ты что, браток? Таков обряд вступления! Это что-то вроде дружеской потасовки! Мы славные весёлые парни!