Страница 2 из 14
Картинка получилась такой яркой, что Стас даже слегка вспотел от волнения. Во рту пересохло, колени задрожали, из перекошенного рта выполз сиплый голос:
- Ну-у … вы же понимаете … мир спасет любовь к ближнему … э-э … Махатма Ганди … то есть Лев Толстой. Я не могу! – пискнул Стас.
- Жаль! – крякнул полковник. – Должен вам сказать, что пока мир спасает мундир военного, а не ряса священника. Но это так, к слову …
Он порылся в бумагах на столе, пальцы осторожно извлекли из белой кипы исписанный мелкими печатными буквами листок.
- Вот. Есть заявка на одного человека … Вы, товарищ Куренков, знаете, что такое альтернативная служба?
Стас что-то слышал, но так, в общих чертах. Там вроде дома жить, только каждый день ходить на работу типа дворника или санитара. Выходные и праздники тоже дома. В общем, кайф а не служба!
- Надеюсь, без оружия? Вы же понимаете, мне нельзя … - мямлит елейным голоском Стас, а самому орать хочется от радости.
- И даже без формы, - засопел полковник. Складки на лице обозначились четче, в глазах появилось выражение … ну, вот если в дерьмо на улице наступили, реакция на случившееся проявляется именно так. – Для вас самое то: дедушки, бабушки, коляски … разговаривать в полголоса, ходить на цыпочках – тьфу! … извините, мухи достали. Так как?
- Согласен послужить отечеству, - благовоспитанно наклонил расплывающуюся от радости морду Стас. – Надобно что-то подписать? – уточнил на всякий случай.
- Да, здесь и еще … здесь …
Торопливо, не глядя на бумаги, Стас коротко черкает в указанных местах. Будучи вне себя от радости – закосил, как же! – совершенно забывает одно очень важное правило – всегда читай то, что подписываешь, иначе …
Свои экземпляры документов Стас небрежно швырнул на полку и тотчас принялся обзванивать друзей, хвастаться. Чтобы эффект получился значительнее, сделал это по Skype. Расплываясь довольной рожей на весь монитор, сообщал всем, кто оказался на связи, что обвел вокруг пальца одного генерала, трех полковников и пятерых психиатров. Как последние лохи поверили, что он убежденный непротивленец злу насилием и ващще! Ощущение праздника усугубилось парой бутылок пива и небольшим косячком легкой «дури». Потом явилась одна знакомая девица из категории «честных давалок» … Ближе к вечеру силы иссякли, Стас угомонился. Утомленный взгляд медленно скользит по разбросанным вещам, тупо фиксирует чей-то вызов по видеосвязи, но подойти и кликнуть нет желания. После «косяка» и девицы навалился полный облом. На захламленном полу карточным веером разложились белые листы бумаги, сплошь исписанные меленькими буквами. «Это ж тот самый контракт на службу! – вспомнил Стас. – Эту, как ее, альтернативную… Почитать что ли хрень»? На карачках, словно царь саванны, Стас подбирается к бумагам. Взгляд тупо скользит по строчкам, знакомые слова звучат в голове, не цепляя сознание – оказывать помощь … выполнять требования руководства … быть внимательным к просьбам … три года … че? Стас кривит лицо так, будто решил стать победителем конкурса «Глупая рожа года» прямо сейчас. Пальцы сжимают край листа, дрожащие руки несут бумажку ближе, мутный взгляд фокусируется на цифре. Три!? Нет – ТРИ!!! ГОДА!!! …срок пребывания на альтернативной службе составляет три года согласно действующему законодательству. За уклонение от исполнения обязанностей предусмотрена ответственность вплоть до уголовной …
- Е! И я это подписал? – шлепает бесчувственными губами Стас. – Не может быть!
Однако витиеватая закорючка, его подпись, красуется на каждой странице контракта и в самом конце. Там, где говориться о том, что подписавший ознакомлен с ответственностью за уклонение от исполнения обязанностей.
- Е! Блин!! А-аа!!! – стонет Стас.
В желудке возникает противный холод, словно только что проглотил замороженную жабу, на макушке щекотно, вроде как волосы шевелятся. В черепной коробке - там, где должен быть мозг, чувствуется странная пустота … полный облом!
Районный дом интернат для престарелых или социальное учреждение № 8 – это бывшая поликлиника. Новую больницу совсем недавно построили где-то на окраине города. В кабинетах красуется новенькая аппаратура, штаты укомплектованы молодыми и амбициозными выпускниками медицинских институтов со всего округа, в больничном гараже витает бодрящий запах новеньких реанимационных автомобилей, лабораторий на колесах и машин неотложной помощи. Городские СМИ уши прожужжали, взахлеб рассказывая о койкоместах, количестве дипломированных специалистов, а также о том, что все это великолепие появилось благодаря заботе одной известной партии и лично главы администрации. О том, что подъездную дорогу так и не сделали, упоминали вскользь, как бы между прочим. Народ тоже не возмущался. Все понимали – должно же хоть что-то быть украденным! Иначе не Россия … Параллельно со строительством новой больницы ремонтировали старую, в которой решили разместить интернат. Переезд запланировали давно, сразу после пожара в здании интерната, а случился оный два года назад. После этого старичье держали взаперти в каком-то флигеле с печным отоплением и вдоволь кормили обещаниями кардинально улучшить условия. Старики слушали, кивали и думали о том, переживут ли зиму. Захудалая больничка превратилась в серую коробку из силикатного кирпича с крышей из шиферных листов за какие-то три месяца. Новая богадельня вначале походила на казарму, но после того, как все окна с первого по третий этажи закрыли решетками, здание стало смахивать на гарнизонную гауптвахту. Или дурдом для буйных, тут мнения горожан расходились.
- Забора железобетонного не хватает. С колючей проволокой! – вздыхали они.
Впрочем, те, чьи родственники работали в интернате утверждали, что внутри совсем неплохо.
Промозглое осеннее утро. С лязгом распахивается складная дверь пожилого ПАЗика. На мокрый асфальт шустро спрыгивают две девицы в резиновых сапожках. Мелкие брызги взлетают вверх и в стороны, девицы довольно взвизгивают. Пальчики с ярко накрашенными ногтями нажимают кнопки зонтов, верхушки раскрываются с хлопками, похожими на выстрелы из пистолетов с глушителями. Смеющиеся лица девушек прячутся под зонтами, слышится приглушенный говор и смех. В это время из дверного проема высовывается нога в синей джинсовой штанине. Унылый черный «кросяк» с полустертой надписью adidas, обреченно опускается прямо в небольшую лужу, следом за ним второй и вот под моросящим осенним дождем появляется грустный парень. Плечо оттягивает спортивная сумка внушительного размера, карманы куртки топорщатся от разных мелких вещей, тонкая вязаная шапочка натянута до бровей. Одежда быстро покрывается водяными каплями, темнеет и вот уже невозможно понять, какого она цвета. Выражение лица молодого человека говорит о том, что он, вероятно, едет на кладбище проститься с близким человеком. Печальные глаза поднимаются, горестный взгляд останавливается на хмурой коробке дома престарелых. В некоторых окнах горят лампы, в утренних сумерках желтые квадратики светят ласково и даже уютно. Лицо молодого человека кривится, в глазах появляется выражение крайней усталости. За спиной с коротким стоном и хрипом закрывается дверь, мотор сипло бурчит и автобус катит дальше.