Остров Беринга

– Лейтенант Вальтон, должно быть, уже доложил обо всем, что случились до того, как море разлучило нас, – начал Шпанберг, развернув перед собой потрепанный вахтенный журнал и разложив на столе ландскарту. – Так что обстоятельства сии опишу кратко. Мая двадцать второго числа со своей эскадрой вышел я с рейда реки Большой, спустя четыре дня стал на якорь у первого острова Курильского и ждал там отставшие другие суда, чтоб надлежащим образом эскадру подготовить, снабдить всех начальников инструкциями, сигналами и прочим. Все это сделавши, июня месяца первого числа я со всеми судами отплыл от Курильских островов.

Сперва плыли мы курсом на юго-восток приблизительно до 47° северной широты, затем взяли курс на юго-запад. Прошли мимо многих островов, и особо хочу отметить, что течения в тех местах, – вот тут и тут я указал их на ландскарте, – весьма сильны и переменчивы; четырнадцатого числа июня попали в густой туман, отчего бот «Гавриил» отбился от отряда. Мы учинили розыск его в течение двух дней, неоднократно палили из пушек, но найти его не могли.

Шпанберг говорил по-немецки, и Лорка понимал его с трудом. Все слова вроде бы были понятны, но к концу фразы смысл ускользал и в паузах, которые делал Шпанберг, Лорка судорожно проговаривал про себя все это по-русски. Несмотря на то, что в окружении отца немецкая речь звучала сплошь и рядом, язык все же был Лорке чужой. Но дослушать окончание чудесного рассказа хотелось, и Лорка весь обратился в слух.

– Осьмнадцатого числа июня вахтенный завидел землю. Мы бросили якорь на глубине двадцати пяти сажен. По моему счислению, получилось наше нахождение на 38°41′ северной широты. Счел я, что та землица и есть Япония: видели мы громадное количество японских судов, а на берегу поселения и засеянные поля; однако за дальностью расстояния рассмотреть, что именно растет, не смогли. К нам подошли два судна, но остались на веслах на расстоянии тридцати или сорока сажен от них и не желали подойти ближе. Когда им стали делать знаки и приглашать, они тоже стали показывать знаками, чтобы мы высадились на берег, однако же я остерегся, и мы остались на якорях.

Так стояли до двадцатого числа, когда снова увидели множество японских судов, в каждом судне команды по десяти – двенадцати человек. Однако я не стал поддаваться на их уговоры и не дал команды спускаться на берег и вступать с японцами в разговоры.

– А вот лейтенант Вальтон смелость имел, – как бы невзначай заметил Беринг.

– Лейтенант Вальтон, смею утверждать, имел неблагоразумие, – вспыхнул Шпанберг. – Он очень легко мог потерять всех своих людей и не имел бы возможности оказать им помощи; я же предпочел людей сохранить, несколько раз подходил к берегу в разных местах, становился на якорь, но ни разу не оставался на одном месте надолго, а держался все время под парусами, чтобы в любой момент быть готовым ответить силой на любое злодейство!

Лейтенант Вальтон несколько раз открывал рот, словно хотел что-то сказать, но с усилием сдержался и промолчал. Лорка подумал, что уж он-то на месте Шпанберга ни за что не остался бы на борту корабля. Судя по блеску в глазах остальных офицеров, и они бы не остались!

– Два дня после того мы пришли в другую бухту на 38°23′ северной широты, – продолжал Шпанберг. – Здесь я позволил причалить к нам двум рыбачьим суднам и взять на борт немного свежей рыбы, риса, большие листья табака, соленые огурцы и прочей еды. Рыбаки не соглашались продавать эти припасы, а выменивали их у матросов на различные мелочи и держали себя вполне честно и пристойно. Мне удалось также достать у них немного японских дукатов в обмен за русские деньги. – Капитан достал из-за пояса связку странных металлических четырехугольников, покрытых какими-то восточными, неизвестными знаками. Он передал их по кругу, и офицеры принялись их внимательно разглядывать. Беринг покивал седой головой.

– В смысле торговом эти сведения весьма ценны. К чему японцы проявили интерес?

– Более всего они интересовались относительно сукна и полотняного платья, а еще синих стеклянных бус. На другие мелочи они не пожелали обратить никакого внимания, хотя им неоднократно их показывали.

