Дружинник

По обычаю воеводой назначался один из сыновей главы рода, но сыновья Арсентия Филипповича не могли принять на себя такие обязанности: один ещё не достиг совершеннолетия, а другому лишь недавно исполнилось семнадцать, он учился в столице и не мог участвовать в делах рода. Так что до поры до времени должность воеводы оставалась за Дмитрием.

— Скажу честно, Сеня, — произнёс Дмитрий, как только дверь кабинета захлопнулась. — Рискованное предприятие затеял. Ты знаешь, что думаю я и другие старшие члены рода по поводу парня: его надо отправить в услужение, а ты хочешь его за месяц в дружинники возвести. Где такое видано? Этот молодой человек ненадёжен. И нет, я не считаю, что его понесёт обратно к своим, но он заносчив, безответственен, и никогда ни о чём не думал в жизни, кроме как о гулянках, да о бабах. И ты полагаешь, что за два месяца он изменился?

— Вот и посмотрим, — пожал плечами Арсентий Филиппович. — Пока он показывает себя с лучшей стороны.

— Пусть так, но участвовать простолюдину в битве — это слишком.

— Я придерживаюсь иного мнения. В парне течёт кровь знатных людей, и хоть он изгнанный, он, как и все мы, имеет право участвовать в битве. И самое главное, у него есть сила! Понимаешь? Он убил Барятинского! А мы в таком положении, когда каждый человек на счету. Нас слишком мало. И почему бы в данных обстоятельствах не пойти на… скажем так, небольшую хитрость?

— Ты вольнодумец, Сеня, — укоризненно произнёс Дмитрий. — Вольнодумие не доведёт до добра. Сколько раз тебе повторял, чтобы выбросил из головы эту чушь, которой нахватался в своих европах? У государя и церкви однозначная позиция: любая сила у простолюдина — есть порождение Диавола. Если узнают, что ты покровительствуешь подобному бесчинству, жди беды. На нас, по меньшей мере, будут косо смотреть. Да и откуда ты знаешь, что из парня получится в будущем? Он уже сейчас раскидывает одной левой дружинников в латах. Эти игры до добра не доведут.

— А ты в плену устаревших догматов, братец. В Европе передовые умы уже говорят о том, что сила у простолюдинов — не всегда есть зло, что её можно использовать. А мы всё никак не справимся с закостенелостью и невежеством. Я держу ситуацию под контролем. Пойми же, это прямая выгода! Михаил окажет нам большую помощь, а если и его девка, медсестра эта, обладает навыками врачевания, ты представляешь, сколько сэкономим? Врачеватели совсем зажрались в последнее время. Знаешь, сколько я плачу им? Цены, что они заламывают, просто не лезут ни в какие ворота. Скажу тебе так: долой предрассудки. Поменьше оглядывайся на заветы старины и побольше смотри вперёд.

— С огнём играешь, — Дмитрий поджал губы. — Будь по-твоему. Ты же у нас — глава рода. Но если из-за твоих экспериментов мы окажемся в опале, я сам избавлюсь от проблемы.

— Дима, не забывайся!

— Слушай, Сеня. Ты не маленький, должен понимать, что опасно, а что нет. Я забочусь о репутации семьи. Для меня это превыше всего. Сейчас нам остаётся только молиться, чтобы твои нововведения не имели тяжёлых последствий для всех нас. А за мальчишкой я пригляжу. Если что пойдёт не так, ему тут не бывать.

Просьба, а точнее, приказ Арсентия Филипповича стал для меня полнейшей неожиданностью. Я мало что слышал про битвы родов. Насколько я понимал, это была разновидность судебного поединка — древний варварский способ решения споров между враждующими сторонами. Так же было ясно, что участвовать в битве разрешалось только членам рода. Но то ли Птахины находились в тяжёлом положении и испытывали нехватку персонала, то ли имелась ещё какая менее явная причина — так или иначе, они решили слегка нарушить правила, и заставить меня — простолюдина, который даже младшим дружинником не являлся — сражаться на их стороне.

