Страница 3 из 8
Дело Тиграна
В октябре 1947 года, когда я работал в прокуратуре Орджоникидзевского района, мне поручили расследовать дело Тиграна Аветисова.
Следствием было установлено, что на территории нынешнего Дворца спорта у Тиграна Аветисова имелась собственная мельница. Тогда только-только закончилась война, страна испытывала серьёзные трудности со снабжением хлебом, действовала карточная система. В сложившейся ситуации возникла необходимость в мельницах, чтобы молоть кукурузу и пшеницу, которую люди привозили из деревень.
На мельницах был установлен гарнцевый сбор – 1 кг., с каждых 10 кг. В то время в Министерстве торговли функционировал отдел контроля, которым руководил некто Джанджгава, очень строгий инеподкупный человек. Два сотрудника этого отдела явились на мельницу Тиграна для проведения проверки. Контролёры обнаружили, что один из заказчиков сдал на мельницу 100 кг. кукурузы, а Тигран вместо 100 кг. оформил 10 кг. то есть, собирался присвоить в ущерб государству 90 кг. кукурузы. Контролёры составили акт о выявленном нарушении, но Тигран отказался его подписывать. В порыве злости Тигран схватил топор, и испуганные ревизоры поспешили удалиться. Об этом происшествии контролёры доложили начальнику отдела Джанджгава, который вызвал Тиграна для выяснения обстоятельств.
Явившийся к начальнику Тигран заявил, что к нему на мельницу никто не приходил, и никаких актов не составлял. В это время в кабинете кроме Джанджгава и Тиграна никого не было. Когда Джанджгава предъявил Тиграну квитанцию о приеме кукурузы, Тигран выхватил ее и съел. Возмущенный его поведением Джанджгава вызвал сотрудников, и они составили соответствующий акт. Материалы направили в управление милиции, где были проведены следственные действия. Возникла сложная ситуация, и уголовное дело направили в прокуратуру для дальнейшего расследование.
Я еще раз критически допросил все участников этого дела, но в их показаниях ничего не изменилось. Джанджгава обвинял Тиграна в том, что тот съел квитанцию, а Тигран и на допросе, и на очной ставке все отрицал. При происшествии никто не присутствовал, поэтому я не мог принять сторону Джанджгава.
Поскольку никакими твёрдыми доказательствами следствие не располагало, я прекратил дело из-за отсутствия состава преступления.
В те времена, как я уже говорил, по приказу республиканского прокурора Шония нам было положено работать до 12 часов ночи.
Через 5 дней после прекращения дела Тиграна, я в 12 часов ночи возвращался домой – на Мцхетскую улицу. В Ваке, около круглого сада я заметил, что меня преследует какой-то человек. В то время часто совершались разбойные нападения, и я приготовился дать достойный отпор грабителю, но, как оказалось, преследовавшим меня человеком был бывший подозреваемый Тигран.
Подойдя поближе, Тигран протянул мне завёрнутые в газету деньги и попросил помочь. Я прикрикнул на него и сказал, что дело прекратил несколько дней назад, и если он не совершал преступления, то зачем предлагает мне деньги.
На второй же день я доложил, об этом случае прокурору района Чичуа сказав, что хочу возобновить расследование и арестовать Тиграна и подал ему постановление об аресте. Чичуа был разумным и опытным прокурором. Он объяснил, что это дело не имеет перспектив для передачи в суд; суд не вынесет по нему обвинительный приговор.
Тем не менее, я предъявил Тиграну обвинение, составил обвинительное заключение, арестовал Тиграна и направил дело в суд.
Дело рассматривал мой бывший однокурсник судья Спиридон Твилдиани, который вынес в отношении Тиграна оправдательный приговор.
Ещё во времена нашего студенчества Твилдиани был известной коррумпированной личностью, и дело Тиграна он тоже использовал в своих интересах. Твилдиани установил дружеские отношения с Тиграном и его сыном Шота, которые продолжались до самой смерти Твилдиани.
