Страница 3 из 9
Во-первых, социальный состав Черноморского флота был гораздо менее пролетарским, чем Балтийского. По свидетельству Ф. Ф. Раскольникова, матросы, «имевшие в своем прошлом рабочий стаж, матросы, мобилизованные с фабрик и заводов, здесь не доминировали, как в Балтфлоте, а растворялись в сермяжном море матросов-крестьян, рекрутировавшихся во флот из богатых хлебородных губерний Украины: Екатеринославской, Полтавской, Киевской, Харьковской, Николаевской и Херсонской. Эти сыновья зажиточных сельских домохозяев вносили определенную кулацкую струю в неоднородную массу моряков-черноморцев. На этой базе в Черноморском флоте расцвела эсеровская идеология»[51].
Черноморский флот находился вдали от крупных промышленных городов, вследствие чего его личный состав не испытывал постоянного и сильного давления, которое имело место в отношении моряков Петрограда, Кронштадта, Риги, Ревеля. Его основная база – Севастополь – в 1913 г. насчитывала примерно 4,5 тыс. рабочих. К тому же сразу после начала Первой мировой войны, во избежание ненужных осложнений, власти арестовали и отправили на фронт многих рабочих, «в той или иной мере причастных к революционной деятельности[52]. Вследствие увеличения судоремонтных и других работ для флота на завод и в порт было принято много новичков – «выходцев из зажиточных и кулацких элементов, укрывавшихся от мобилизации»[53].
Во-вторых, в отличие от Балтийского флота Черноморский находился на изрядном расстоянии от центров политической борьбы – прежде всего от Петрограда и Москвы. Черноморцы были оторваны от крупных промышленных центров страны, а потому не испытывали такого давления, как балтийцы[54].
В-третьих, в 1916 г. царские спецслужбы нанесли серьезный удар по революционным силам Черноморского флота, и прежде всего по большевикам (меньшевики и эсеры, стоявшие на позициях оборончества, практически не пострадали, в значительной части оставшись на свободе и сохранив свои кадры). Как следствие, ко времени Февральской революции «большевистской организации на Черноморском флоте и в Севастополе фактически не было»[55].
В-четвертых, еще больший урон революционной работе был нанесен назначенным в том же 1916 г. командующим флотом А. В. Колчаком, едкую и очень точную характеристику которого дал несколько позднее информированный и язвительный генерал А. П. Будберг: «Обыкновенный тип адмирала, очень взбалмошный и не привыкший сдерживаться, узкий моряк, наполненный морскими традициями и предрассудками, абсолютно не знакомый с военным делом и с администрацией; положительные качества – искренность, идейность борьбы за Россию, кристальная честность, ненависть к беззаконию – всё это очень мало для возглавления Верховной власти в такое время»[56]. Как выяснилось еще раньше, таких качеств оказалось недостаточно даже для командования Черноморском флотом в 1917 г.
После своего назначения, в 1916 г., А. В. Колчак поставил двуединую задачу обеспечения политической лояльности моряков. С одной стороны, он выслал всех «политически неблагонадежных» матросов на фронт, в отдаленные гарнизоны и на другие флоты и флотилии. К 1917 г. из Черноморского флота адмирал удалил свыше тысячи матросов, не менее 600 из которых имели репутацию «смутьянов»[57]. С другой стороны, А. В. Колчак надоумил коменданта крепости Севастополь контр-адмирала М. М. Веселкина[58], имевшего реакционные (в плане консервативности отечественные офицеры флота могли дать сто очков вперед даже своим английским «коллегам») взгляды, издать передовой для своего времени приказ о ликвидации практически всех ограничений для нижних чинов: матросы и солдаты отныне могли «свободно ходить в буржуазной части города, посещать Приморский бульвар, театр, кино и другие общественные места»[59]. Если «серых шинелей», как называли солдатскую массу, мариновали в казармах, когда они находились в тылу, и тем самым усиливали недовольство, то моряки-черноморцы были в значительно большей степени довольны обстоятельствами своей службы. К тому же, как справедливо заметил Ф. Ф. Раскольников, «Колчак не останавливался перед организацией частых выходов в море, не вызывавшихся военной обстановкой (очевидно, Раскольников считал, что ему виднее, чем Колчаку, когда и куда должны были выходить суда. – С.В.), и, наконец, без пользы держал корабли в отдаленных и незначительных бухтах»[60]. Бывший в то время командиром 2-й бригады линейных кораблей, контр-адмирал В. К. Лукин[61] рассказал в своих воспоминаниях: «Наступивший 1917 год корабли встретили в море, крейсируя на западной половине. Вообще надо отметить, что дни больших праздников и высокоторжественные корабли проводили в море, а затем это было нужно и из соображений внутренней политики (курсив наш. – С.В.)»[62].
