(Не)реальный

Блин, надо было все-таки удержаться. Нужно было утащить её в кино. Все-таки если Макс продолжит в том же духе, Аленка не успеет им увлечься — все так и останется на уровне «секса по дружбе». Нет. Макс безумно хотел большего, куда большего. Хотел уже поговорить нормально, по душам, вскрыться — и получить по загривку за количество припрятанных тайн. Но блин, он так устал за этот чертов день без Аленки… Он же безумно хотел, чтобы весь этот день был полон этого удовольствия, этой близости и сладости. Но не вышло так, вышло по-другому. Поэтому сдержаться было просто невозможно. Но нужно, нужно хотя бы завтра поднять-таки задницу и выйти куда-нибудь, что действительно могло бы стать свиданием. В конце концов, у Макса был план. И в этом плане галочки должны были стоять не только напротив пунктов «нахлобучить Сан в N-й раз».

Боже, но какая крышесносная девица… Она безумно заводила, сейчас, когда покусывала его губы и кожу на подбородке. Кажется, она изнемогала от голода, и Макс ощущал в себе нечто резонирующее.

Он не мог ей насытиться. Лишь на краткий миг, на пару часов — но не навсегда, точно не навсегда. Вот и сейчас целовал нежный животик. Девушка его боязливо втягивала — как будто там было что втягивать. Этот жест Макса больше забавлял, чем удивлял. Девушки в принципе много тряслись над вопросом фигуры. Макс же был довольно толерантен к вопросу веса женщины. В конце концов, пара лишних килошек гораздо лучше, чем задвиг на деньгах, пустая голова и фальшивая сущность.

Аленка заводила Макса не столько какими-то охренительными внешними данными. В конце концов, что такое женщина — две руки, две ноги, посредине сиськи. Принципиальную разницу составляло лишь содержимое головы. И если циничных стерв было — пруд пруди, то девушек, которые при взгляде на тебя не оценивали состояние денег на твоей карточке, а тебя самого — без тачки, без каких-то шикарных подкатов — не так уж и много.

Ну что такое — один букет, а у девчонки уже загорелись глаза. Макс даже загадал, что если будет морщить носик и ворчать, что мог бы и розы подарить, то тогда от Аленки он отстанет. Но нет, не заворчала. Ей понравились тюльпаны и ирисы. Небалованная была Аленка, неиспорченная… Она видела ценность в том, кто ей дарил. Ради такой не жалко было даже почку продать, такую девчонку хотелось баловать во всю силу.

И Макс баловал. Прямо сейчас. Как мог, исходя из собой очерченных условий для этих отношений. Скользя языком по влажным половым губам. Вдыхая нежный ореховый запах женского желания. Снова и снова безжалостно терзая языком чувствительный, уже набухший клитор. Заставляя свою Сан, свою Солнечную Кошку постанывать от удовольствия. Сначала тихонько — но с каждой секундой все откровенней и откровенней. И она слабела, уже не могла брыкаться, уже не впивалась ногтями в кожу Макса, а пальцами — в его волосы. Нет, размякала от неги, от удовольствия. Макс поневоле чувствовал себя укротителем строптивых девиц, и это было отличное ощущение.

Прости, солнышко, что приходится секретничать и недоговаривать. Прости, что Макс никак не может тебе довериться, ты не виновата, ты замечательная, но однажды уже Макс на своих чувствах обжегся, и тогда пострадал не только он. Поэтому сейчас он торопиться с собственным разоблачением не будет. Ему будет, чем компенсировать Аленке собственное «плохое» поведение, в конце концов.

Всему будет время — и раскрытию секретов тоже. Но это может подождать. А сегодняшняя ночь подождать не может.

Господи, какая же она была вкусная. Везде — а в области девичьего треугольничка особенно. Её хотелось вытрахать вот так — языком, до изнеможения, до измученных воплей.

«Моя, моя», — это уже даже не шепталось. Это слово билось в мыслях, словно уж на раскаленной сковородке. Никому Макс Аленку не отдаст. И никуда он её не отпустит. Это уже решено.

— Макс, пожалуйста…

На самом деле Макс с большим трудом оторвался от нежных складок — ему нравилось так мучить Аленку. Но оторвался, глянул в лицо Аленки — истомленное, будто задурманенное.

— Иди ко мне, — умоляюще шепнула девушка, и этой просьбе не было никакой мочи отказывать. Макс подался вперед, скользя языком по губам, смакуя её вкус. Ничего, не последний раз он пробует Аленку таким образом. Будут еще разы. А сейчас — сейчас не хотелось ни о чем думать, только лишь расслабиться и забыться в этой удивительной девушке.