Не скажу, что меня обрадовало это поручение. Цели мои были просты: развивать способности и устроиться в жизни. На службе у Птахиных открывались неплохие перспективы по обоим направлениям. Но вот помереть в неравной схватке в планы мои не входило. Однако избежать участия я теперь никак не мог, а значит, предстояло использовать эти две недели по максимуму, чтобы подготовиться и по возможности овладеть нужными навыками.

К этому добавлялось беспокойство за Таню. Что ждёт её в поместье? Если боярин не соврал, если он действительно хочет найти применение её способностям, это откроет для девушки путь к лучшей жизни. По крайней мере, лучшей, чем в Арзамасе. И всё же тревожно было на душе от осознания того, что род дотянул до неё свои скользкие пальцы, и теперь Таня находится у Птахиных на крючке. Хотелось, конечно, надеяться на лучшее, но кто знает, как всё сложится?

В крепость я поспел как раз к ужину.

Как всегда, «курсанты» собрались за длинным столом в трапезной — просторном помещении в отдельном доме. Во главе стола восседал один из наставников, что курировал нашу группу — мужчина лет сорока с механическим протезом вместо левой руки. Звали его Матвей Александрович, он был членом младшей дружины, жил в крепости со своей семьёй и уже лет пять, с тех пор, как получил увечье, тренировал подрастающее поколение.

На улице было тихо, ветер шелестел в кронах берёз, которые уже проредились первыми жёлтыми листьями, предвещая скорое наступление осени. Редкие выстрелы доносились со стороны стрельбища в дальнем конце крепости.

Матвей Александрович, как полагается, произнёс молитву перед едой, и мы принялись трапезничать. Ели молча, только стук ложек наполнял помещение. Пара крепостных служек суетились вокруг стола, принося и относя тарелки. Болтовня за трапезой не приветствовалась.

Рядом со мной сидел Сашка — круглолицый крепкий парень, на год моложе меня. Он, как и большинство «курсантов», являлся сыном одного из младших дружинников. Мы с ним жили в одной комнате и практически с первого дня нашли общий язык. Сашка — один из немногих, кто относился ко мне без предупреждений. Он был прост, как валенок, и крайне болтлив.

— Чего такой хмурый? — шепнул он, толкнув меня в бок.

— Ерунда, — так же шёпотом ответил я. — День не задался.

— Сильно муштруют?

— Есть немного.

— Здорово! Тебя, наверное, в дружину скоро примут.

— Посмотрим, — я налёг на щи, давая понять, что болтать желания не имею. Мне, и правда, было не до разговоров. Да и отругать могли.

После ужина у отроков имелось часа полтора свободного времени перед отбоем. Чаще всего я проводил их за чтением книг из местной библиотеки — пополнял запас знаний об этом мире, чем удивлял всех трёх соседей по комнате. Обычно парни либо играли в карты и кости (как правило, на деньги), либо занимались какими-нибудь бытовыми делами. Имелось у ребят и ещё одно развлечение: бегать к флигелю у озера, где жили несколько девушек-служанок. Некоторые даже ночью туда хаживали. Конечно, такое не приветствовалось, но, как я понял, наставники на подобные «шалости» смотрели сквозь пальцы. Чем бы дитя не тешилось, что называется.

С другими двумя соседями по комнате, да и прочими "курсантами" у меня сложились не столь тёплые отношения. Все знали, что я — из Барятинских, и что я — изгнанный. Вот только принадлежность к боярскому роду не добавляло мне веса в их глазах, скорее наоборот, я ощущал злорадство по отношению к себе и презрение.

Особенно не задались отношения с Фомой — здоровым малым, что был на год старше меня. Его со дня на день собирались принять в дружину. Он с большим презрением относился ко мне, и я опасался, что конфликт может перерасти в открытое противостояние. А враждовать с местными я не хотел.

Моя кровать находилась на нижнем ярусе этажерки. В единственное окно, выходящее во двор крепости, проникал тусклый вечерний свет. В полумраке горела электрическая лампа под потолком (в боярских домах с электрификацией был полный порядок). На столике рядом со мной лежала стопка книг — все по истории и военному делу. Но сейчас было не до чтения: я думал о предстоящей битве и завтрашнем дне, сулящем встречу с Таней. Но Сашка даже не собирался оставлять меня в покое.