Общий высокий уровень матросов Черноморского флота и целенаправленные меры по его оздоровлению, предпринятые командующим, сделали свое дело: в отличие от Балтийского флота, на котором развернулись массовые убийства адмиралов, генералов и офицеров, Черноморский флот воспринял сообщения о свержении самодержавия совершенно спокойно.
Глава 2
«Ужасное состояние – приказывать, не располагая реальной силой выполнения приказания, кроме собственного авторитета…». А. В. Колчак и приказ № 1 на Черном море
На Балтике Февральская революция была отмечена кровавыми расправами с офицерами в Кронштадте, Ревеле и Гельсингфорсе, причем в последнем случае уж точно имелись все основания подозревать германскую провокацию. 23 января 1920 г. на допросе в Иркутской губернской ЧК сам А. В. Колчак заявил: главной причиной массовых выступлений явилась разведывательно-подрывная работа Германии. По его словам, «Гельсингфорс тогда буквально кишел немецкими шпионами и немецкими агентами, т. к. по самому положению Гельсингфорса как финского города контроль и наблюдение над иностранцами были страшно затруднены, ибо фактически отличить немцев от финнов или шведов почти не было возможности»[63].
А. В. Колчак показал на допросе: «первые сведения о перевороте, происходящем в Петрограде, я получил, находясь в Батуме с двумя минными судами, куда пришел по вызову главнокомандующего Кавказским фронтом [великого князя] Николая Николаевича[64] для решения вопросов о снабжении Кавказской армии морем и, в частности, вопроса об устройстве Трапезундского порта, которое мы должны были принять на себя, устройства молов и т. д. С этой целью я прибыл в конце февраля в Батум, пойдя под Анатолийским побережьем и Трапезундом. Главнокомандующий Кавказской армией прибыл в Батум к этому времени со своим поездом. […] Вечером, на второй день, насколько я помню, я получил шифрованную телеграмму из Севастополя от адмирала Григоровича, что в Петрограде происходит восстание войск, что существующая власть дезорганизована и что Комитет Государственной думы взял на себя функции правительства. […] Тогда я обратился к начальнику штаба Николая Николаевича генералу [Н.Н.] Янушкевичу[65] и спросил его, имеет ли он какие-нибудь сведения о событиях. Он сказал, что у него нет никаких сведений. Тогда я сказал ему: “Прошу доложить великому князю, что должен идти в Севастополь, что я прошу меня больше не задерживать”. Янушкевич доложил великому князю, который вызвал меня и спросил телеграмму. Я показал телеграмму; он прочел ее, пожал плечами и сказал, что ему ничего не известно, но что мне известны его основные пожелания и поэтому он меня не задерживает. Вечером в тот же день я вышел из Батума в Севастополь»[66].
51
Раскольников Ф. Ф. Предисловие. С. 7.
52
Cирченко И. Т. Указ. соч. С. 12.
53
Там же.
54
Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 12.
55
Сирченко И. Т. Указ. соч. С. 10.
56
Цит. по: Трукан Г. А. Антибольшевистские правительства России. М., 2000. С. 81.
57
Сирченко И. Т. Указ. соч. С. 11.
58
Весёлкин Михаил Михайлович (1871–1918) – русский контр-адмирал Свиты его императорского величества. В годы Первой мировой войны руководил Экспедицией особого назначения на Дунае. Комендант Севастопольской крепости (1916–1917). Зачислен в резерв чинов Морского министерства (4 апреля 1917 г.), уволен по болезни с мундиром и пенсией (20 августа 1917 г.). Расстрелян большевиками, по другим данным – убит.
59
Сирченко И. Т. Указ. соч. С. 12.
60
Раскольников Ф. Ф. Предисловие. С. 6.
61
Лукин Вениамин Константинович (1866–1928) – контр-адмирал. Участник Русско-японской войны. С 1906 г. служил на Черноморском флоте, командовал различными судами, с 1916 г. – начальник Трапезундского порта, флагман 2-й бригады линкоров. В июне – августе 1917 г. командовал Черноморским флотом, переведен на Балтику. Безоговорочно принял Октябрьскую революцию, был председателем комиссии Морского комиссариата по эвакуации Петроградского района и технических средств флота. В конце 1919 г. работал в военно-морской исторической комиссии и в течение семи лет создал свыше 40 трудов (в том числе монографий) по истории флота в Первой мировой и Гражданской войнах (Крестьянников В. В. Севастополь: Хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. Симферополь, 2007. С. 537).
62
Цит. по: Гречанюк Н. М., Попов П. И. Указ. соч. С. 8.
63
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 77.
64
Николай Николаевич, великий князь (1856–1929) – Верховный главнокомандующий (1914–1915); главнокомандующий войсками Кавказского фронта (1915–1917).
65
Янушкевич Николай Николаевич (1868–1918) – генерал от инфантерии (1914) – нач. штаба Верховного главнокомандующего (1914–1915); нач. штаба Кавказского фронта (1915–1917).
66
Адмирал Колчак: Исповедь под дулом пистолета. С. 65.