Потянулся было, чтобы уже засадить, но застрял на «полпути». Вот чертова Сан, ставшая чертовым помешательством. Все-таки насколько же много значило то, что она не была пустышкой. Что за этим вот гибким телом было что-то еще… Хотя… Нахрен что-то еще. Макс все никак не мог оторваться от груди Аленки, такой красивой груди… А девушка млела под его губами, под его телом — и от его пальцев, сейчас ласкающих нежный чувствительный вход в её тело. Млела, извивалась, впивалась пальцами в волосы, в плечи — лишний раз показывая, как захлебывается от желания. И от этого её хотелось отделать еще сильнее, отплатить ей сполна, воплотить все самые дерзкие её желания, все несбыточные ожидания, которые она могла адресовать этой ночи.

— Сладкая моя, Санни, — выдохнул и снова впился губами в шоколадный крупный сосок. Посасывая, прикусывая, с трудом себя останавливая, чтобы не дать волю глубинной жадности, которая прямо требовала, чтобы Макс укусил Аленку посильнее, оставив на этой нежной коже отметину. Клеймо принадлежности ему — Максиму Ольховскому. Потому что эта страстная, чувственная женщина могла быть только его. Никому другому Макс Аленку уступать не собирался. Потому что при одной только мысли, что эти тонкие пальцы, что сжимают сейчас его член, могут прикоснуться с желанием к другому телу, хотелось убивать.

Нет, нет, она не прикоснется. Она не изменит. Не предаст. Не бросит. И сейчас — он, пожалуй, поработает над тем, чтобы этого ей не захотелось.

Макс только примерился, чтобы уже проникнуть членом куда нужно — как за стеной вскрикнула женщина. И это очень сильно сбило. И Макс, и Аленка аж замерли, прислушиваясь. Аленка аж на локтях приподнялась, недоуменно косясь на стену. Жаль, никто из них не был с Криптона, и ни у кого не было рентгеновского зрения.

Женщина вскрикнула еще раз. Надсадно. Громко. Проникновенно. Даже сладко!

Охо-хо, что, утренний придурок решил вернуть долг сторицей — решил сегодня не дать поспать Аленке с Максом? Или его так задел выпад Макса в сторону его мужских возможностей? Максу даже захотелось зловеще расхохотаться. А за стеной невидимая незнакомка застонала еще разок.

— Звукоизоляция — дерьмо, — фыркнул Макс, — напиши это в отзыве на гостиницу.

— Её там убивают? — шепотом поинтересовалась Аленка. И Макс не удержался, сдавленно хмыкнул, пытаясь не расхохотаться, а потом чуть двинул бедрами, и Аленка охнула, когда в её тесное лоно ворвался мужской член. Макс с трудом представлял, что может испытывать она, а он сам себе казался балансирующим на тонком лезвии. Упадешь — и взорвешься. И мира привычного тебе больше не будет.

— О да-а-а, — протянул Макс, — её там убивают. И я тебя сейчас так же убью, Дездемона. Заколю. Насмерть.

— Лучше до оргазма «заколи», — со сдавленным стоном выдохнула Аленка. И почему это со сдавленным? Что, Макс жарил её хуже, чем жарил в соседнем номере свою бабу утренний придурок? Вот это вот было обидно. Ну, ладно же, Яковлева, держись!

Макс дернул из-под головы Аленки подушку и заставил её приподнять бедра, чтобы устроить подушку как раз под этой аппетитной задницей. И пусть звукоизоляция в отеле была дерьмовая, а вот подушки были отличные, плотные, объемные.

Макс победил — может, не соседа, но Сан — точно, потому что с первым же толчком вот так, когда ее бедра оказались приподняты, она вскрикнула сильнее, импульсивнее. Ой не врали про точку джи сексологи, ой не врали… Хотя Ольховский и так это знал. И знал, насколько будут оглушительны ощущения и для него самого. Но… Вообще-то он ошибался. Потому что ощущения сейчас были гораздо сильнее, чем все эксперименты «до». Играла увлеченность Аленкой, ужасно сильно играла. И все в ней было хорошо, и сама она была охренительная — а внутри узкая, скользкая, сладкая… Раз прижмешься к этим губам, к этому телу, раз проникнешь внутрь девичьей щели — и все, уже не захочешь отрываться. И как она до сих пор оставалась одна, а? Впрочем, это хорошо, это как раз замечательно. Раз никого у неё нет — значит, и отбивать не надо будет. А выпускать эту девушку из своих рук Макс не собирался. Она была его, настолько глубоко, что Макс осознал это едва ли не с первой встречи.