Любовь ифрита

Ведьма смиренно вздохнула, отставила бокал, выпрямилась во весь рост, послушно развязала поясок, стала сдвигать шелестящий шелк с плеч. Ткань стремительно заскользила вниз, обнажая чародейку перед гостем – но в последний миг Умила повернулась, и когда халат упал ей на уголки локтей, мужчина увидел только женскую спину, по которой извивался китайский красносине-зеленый дракон.

Богатая, очень красивая татуировка, способная восхитить любого случайного зрителя!

Но только посвященные в сокровенные магические тайны колдуны могли заметить, как штрихи на чешуе тощего змея складываются на уровне талии в руны «голодного заклятия» – древнего чародейского изобретения, тупо пожирающего вокруг себя любую магическую энергетику, и тем самым лишающего ведьму той грозовой ауры, каковая может выдать хищникам ее истинную сущность. Круглый глаз дракона, покрытый радужными пятнами между изломанными линиями, тоже являл собой графический амулет, в просторечии именуемый «воробьиным писком». Он энергетику, напротив, излучал. Перемешиваясь с аурой носителя, оная придавала ведьме вид «больной птички», не представляющей ни для кого из существующих ведьмаков ни малейшего интереса.

Но если «голодные обереги» с легкостью существовали сами по себе – то «поющие амулеты» нуждались в подпитке. И потому ифрит, бесшумно подойдя к воспитаннице, чуть наклонился и поцеловал дракона в глаз, выдохнув в него немного своей силы.

Умила зябко поежилась, забросила халат обратно на плечи, сделала шаг вперед и поспешно схватилась за бокал.

Каждый раз, когда ифрит целовал ее в спину, ведьма не могла отделаться от ощущения, что хищник вдруг возьмет да и вцепится ей в шею, словно могучий уссурийский тигр в загривок трепетной лани, дабы вдосталь насосаться свежей и соленой парной крови…

И каждый раз Умила не сразу приходила в себя, медленно свыкаясь с тем, что опасность снова миновала и что она опять осталась жива.

Тяжело дружить с тигром. Очень удобно и спокойно, когда он тебя защищает. Приятно, когда он тебя холит и лелеет. Лестно, когда он тебя учит и поддерживает. Но при всем том невозможно забыть, что любой тигр по сути своей – могучий и безжалостный людоед.

– Ты удивительно хороша собой, моя волшебница, – словно бы подслушав ее мысли, признался мужчина. – Это здорово мешает.

– Еще как! – согласилась Умила. – Даже не знаю, благодарить тебя за комплимент, или пугаться ему?

– Чудесный запах, чудесная квартира, чудесная музыка, – похвалил ее убежище ифрит. – И нестерпимо обворожительная хозяйка! Так что мне, наверное, лучше всего… уйти.

– Зеркало в спальне, – отойдя к стене, указала через комнату чародейка. – Висит на обратной стороне двери. Спасибо за чудесный вечер, моя премудрая нежить!

– Я рад, что тебе понравилось, моя волшебница, – пересек гостиную ифрит.

– Не забудь, послезавтра в галерее светский раут! – торопливо напомнила Умила.

– А я там нужен? – остановился на пороге спальни Михаил.

– Ты хочешь спихнуть свою блондинку на меня? – возмутилась ведьма. – Ну уж нет, сам отдувайся! Ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным!

– Да уж, сегодня я сглупил. Язык мой, враг мой, – повторился чародей. – Хорошо, попробую успеть.

– Если что, буду звонить. Удачи тебе, Миша!

– Спасибо, волшебница. Завтра она мне точно понадобится, – кивнул ифрит, шагнул в спальню и затворил за собою дверь.

Свидетель

Комната размером примерно шесть на шесть метров выглядела до предела официальной и потрепанной жизнью. Вытертые письменные столы из ДСП, обшарпанные шкафы из ДСП, тумбы между столами – из ДСП, облупленные подоконники – из ДСП. И только стулья были сварены из железного прутка и украшены обитыми коричневой мешковиной сидушками и спинками. Но главным отличием этого помещения от прочих ему подобных являлись толстые казенные папки, которые лежали высокими стопками буквально везде: на столах, на тумбах, на шкафах, и разумеется – проглядывали на полках между незапертыми створками.

