Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 9



Говоря о постсекулярном повороте, мы имеем в виду именно эту кризисную ситуацию эрозии, с одной стороны, привычных религиозных / секулярных форм, а с другой – модели их репрезентации в академическом дискурсе. Постсекулярный поворот – это поворот к осмыслению новых форм, которые с точки зрения прежней модели репрезентации кажутся какими-то причудливыми невероятными гибридами, порой пренебрежительно называемыми «постмодернистскими» в смысле чего-то нелепого и несерьезного. Однако эта нелепость и несерьезность является таковой только в предшествующей оптике. Постсекулярный поворот – это движение в сторону нового языка, новой модели репрезентации, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном. А так как новый порядок еще не успел устояться и воспринимается скорее как беспорядок, как кризис, то и постсекулярная теория сегодня – не более чем отчаянная попытка соориентироваться в этом хаосе, узреть очертания возможного будущего порядка в этом бурлящем бульоне.

Тексты, собранные в данной книге, – это результат более чем десятилетней рефлексии, попытки осмысления постсекулярности с каждой из обозначенных двух сторон: и как новой социальной реальности, и как новой оптики, нового языка, призванного эту реальность осмыслить и описать. Тексты расположены в хронологическом порядке – по времени их написания и публикации.

Глава 1

Расколдовывание дискурса: кризис языка современной науки о религии

Оживление религий – одна из наиболее актуальных проблем современного мира. При этом речь идет не просто об увеличении числа верующих, но о том, что различные религии все чаще заявляют о себе как о реальной действующей силе, способной серьезным образом влиять на протекающие в сегодняшнем мире процессы. Самый банальный пример – это ислам, который уже давно превратился в важнейший фактор не только общемировой, но и сугубо западной повестки дня. Не обошла эта тенденция и Россию, где помимо общей исламской проблематики есть еще и православие, набирающее все больший общественный вес и претендующее на самое активное участие в решении стоящих перед страной проблем. Одним словом, религия, как все чаще подчеркивается, возвращается в общественное «светское» пространство[14], а значит, и в политику, экономику, право, культуру, образование и т. д. Такого рода процессы заставляют многих аналитиков заново поднять проблему «светскости», которая, как отмечают обеспокоенные наблюдатели, ставится подобным ходом событий под сомнение. К сожалению, анализу происходящего часто не хватает глубины. Не в последнюю очередь это связано с тем, что изучение данной проблематики – почти монопольная прерогатива социологов (религии). Однако последним свойственна некая поверхностность: они лишь фиксируют определенные изменения в рамках устоявшихся структур с использованием устоявшихся категорий. В реальности же проблема куда серьезнее, речь идет о более фундаментальных преобразованиях, ускользающих от социологического анализа: не некие «религии» вторгаются в некое «светское», но ломается сама структура, делающая эти категории возможными.

Данная глава как раз и ставит своей целью высвечивание этой чаще всего игнорируемой глубинной подоплеки, затрагивающей сами понятия «религия/религиозное» и «светскость/светское».

Одно из главных заблуждений очень многих из тех, кто пытается осмыслять религиозную проблематику, – это принятие религии за нечто само собой разумеющееся. При этом никто толком не может объяснить, что такое религия: есть тысячи определений[15]. Достоверно известно лишь следующее: а) религия (хотя бы феноменально) есть; б) религия (хотя бы феноменально) это не «светское», не политика, не экономика, не нравственность, не культура, не наука и т. д. Благодаря этим двум устоявшимся позициям, распространенным не только в науке о религии, но и в повседневном сознании, религия при всей своей непонятности сохраняет прописку в современном либеральном обществе. В таком обществе для религий обязательно отводится определенное ограниченное пространство, в котором те получают полную свободу действия при условии, что они не выйдут за отведенные для них пределы, где уже начинается альтернативное религии пространство светского. Такая диспозиция, такое расчерчивание общественного пространства воспринимается не просто справедливым и правильным, но естественным. Поэтому, когда живые религиозные традиции пытаются выйти за отведенные им пределы, это вызывает вполне искреннее негодование по поводу религиозного фанатизма: якобы религия пытается залезть на чужую территорию и диктовать там свои правила. Одновременно никто не спрашивает, как именно эта территория стала чужой для различных религиозных традиций и так ли это справедливо, правильно и, главное, естественно.