– Вы упоминали об их судах, – вмешался капитан Чириков. – Каковы они на вид и вооружением?

Ваксель одобрительно кивнул на этот вопрос. Шпанберг посуровел.

– Рыбачьи суда все имеют плоскую корму и очень заостренный нос. Ширина их будет футов пяти, длина около двадцати или чуть больше. Рулевое весло вставляется сверху так, что, когда им не пользуются, его можно убрать внутрь лодки. Более крупные суда имеют по два весла, по одному с каждой стороны в корме, совершенно кривой формы. Веслами они работают всегда стоя и продвигаются под веслами очень быстро. В этих судах устроена также палуба, под которую они складывают свои вещи и припасы, когда выходят на рыбную ловлю, а на самой палубе устроен небольшой очаг, на котором они готовят себе пищу. Удалось мне еще заметить, что на этих судах вместо железных уключин и крюков имеются лишь медные, якоря же, вроде наших четырехлапых кошек, изготовлены из железа. Далеко от берега они обычно не отходят, а на ночь возвращаются на якорь.

– Много ли их?

– В то время разом мне удалось насчитать семьдесят девять судов, а кроме них еще видел я японские боты. Эти боты, заостренные как с носа, так и с кормы, и гораздо больше этих судов по размерам, вмешают много людей и хорошо идут под парусом, но лишь по ветру.

– Все это говорит о том, что мореходство у них развито хорошо, – медленно проговорил Беринг. – Удивительно, что при таких флотилиях в наших водах мы встречаем их столь редко.

– А каковы они на вид? – с любопытством спросил Чириков. – Одеты как?

– Обычно росту невысокого. – Шпанберг покосился на Вакселя. – Лицом схожи с тунгусами, однако кожей посветлей. Обычай носить прическу у них чудной: половину головы стригут наголо, а на другой половине волоса зачесывают сзади гладко, и еще мажут клеем или жиром, затем заворачивают в белую бумагу и нижний конец их коротко остригается. Это взрослые. У маленьких мальчиков на середине головы выстригают четырехклинок, размером дюйма в два, а в остальном прическа такая же. Носы у них небольшие, плоские, но не настолько плоские, как у калмыков. Носят широкие одежды с поясом, с широкими рукавами, вроде европейских шлафроков, но без воротников. Сколько их ни видели, все ходили без штанов и босиком и закрывали срамоту повязкой.

– Это все простолюдины, – проронил Беринг. – А знатных людей видеть довелось?

– Незадолго до ухода к борту причалила большая шлюпка; было в ней помимо гребцов четыре человека. Одежда их в остальном такая же, была вышита по плечам и подолу, так что, видно, это были более знатные люди. Я пригласил их в свою каюту. Войдя, они поклонились до земли, а сложенные ладонями руки подняли выше головы, а потом остались стоять на коленях, пока я не заставил их встать. Мы их угостили водкой и обедом, и они охотно съели его. Потом я показал им морскую карту и глобус, после чего они знаками пояснили, что их страна называется Нифония, а не Япония. Они также говорили о других островах, называя их Маема, Сандо, Сангар, Нотто и еще по-разному; эти острова они показали пальцами на карте. Уходя, они снова поклонились до земли так же, как они сделали при входе в нее. Шлюпки, которые доставили их, потом вернулись и привезли различные мелочи на продажу или для обмена на русские вещи. Между прочим, там был кусок картона такого сорта, какого нигде до этого не приходилось видеть.

– Не может ли эта земля и ее обитатели оказаться жителями земли Жуана де Гамы? – спросил Беринг. – К экспедиции нашей указом Сената прикомандирован профессор де ла Кройер, он известил меня, что будет дожидаться нас в Большерецке. Профессор де ла Кройер имеет весьма любопытную ландскарту, в которой сия землица обозначена.

– Я пробыл там несколько дней и могу судить, что эта земля – определенно Япония. – Тон Шпанберга стал сухим. – Об этом можно судить по множеству японских судов, вид которых хорошо известен из прежних описаний, по вот этим японским монетам с иероглифами и, наконец, по заявлениям всех встреченных людей, что они находятся действительно в Японии. Это также подтверждается следующим соображением: как известно, северная оконечность Японии расположена на 40° северной широты, а я следовал вдоль берега до 38 к юго-востоку и не видел к югу конца земле.