Страница 7 из 7
Нина, исполнительница монолога Мировой души, будет сетовать, что пьеса странная, в ней мало действия. Впоследствии на просьбу Маши прочесть что-нибудь из пьесы Треплева, последует её ответ: «Это так неинтересно!».
Тригорин признается, что ничего не понял, но смотрел с удовольствием.
Доктору Дорну пьеса понравится. Точнее, он почувствует какое-то особенное воздействие монолога Мировой души на зрителя. Но, в отличие от других, сумеет сформулировать свое ощущение.
Маша, просившая Нину прочесть что-нибудь из пьесы Константина, собственно про пьесу ничего не скажет. Ей важно другое: «Когда он сам читает что-нибудь, то глаза у него горят и лицо становится бледным. У него прекрасный, печальный голос; а манеры, как у поэта».
Спустя два года зрители первого и единственного исполнения пьесы Треплева вновь окажутся под крышей одного дома и выяснится, что образы, навеянные монологом Мировой души, тревожили и не оставляли их на протяжении этих лет, несмотря на всю круговерть жизни.
Тригорин, едва приехав в имение, захочет осмотреть то место, где играли пьесу – «созрел мотив».
Доктор Дорн, описывая свое заграничное путешествие и уличную толпу в Генуе, вспомнит монолог Нины.
Нина во время последнего свидания с Константином прочтет ему строки из пьесы, которая ей казалась «такой неинтересной», «только читка». И, вероятно, – не из сострадания к бедному автору, слишком уж она сама нуждается сейчас в сочувствии и полна своих переживаний.
Но, как и «ничего не понявший» Тригорин, Нина не забыла слов этой пьесы и захотела, чтобы они прозвучали вновь. Теперь, когда ей действительно «холодно, пусто и страшно».
Не вспомнит ни разу о Мировой душе и царстве вечной гармонии лишь сам создатель этой странной пьесы.
В «Чайке», написанной по выражению автора, «вопреки всем правилам», «вопреки» – не только сценическое и внесценическое действие, но и жизнеспособность героев, молодого и старшего поколения. Слова старость и молодость многократно повторяются в комедии. О быстротечности жизни, о никчемности её наполнения персонажи комедии размышляют не меньше, чем об искусстве.
Аркадина гордится своей моложавостью и старается не задумываться о возрасте. По словам Треплева, в присутствии сына ей 43 года, а когда его нет рядом – только тридцать два.
Тригорину сорок лет будет не скоро, он знаменит, но не знает покоя, день и ночь его одолевает неотвязчивая мысль – он должен писать.
Измученному нездоровьем Сорину «и в шестьдесят лет жить хочется».
Полина Андреевна сетует Аркадиной, что «время наше уходит». Мучимая этим страхом, Полина Андреевна умоляет Дорна: «…возьмите меня к себе… мы уже не молоды, и хоть бы в конце жизни нам не прятаться, не лгать…».
Дорн возвращает своей несчастной пассии её же довод: «Мне пятьдесят пять лет, уже поздно менять свою жизнь». Однако вопреки рассудочному отношению к жизни, сам Дорн тратит накопленные за тридцать лет беспокойной практики деньги на путешествие за границу.
Каждый из поколения «отцов» в «Чайке» пытается удержать ускользающее время, лихорадочно заполняя его действием, или воплотить в жизнь хоть одну нереализованную надежду. Даже Шамраев, увидав спустя два года моложавую, грациозную Аркадину, отвешивает ей не лишенный зависти комплимент: «Мы всё стареем, выветриваемся под влиянием стихий, а вы, многоуважаемая, всё еще молоды…»
Вопреки естественным законам жизни, вопреки «всем правилам», молодые люди в «Чайке» не то что бы «не молоды». Они не ощущают себя молодыми, потому что лишены достойного зависти свойства – жить ради жизни как таковой (причем, кажется, что лишен его и сам автор «Чайки»).
Двадцатидвухлетняя Маша признается, что у нее такое чувство, будто родилась она давно-давно и жизнь свою тащит волоком, как бесконечный шлейф. И добавляет: «…часто не бывает никакой охоты жить».
Двадцатисемилетний Треплев скажет перед смертью, что молодость его как будто оторвало, словно он прожил на свете девяносто лет.
Медведенко, далеко не старик, постоянно жалуется, как трудна его жизнь и, кажется, на протяжении всей пьесы ни разу не улыбнется.
Нина Заречная полна очарования молодости в начале пьесы, но повторяемая фраза – «от нечего делать погубил» – бросает тень и на её судьбу. Проходит два года, и утомленная, страдающая Нина, хотя и говорит, что её душевные силы растут с каждым днем, совсем не оставляет впечатления крепости духа и жизненных сил.
В «Чайке» «старшее» поколение, не получившее от молодости «наслаждения», на что жалуются и Тригорин, и Сорин, стремится «успеть на свой поезд». Аркадина и Тригорин – марафонцы в беге жизни, они «обходят» Треплева и Нину на всех путях, которые ведут к внешнему успеху.
«Вы таинственны, как Железная маска», – в шутку и всерьез говорит Тригорин Треплеву, вручая ему журнал, где опубликовано новое произведение молодого автора.
Почему Треплев обрекает себя на своеобразное изгнание, уединение и безымянность? «Кто я? Что я? Вышел из третьего курса университета по обстоятельствам, как говорится, от редакции не зависящим…», – рассказывает он о себе.
Что случилось в университете? Отчего Треплев пребывает в имении дяди? Всё же для молодого литератора жизнь в городе интереснее и разнообразнее, да и легче заработать деньги, хотя бы уроками.
Нет в «Чайке» ни одного намека, да и никак не следует из умонастроений Треплева, что «выход» из третьего курса хоть как-то был связан с его политическими воззрениями или участием в студенческих беспорядках.
Возможно, он не поладил с кем-то из профессоров, чьи лекции показались ему скучными или идущими вразрез с его мнениями или представлениями, (особенно, если слушал лекции по истории, филологии или философии).
Может быть, Треплев почувствовал себя одиноким среди случайных товарищей, живших каждодневными радостями и заботами. Это могло «вытолкнуть» его из шумной, пестрой среды студенчества. Особенно, если не нашлось в университете профессора, чьи идеи увлекли бы Константина.
Наверно, поэтому после «выхода» из университета он не пожелал остаться в городе, бывать в театре, где разыгрывали (по мнению Треплева, конечно) пошлые пьесы, пытаясь выудить из фраз маленькую, удобопонятную мораль. Где в гостиной его матери «все эти артисты и писатели» (опять же, как кажется нервному и самолюбивому Константину), обращали на него милостивое внимание лишь оттого, что он сын известной актрисы. И так как не было сил противопоставить всему этому нечто значительное, трудно было терпеть свое мнимое ничтожество, Треплев бежал, «как Мопассан бежал от Эйфелевой башни»,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.