Твари

   ТВАРИ.

   Глава 1

  Утро. Вечно разинутая пасть метро заглатывает людской поток. Человечки ещё толком не проснулись, идут не спеша, на слегка помятых после ночного сна лицах тлеет страдальческое выражение – и зачем я опять вернулся в мир? Долбанная работа, долбанные коллеги, тупое начальство, вечером жена в мятом халате и “убитых” шлепанцах (муж в застиранной майке и синих тренировочных штанах с вытянутыми коленками!), требует денег. И противные дети, остро нуждающиеся в порке. Прозрачные двери из дюймового стекла равнодушно шлепают вслед и неохотно открываются перед входящими. Блестящая, как новый гривенник, станция оглашается угрожающим воем прибывающего состава, народ кучкуется в местах предполагаемого открытия дверей, дабы юркнуть на сидячее место и предаться дреме. Метро строится, новые станции открываются часто и еще не успели запылиться, ощериться осыпавшейся плиткой и обзавестись располневшими тетками в синей униформе с противными голосами, сиречь дежурными по станции.

  Метро – это не только самый быстрый и удобный вид городского транспорта, это ещё и место, где можно легко и без особого напряга заработать. Скопление спешащих горожан, растерянных провинциалов и продажных полицейских привлекает к себе внимание всякого рода мошенников и воров. Лишенные конечностей ветераны непонятных войн, одинокие мамы годами болеющих раком детей, воры карманники, продавцы странных на вкус сладостей, игрушек явно инопланетного происхождения, неувядающих цветов и тд. и тп. нашли себе приют и теплое место работы. Конечно, с ними борются! Грозная транспортная полиция только и делает, что сообщает по команде о выдающихся результатах и проведенных операциях, сравнимых по масштабам со Сталинградской битвой. Но толку мало. Противник тоже не лыком шит и постоянно придумывает новые способы облапошивать доверчивых граждан. Некоторые из них – не граждане! – со временем превратились во вполне цивилизованную и даже удобную форму продажи. Например, торговля с рук. Выглядит это так: входит самый обыкновенный человек, в руках сумка. Как только вагон трогается, человек хорошо поставленным голосом сообщает, что он имеет честь предложить уважаемым пассажирам то-то и то-то. После вступительного слова идет по вагону, товар в руках. Как правило, упаковки влажных салфеток, пластыря, фломастеров, обложки для документов и тому подобное. Товар вполне доброкачественный, дешевле магазинного и пассажиры охотно покупают. Пресечь торговлю невозможно, ибо надо в каждый вагон ставить полицейского, плюс видео регистратор. Подобная деятельность процветает, заработок у коробейников неплохой, но есть одно «но»! – не каждый способен часами бродить по вагонам, обращая на себя внимание громким голосом. Знакомые, родственники, то да се … Косноязычные мигранты и “дети гор” тоже не годятся. Потому за такой труд берутся, как правило, иногородние соотечественники. Т.е. провинциалы из поселков и деревень, где работу днем с огнем не сыскать, а та, что есть и даром не нужна.

  Мужчина типично провинциальной наружности – турецкие джинсы из некачественной пластмассы, футболка с криво вышитым словом adidas и стоптанные кроссовки – входит в вагон подземки с каменным выражением на круглом лице. Капельки пота дрожат на щеках, собираются на скулах и подбородке в крупные висюльки, словно излишки краски на краю старого подоконника. Взгляд карих глаз пробегает по вагону – знакомых нет? – выражение лица смягчается, вздутые желваки растворяются под кожей. Торопливо, пока вагон не тронулся, иначе грохот колес заглушит слова, объявляет о наличии товара и цены. Двери за спиной сдвигаются, отрезая от внешнего мира, поезд кидается во тьму тоннеля, мужчина шагает по вагону, показывая всем сидячим и стоячим нехитрый товар. Пассажиры равнодушно бросают взгляды и отворачиваются. Девушки глядят оценивающе, разочарованно прячут глаза – не то, явно не то, деревенщина зачуханная и вообще неудачник! Одногодки и постарше презрительно не обращают внимания. Люди старшего возраста вовсе не глядят, своих проблем выше крыши. И только старушки, вечно озабоченные проблемой копеечной экономии, с интересом смотрят на пачки влажных салфеток – ничо, но можно и бесплатной газетой обойтись! – гибкий увеличительный кусок пластика – вот хороша вещь! – упаковки фломастеров – ерунда, быстро высыхают, то ли дело цветные карандаши! Торговля идет туго. Это значит, что дневной заработок будет никаким, а за комнату надо платить уже завтра, иначе злобная кикимора, хозяйка квартиры, выставит на улицу. Желающих поселиться хватает, вагон и маленькая тележка.