Не последнюю роль в сохранении иллюзии естественности такого положения дел сыграло (и играет) религиоведение[16] (прежде всего, конечно, феноменология религии), в своих повседневных научных практиках воспроизводящее религию как обособленный естественный феномен. Тем самым религиоведение в определенном смысле оказывается идеологией сложившегося современного (modern) status quo. Несмотря на философские наработки таких авторов, как Д. Куайн[17], Л. Витгенштейн[18], М. Фуко[19] и многих других, религиоведам вплоть до самого последнего времени была свойственна эссенциализация и онтологизация используемых ими понятий[20]: религия как обособленная сфера, в которой происходит связь человека с Богом, в которой он исповедует свои убеждения и участвует в религиозных обрядах, не возникла на волне определенных процессов по воле конкретных заинтересованных лиц, но существовала изначально (есть даже специальная дисциплина, занимающаяся поиском религии в древние времена, – это история религии). Однако относительно недавно (1990–2000-е гг.) религиоведы (или люди, близкие к этой дисциплине) все-таки обратили внимание на эту «наивность» науки о религии. Потихоньку начала развиваться так называемая идеологическая критика религиоведения.

Как пишет Иван Стренски в фундаментальной работе «Новые подходы к изучению религии»:

…среди новейших подходов к изучению как самой религии, так и методов ее изучения можно выделить тот, что может быть назван «идеологической критикой»[21].

Суть этого подхода – в попытке «осмыслить теории в свете более широкого контекста их существования: в свете биографий и интеллектуальных замыслов теоретиков, в свете определенных социальных и культурных обстоятельств и стратегий, наконец, в свете конкретной институциональной среды»[22]. Вместо незамысловатого аисторического восприятия собственных практик как объективного и бесстрастного поиска истинного знания о некой вневременной сущности, называемой религией, религиоведы начинают уделять все большее внимание истокам своей деятельности и ее месту (а также роли) в историческом процессе.

На идеологическое измерение научного изучения религии одними из первых обратили внимание те, кто либо изначально не был религиоведом, но затем пришел в эту дисциплину (например, из философии[23]), либо те, кто представлял конкурирующие (например, теологию[24]) или смежные (например, антропологию[25]) с религиоведением дисциплины. Мы рассмотрим идеологическую критику религиоведения на примере двух ее представителей: Т. Фитцжеральда и Р. Маккатчеона. Суть их претензий к религиоведению примерна одинакова, они различаются лишь в своих конечных выводах. Если Фитцжеральд призывает к устранению религиоведения как такового и к его замене, например, «теоретически подкрепленной этнографией»[26], то Маккатчеон лишь противопоставляет феноменологическое религиоведение, склонное к онтологизации религии, религиоведению натуралистическому, понимающему условность используемых им понятий[27]. Так чем же именно их не устраивает научное изучение религии?

14

Данный текст является слегка видоизмененной версией статьи, впервые опубликованной как: Узланер Д. Расколдовывание дискурса: «религиозное» и «светское» в языке Нового времени // Логос. 2008. № 4. С. 140–159.

См.: Casanova J. Public Religions in the Modern World. Chicago: Chicago University Press, 1994.

15

Например, см. сто определений в работе: Аринин Е. Религиоведение. М.: Академический проект, 2004. С. 288–310.

16

Впрочем, как и все остальные социальные науки. Но это тема отдельного исследования.

17

Куайн У. В. О. Онтологическая относительность // Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада / под ред. А. А. Печенкина. М.: Издательская корпорация «Логос», 1996.





18

Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. М.: Гнозис, 1994.

19

Фуко М. Порядок дискурса // Фуко М. Воля к истине. М., 1996.

20

Это не относится к редукционистскому религиоведению, сводящему религию к чему-то иному, например к экономике. Но здесь возникает другая проблема: сама современная экономика – такое же спорное и отнюдь не естественное явление. В редукционистском религиоведении его (религиоведения) идеологическая функция попросту перекладывается на иную дисциплину, в данном случае на экономику.

21

Strenski I. Ideological Critique in the Study of Religion: Real Thinkers, Real Contexts and a Little Humility // New Approaches to the Study of Religion (ed. P. Antes, A. W. Geertz, R. R. Warne) Vol. 1. Berlin, N.Y.: Walter de Gruyter, 2004. P. 271.

22

Strenski I. Ideological Critique in the Study of Religion. P. 271.

23

Masuzawa T. The Invention of World Religions: Or, How European Universalism Was Preserved in the Language of Pluralism. Chicago: University of Chicago Press, 2005.

24

Среди таковых можно назвать, например, Дж. Милбанка, у которого на эту тему есть очень радикальное по своим выводам исследование. См.: Milbank J. Retraditionalizing the Study of Religion: the Conflict of the Faculties: Theology and the Economy of the Sciences // Future of the Study of Religion: Proceedings of Congress 2000 (ed. S. Jakelic). Leiden: Brill Academic Publishers, 2004.

25

Fitzgerald T. The Ideology of Religious Studies. New York: Oxford University Press, 2000.

26

Ibid. P. 50.

27

Mccutcheon R. T. Manufacturing Religion: The Discourse on Sui Generis Religion and the Politics of Nostalgia. Oxford University Press, 1997. P. 210.