Из-за множества набившихся сюда мужчин в комнате было довольно душно, и даже распахнутая форточка не спасала положения.

Вдоль стены, на пяти составленных рядом стульях, сидели четверо похожих друг на друга, унылых субъектов: все возрастом около сорока лет, все слегка небритые, все в брюках и в пухлых зимних куртках. Придирчиво оценив их взглядом, майор Чеботарев щелкнул пальцами и указал на бледного скуластого парня, в свитере и джинсах, пристроившегося на углу стола:

– Юра, сходи в паспортный стол, пригласи кого-нибудь из очереди. Скажи, потом быстро проведешь их со служебного входа.

Паренек молча кивнул, скрылся за дверью и вскоре вернулся с тремя женщинами. Две были в возрасте и одеты неброско, повседневно: одна в юбке с кофтой, другая – в темном платье ниже колен. Третья оказалась девицей лет восемнадцати, в желтой куртке и зеленых лосинах.

– Уважаемые гражданки, вы приглашены сюда в качестве понятых, – заученно проговорил майор, – прошу вас честно исполнить свой гражданский долг. Это займет всего несколько минут, но прошу вас быть внимательными. Теперь давайте задержанного.

В комнату ввели понурившегося мужчину – лет сорока, в серых брюках и зимней куртке.

– Выбирайте себе место, – предложил ему Чеботарев.

Задержанный подумал и уселся посередине, сдвинув оказавшегося там человека.

– Сфотографируйте их и давайте свидетеля, – распорядился майор.

Стоящая у входа упитанная дама в полицейской форме распахнула дверь и крикнула:

– Варишин, заходите!

Михаил ради следственной процедуры оделся скромно: камуфляжные штаны, высокие ботинки, коричневая водолазка грубой вязки, поверх которой красовался широкий ремень с парой пустых ножен. Ни дать ни взять – заядлый грибник, внезапно выдернутый из леса прямо в центр города.

– Скажите, гражданин Варишин, вам знаком кто-нибудь из сидящих здесь людей? – размеренно спросил майор Чеботарев.

– Да, конечно, – кивнул ифрит и вытянул руку: – Вот этот, посередине.

– Обращаю внимание понятых, что свидетель указал на трижды судимого Григория Ростохина, – озвучил его жест начальник отдела. – Занесите это в протокол. Гражданин Варишин, при каких обстоятельствах вы познакомились с этим человеком?

– Позавчера, возвращаясь вечером с рыбалки, я ощутил сильную усталость, – начал рассказывать Михаил. – Чтобы не заснуть за рулем, я решил остановиться и съехал с оживленной улицы в первый попавшийся двор, дабы на трассе в меня в сумерках никто не врезался. Во дворе я удивился тому, что на скамейке сидит человек, пьет кофе и закусывает багетом. Как бы, не то время, чтобы безмятежно загорать на скамеечке. Ладно бы с бутылкой пива сидел, или водку огурцом закусывал. Но купить кофе и багет в такое позднее время, да еще в стороне от оживленных мест? К тому же, этот субъект старательно прятал лицо от света фонарей. В общем, он сумел привлечь мое внимание.

При последних словах Григорий Ростохин поднял голову и вперил в ифрита мрачный немигающий взгляд.

– Когда во двор въехала крупная светлая машина, этот человек поднялся, бросил стакан и недоеденный багет в урну, прошел чуть вперед и встал в кустарнике. Потом дважды выстрелил в вышедшего из машины водителя и тут же быстро ушел. Во время бегства его лицо несколько раз попало на свет, и я хорошо его рассмотрел. Особенно шрам на подбородке… – Михаил вытянул руку, снова указывая на задержанного.

Ростохин скривился, пригладил пальцами свой шрам и снова опустил голову.

– Спасибо за помощь, свидетель, вы можете идти, – кивнул ифриту майор. – Понятых прошу расписаться в протоколе. Задержанный, у вас есть замечания?

– Да, разумеется есть! – поднялся со своего места уголовник. – И я хотел бы собственноручно внести их в протокол!

– Стойте! – внезапно встрепенулся молодой полицейский по имени Юра. – Не подпускайте его! Не давайте, закройте!

Он метнулся к столу с протоколом, но опоздал – Ростохин уже смотрел страницы.