  «Эх, Лёха! – про себя вздыхает мужчина. – И зачем ты на свет появился? И за что тебя мать родила? Ну почему я должен мучиться и унижаться, а»? Чувствуя закипающую в груди злость, он опускает глаза и смотрит исподлобья на пеструю толпу пассажиров, стараясь не выдать обуревающие чувства. Лёха, а по паспорту Волков Алексей Семенович, наивно считает, будто все городские и гражданские ведут жизнь праздную и сытую. Ну, может не совсем сытую, но уж не такую унылую и полную бытовых неудобств, как в серых и пыльных поселках и деревнях. Алексею Волкову кажется, что все пассажиры люди зажиточные и беспечные. Ну да, фломастерами же не торгуют! Он ещё не понимает, что зарабатывающие мало-мальски приличные деньги сидят в офисах, в отдельных кабинетах, а не катаются в рабочее время в метро. Эти, которым впаривает пластыри и фломастеры, на три четверти состоят из таких же провинциалов, безуспешно ищущих работу. Остальные - домохозяйки, пенсионеры и курьеры. Разумеется, как и все мы, Алексей слышал истории о миллионерах, пользующихся общественным транспортом. Особенно такие россказни нравятся молодым и не очень, девушкам. Мол, взглянет, влюбится, а дальше как в сказке … фиг вам! Миллионер не такой дурак, чтобы влюбляться в переполненном вагоне метро. И уж тем более жениться на «чувихе» из Мухосранска и её многочисленных бедных родственниках. Увы, такова правда, голая и горькая! Бодрый мужской голос объявляет название станции, мелькает за окном залитый искусственным светом перрон, вагон останавливается, двери размыкают беззубые челюсти. Алексей выходит вместе с потоком пассажиров, но не спешит в следующий вагон, как обычно, а садится на лавку. Отполированный миллионами задниц мрамор приятно охлаждает седалищный нерв и успокоительно действует на нервную систему в целом. Алексей стыдливо засовывает товар в сумку, жужжит молния, казенное имущество прижимается к груди. Спина касается холодной стены, затылок упирается в жесткий камень облицовки. Поезд проглатывает очередную порцию людей и скрывается в черной норе метро. Наступает тишина …

  …. отслужив в далеком Забайкалье пограничную службу, Алексей вернулся в родной дом – покрытую трещинами хрущевку на окраине райцентра. До старого кладбища десять шагов, поодаль темнеют ряды гаражного кооператива. За годы, проведенные в беготне по лесистым холмам за нарушителями границы Родины, старшая сестра вышла замуж, развелась и родила, опять вышла замуж и родила - ну, и развелась… у некоторых это входит в привычку. Маломерная “трешка” наполнилась криками, всевозможными причиндалами для больших и маленьких детей, коридор перегородила громадная синяя коляска, больше похожая на бронетранспортер будущего, чем на средство перевозки ребёнка. Родители по прежнему трудились в муниципальном предприятии «Водоканал», получая по здешним меркам неплохую зарплату и даже премии за счет регулярного повышения тарифов на воду. Алексей знал, что устроиться в «Водоканал» труда не составит, предки похлопочут. Но не хотелось ему, что-то останавливало. Нет, все нормально, соцгарантии, трудовая книжка, гарантированное поступление в техникум для приобретения полноценной гражданской профессии, потом жениться, ведь раньше-то не удалось - вернее, не совсем, – жена была, но хватило её только на пять лет с хвостиком. Надоела тайга, горы, служебные квартиры и дрянная мебель – хорошую нет смысла покупать, все равно разобьёшь в переездах. Махнула рукой, забрала сына и укатила домой к родителям. Алексей исправно платил алименты десять лет, затем пришло письмо от «бывшей», в котором сухим канцелярским языком сообщалось, что такая-то вышла замуж, ребёнок усыновлён и в капитанских алиментах не нуждается. Алексей Волков понял, что он один и никому не нужен. Новое назначение на самую дальнюю заставу пришлось весьма кстати – какая-никакая смена обстановки, хотя и раньше менял одну глухомань на другую. Зато служба не потекла, а полетела – за отдалённость, высокогорье и арктические морозы с октября по апрель служба государева считалась день за два.