Страница 11 из 17
Течение живой массы неожиданно исторгло из себя крупного лохматого пса с желтыми подпалинами. Зверь замедлил бег и озабоченно поводил блестящим носом, принюхиваясь к воздуху. Потом он остановился и повернул морду в сторону стены, с которой слился человек. Никифор почувствовал, как стекает по спине холодный пот, и приготовился выхватить скорчер, но пес сел, и, высунув язык, принялся чесать за потрепанным ухом, став похожим на обычного дворового барбоса. Закончив с неотложной процедурой, лохматый потрусил параллельно движению сородичей, а затем слился с общим потоком.
Стая растворилась в глубинах квартала, но Еловский выждал несколько минут. На Земле, думалось ему, нужно обязательно отыскать создателей камуфляжа и пожать руки. Костюм не просто превращал в невидимку, но и блокировал запахи владельца, а если б флюиды страха разнесло по округе, ему не помог бы и верный скорчер. Тут, наверняка, потребовался бы огнемет, надежный ранцевый огнемет. Сухопутные зверюги с известных ему землеподобных планет как правило боятся пламени, и туземные собаки, пожалуй, вряд ли служили исключением.
Особняк, к которому вскоре вышел Никифор, выглядел на фоне соседних строений чем-то инородным. Сложенный из камня, скрепленного известковым раствором, этот двухэтажный дом казался слишком большим, слишком высоким и слишком хорошо сохранившимся. Территория вокруг была обнесена прекрасно сохранившейся высокой каменной оградой с гребнем изъеденных коррозией чугунных пик и кованными ажурными воротами, покрытыми струпьями ржавчины.
Улица, на которой стоял объект, была запружена остовами грузовиков и автобусов. Здесь, в узком ущелье частной застройки, застрял, да так и остался стоять навечно, большой конвой. В голове и хвосте колонны темнели узнаваемые силуэты броневиков, поставленных так, чтобы блокировать любое движение извне. Пространство еще хранило следы панического бегства: лоскуты линялого тряпья, ошметки растерзанных дорожных сумок из пластика, выползки полимерной пленки, огрызки фольги и осколки стекла, рассыпающиеся в прах гильзы. Все это было втоптано множеством ног в мостовой камень и плитку самого двора, ступени особняка, ведущие к сумеречному холлу.
Искусственный "ковер" неприятно пружинил под ногами, вызывая у Никифора чувство, будто он шел по чему-то живому. От кого спасались бегущие люди, в кого стреляли? Колонну преследовали метаморфы, либо сами чужаки? Или же огонь - злой, кинжальный, в упор - велся по тем, кто тоже стремился попасть в бункер, но по каким-то причинам был лишен права на место в убежище? После недель, проведенных на Надежде Еловский мог принять за объяснение любое безумие.
На колонне у врат зеленела покосившаяся табличка с угловатой вязью. Окисление сделало некоторые символы практически нечитаемыми, но общий смысл был понятен.
- Департамент бережного развития, - произнес Никифор вслух и, оглядевшись, добавил уже от себя: - Злая ирония.
Кто-то очень давно, настолько, что петли успели схватиться намертво, оставил между ажурными половинками щель, сквозь которую мог бочком пройти человек. Но когда-то, очевидно, ворота были распахнуты настежь. Еловский остановился и задумчиво поднял с земли голову пластмассового пупса. Один глаз куклы приоткрылся, позволяя рассмотреть край стеклянной радужки ярко-зеленого цвета. Никифор осторожно положил игрушку на место и быстрым шагом направился в особняк. Следы бегства вели его к широкой лестнице, ведущей к тяжелым створам, перекрывающим проход.
Гермозатвор с честью выдержал натиск пуль и попытки подрыва, покрывшись оспинами и окалиной, но перед тяжелым лазерным резаком землян оказался бессилен. Луч когерентного света пробил врата насквозь и перерезал запоры. С тех пор прошло много лет, и теперь, чтобы приоткрыть створу, Еловскому пришлось навалиться плечом и крякнуть от натуги. Люк подался нехотя, со скрежетом, пропуская человека в жерло тоннеля, населенного призраками прошлого.
В бункере, значительно большем чем тот, что занимала миссия, царствовали мрак и ватная тишина. Еловский нашел распределительный щиток и пощелкал рубильниками. Энергии в сетях не было. Источник, их питавший, либо блокировали, либо он просто иссяк, и чем дальше Никифор углублялся в убежище, тем больше склонялся ко второму варианту. Подземелье было мертво, как и его обитатели.
Первый уровень, судя по надписям на стенах, некогда отводился под жилые отсеки. Теперь его коридоры были пусты, а металлические двери в кубрики плотно закрыты. За теми, что Никифору удавалось вскрыть, фонарь выхватывал из темноты мумифицированные останки аборигенов - в военной форме и гражданской одежде, разного роста, сложения и пола. Эвакуация с поверхности, видимо, никого не спасла. Болезнь косила людей, несмотря на отфильтрованный воздух и, возможно, замкнутый цикл жизнеобеспечения. Население бункера, скорее всего, сокращалось довольно быстро, но исчезло не одномоментно, поскольку кто-то, чудом сохраняя рассудок и силы, все же укладывал тела умерших и запечатывал помещения.
Осмотрев галереи первого уровня, Еловский спустился на второй, где его ждала та же картина. Почему следопыт нанес бункер на карту, оставалось догадываться. Возможно, где-то ниже сохранились арсеналы или запасы продовольствия, но желание продолжать осмотр у Никифора давно улетучилось. Он понял, что пора поворачивать назад, и мысленно ругал себя последними словами за бесплодную авантюру, когда луч нашарил отсек, створа в который была чуть приоткрыта. Сердце застучало быстрее.
Помещение оказалось просторнее осмотренных ранее и, видимо, служило подобием детского сада. Стены отсека украшали узнаваемые картинки: улыбчивое желтое солнышко, плачущие тучки, зеленые холмы, уютные домики, причудливые зверушки и человеческие фигурки, держащиеся за руки. В дальнем углу, за куцым рядком пустых двуярусных кроватей со свернутыми матрацами, покрытыми ворсом пыли, возвышалась горка пустых консервных банок, рядом с которыми лежали цветные кубики. В противоположном краю стоял открытый стеллаж, полки которого занимали несколько книг и игрушки. Совсем не такие, что Никифор видел на витрине павильона метаморфов. Те были яркими, ладными, блестящими, словно только сошедшими с фабричного конвейера. Игрушки, которые развлекали детей бункера, передавались из рук в руки, все чаще ломались, но тут же заботливо чинились, и, конечно, давно не имели привлекательного вида.