В джунглях КГБ
Во время моей работы в прокуратуре Орджоникидзевского района (1948 год) мне поручили расследовать дело об изнасиловании Аветисова. Потерпевший обвинял в этом преступлении студента Церетели. Это дело поступило в прокуратуру из Тбилисского управления милиции, так как согласно действующему закону дела об изнасиловании были подведомственны прокуратуре. Сотрудники Управления милиции доложили об этом уголовном деле прокурору г. Тбилиси Шаоршадзе и начальнику следственного отдела Карпезу Пайчадзе. К делу прилагались письменные указания городского прокурора – применить подозреваемому меру пресечения в виде взятия на поруки.
В прокуратуру явился отец потерпевшего Аветисова, который категорически требовал арестовать подозреваемого Церетели. Районный прокурор Чичуа в моем присутствии объяснил Аветисову, что идёт следствие, и пока нет никаких оснований для заключения Церетели под стражу. Недовольный таким ответом Аветисов обратился с заявлением к первому секретарю ЦК Кандиду Чарквиани. Он явно спекулировал тем фактом, что был полковником, участником Великой Отечественной войны.
Центральный Комитет направил заявление Аветисова на проверку в Комитет государственной безопасности, которым руководил обнаглевший от безнаказанности чиновник Николоз Рухадзе. Злоупотребляя своим служебным положением, он совершенно безосновательно арестовал нескольких прокуроров и судей Верховного суда Грузии, которые затем были реабилитированы. Рухадзе лично вызвал меня и потребовал, чтобы я обвинил городского прокурора и начальника следственного отдела в получении взятки. Я объяснил Рухадзе, что его требования безосновательны и я не дам таких показаний. Разгневанный Рухадзе вызвал известного провокатора и садиста некоего Куциава, которому приказал увести меня и оформить мои признательные показания. Не добившись от меня нужных показаний, Куциава и какие-то сотрудники заломили мне руки и притащили к Рухадзе, который окончательно взбесился и в мой адрес понеслись крики и ругань. Он велел Куциава: «Отпусти его, пусть подумает до завтра и придёт подготовленным!» Пытать и оскорблять меня они закончили в 3 часа ночи.
Я явился в республиканскую прокуратуру, так как меня должны были отправить в командировку. Республиканского прокурора Владимира Шония на месте не оказалось. Он был образованным и в высшей степени честным человеком – настоящая легендарная личность. Начальник следственного отдела Эсакия предупредил меня, чтобы я срочно отправлялся в Лагодехский район. В то время в Лагодехском и Белоканском районах бесчинствовали бандитские шайки. Ежедневно они останавливали автобусы, уводили пассажиров в лес и там грабили; бывали случаи и убийств. В расследовании мне помогали сотрудники Министерства внутренних дел, и совместными усилиями мы успешно справились с поручением.
Между тем, в связи с делом Церетели Рухадзе подал представление в Центральный Комитет партии. Дело рассматривало Бюро ЦК. Рухадзе требовал исключить из партии начальника милиции Виктора Менагаришвили и работников прокуратуры, а меня взять под стражу. Среди членов Бюро развернулась острая полемика. Предложение Рухадзе поддержал секретарь ЦК Шадури, категорически против него выступали Председатель Совета Министров Валериан Бакрадзе и Министр внутренних дел Гриша Каранадзе. Ситуация накалилась, поскольку Рухадзе из принципа требовал поддержать его предложение; особенно агрессивно он был настроен против меня.
Будучи совершенно уверенным в своей правоте, я явился на заседание Бюро с пистолетом и был готов застрелить Рухадзе, если он добьётся моего ареста. Чарквиани попросил меня высказать своё мнение по этому делу. Несмотря на то, что я был в высшей степени взволнован и напряжён, мне удалось подробно и убедительно изложить обстоятельства дела, привести все доказательства. В результате у меня возникло впечатление, что Чарквиани убедился в моей объективности. Он принял решение единолично и попросил меня оставить заседание Бюро. Такой поворот дела вызвал у Рухадзе новый всплеск возмущения, и он опять ополчился против меня. Это не понравилось Чарквиани, и он призвал Рухадзе прекратить провокационные высказывания. У меня забрали дело и передали Комитету госбезопасности. Под давлением Рухадзе Церетели был арестован и осуждён. В дальнейшем дело было передано на рассмотрение Верховному суду Грузии, который вынес Церетели оправдательный приговор.