Юся и эльф

— Гворх. В городе. Старый. Это плохо.

Я согласилась, что гворху в городе делать нечего.

Пусть даже не совсем и в городе, ибо формально и деревенька, и кладбище ее еще не вошли в большое кольцо, что и давало Гильдии право послать старосту с его бедами к свободным охотникам. Небось, будь кладбище и вправду городским, Седрик три раза подумал бы, прежде чем так шутить.

Городской глава к вопросам безопасности относился весьма серьезно.

— Говори.

— А… — он подвинул коробку, окинув задумчивым взглядом содержимое.

— Забирай.

Мне что? Мне не жалко.

Сытая, я на удивление великодушна.

— Благодарю… и не б-будет ли дерзостью с м-моей стороны нап-помнить о… з-завтрашнем з-завтраке… м-матушка б-будет ждать, — почти шепотом закончил он.

А я вздохнула.

Что ж… назвалась невестой? Полезай к свекрови в логово. А с другой стороны… еще посмотрим, кто кого сожрет. И вообще, это ложь, что некроманты — на диво неблагодарный народ. Я добро помню, и потому кивнула.

Эль дернул ухом. Правым.

И левым тоже.

И подвинул коробочку еще ближе. И вид у него был такой…

— Слушай, — ягодный взвар в трактире оказался неплохим, как и пироги. — А чего ты вообще из Патруля этого ушел? Торчал бы себе на границе… бдил там… хранил покой мирного населения вдали от мамы… или она тебя заставила?

Острое эльфячье плечико опустилось, а сам Эль сгорбился — не знала, что он так умеет — и сказал:

— Почти… поступила жалоба… пропадает птица и мелкий скот… и беспокойно становится. Понимаешь? Молоко киснет и все такое… кто-то видел тень. Кому-то кошмары стали сниться. Много кому.

Кошмары — признак фиговый.

Нет, они всем время от времени снятся. Я вот частенько вижу себя стоящей перед экзаменационной комиссией. И в голове пустота, но ладно бы только это, нет, потом приходит осознание, что я стою голая. Вот как есть…

Но это личное.

И у каждого свои скрытые страхи. Но когда они начинают вылезать не у одного-двух человек, но массово, ищи причину. Как правило зубастую, хищную и ждущую, когда ослабленная бессонницей добыча разомкнет охранный контур.

— Проверяли дважды, но… чисто. Никаких следов… совсем никаких, — он щелкнул пальцами. — Теперь я понимаю, что подобное невозможно, а тогда… мы решили остаться на ночь. В полнолуние… третьего месяца…

Идиоты.

Или…

Кто бы ни прятался в темноте, он был достаточно умен, чтобы убрать следы. А на это способны далеко не все твари. С теми же, кто способен, я бы предпочла не встречаться.

— У нас это существо называют аль-накраин, идущий-в-тенях, — Эль прикрыл глаза. — И долгое время оно считалось вымершим. Нам удалось закрыть периметр, но… мой наставник не вернулся из темноты, как и двое из тех, с кем я делил воду…

Я молчала.

Тут ничего не скажешь. Я не знаю тех эльфов и, признаться, еще недавно мне было глубоко наплевать на них и всех прочих, а теперь… почтим память.

— Я сам долгое время находился… между мирами. Ей удалось оживить мои кошмары, смешать их с явью, — у него дернулось не только ухо, но и половина лица. — Миэль до сих пор видит сны… а я не способен сотворить более-менее сложное заклятье. Силы уходят из дырявой души… на границе таким не место.

Да уж…

А я тут на жизнь жалуюсь. И вместо слов я подняла не слишком чистый кубок: пусть легким будет путь ушедших душ. Эль повторил мой жест.

А молчание…

Порой оно — лучшая эпитафия.

— Завтра… — когда пауза слишком уж затянулась, я решила уточнить. — Что мне делать?

— Ничего. Просто будь собой.

И кажется, это не было комплиментом.

…Эль приперся после полуночи, постучал в окно, а я вместо того, чтобы послать его подальше, выбралась в сад. Мы устроились на лавке.

Полночь. Тишина.

Шелестели листья малины, то ли сочувствуя, то ли жалуясь на Грету, которая, увлеченная работой, позабыла про верный кустарник. А без алхимических отходов тот чувствовал себя как-то не так.

Маншул терся о ноги.

— М-мой друг… с-сказал, что с-случай не п-первый, — Эль явно волновался, уши скреб, дергал, краснел и в результате заикался куда сильней. — Н-не здесь, но вообще… п-по всему малому к-кольцу… т-то и дело кто-то да добывает нежить, которой здесь быть не может. Под Нарумом вскрыли лежку молодых упырей…

Тоже новость. Упыри — еще та пакость, но знакомая. С ними и обычный человек при толике сноровки справится.

— …степного типа…

А вот это уже интересно. Степных нам показывали на практике. От наших они отличались меньшими размерами, непомерно длинными руками, на которые опирались при беге, и куда большей настырностью. Если уж стая становится на след…

Но откуда им взяться под Нарумом?

— А в Китеше пару морских кликуш… правда, дохлых. Местное озеро им не понравилось.

Я думаю… все-таки соленость не та.

— И еще он сказал, что судя по толщине шкуры, твоему гворху лет двести…

Охренеть.

Нет, и вправду… двести лет… да быть такого не может, я ведь свидетелей опрашивала. И пусть те мялись, отводили глаза, прикрывая старостину махинацию, но вот двести лет… да он бы выжрал село и не одно, и значит, завелся не там, а где-нибудь на Пустошах, где нежить чувствует себя вполне вольготно.

Завелся и…

Что?

Взял и мигрировал? Что-то я о подобном не слышала. Гворхи — твари мерзопакостные, склонные к людожорству, как и вся нечисть, устойчивые к магии. А еще не отличающиеся любовью к путешествиям.

Да и как?

Его бы на подходе к городу зачистили. Все же не те мозги у него, чтобы…

— П-поэтому мне п-подумалось, что мы д-должны проведать кладбище, — заключил Эль, сунув в рот синию ягодину.

Это, конечно, мысль, но, боюсь, найдем мы там лишь следы Сердрика. Он, может, и скотина, но хитрозадая. После нашего визита сидеть на жопе не станет, подчистит, чтоб, если вдруг вздумается мне правды искать, я на пену изошла, доказывая, что гворх все-таки был.

С другой стороны…

Луна.

Ночь.

Кладбище.

Романтика, мать ее…

…что ты воешь, упырь, одиноко.

Что ж ты девушкам спать не даешь…

Мой голос разносился далеко, тревожа кладбищенские тени. Луна повисла низко. Свет ее ложился на кривенькую оградку, слегка прихваченную кладбищенским плющом. И совесть требовала подправить защиту, а внутренний голос твердил, что это дело не мое.

Пусть к Седрику обращаются.

На воротах, обмотанных свеженькой цепью, висел замок. Но эльфа он не остановил. Сомневаюсь, что он вообще был способен остановить хоть кого-то. Эль, подергав плющ, убедился, что тот достаточно прочен и, ухватившись за стебель, взлетел на ограду. Еще и руку мне подал.

Мило.

Руку я приняла.

А уже наверху натянула перчатки.

И волосы собрала в хвост, а на голову повязала косынку. А то ж мало ли что… амулеты проверила. Серебряный браслет, который норовил выскользнуть, убрала под рукав.

Прислушалась.

Тишина.

И спокойствие, причем на всех планах. Это и подозрительно…

Эль спрыгнул первым.

И вновь руку подал. Вежливый какой… Глен подобным не маялся, здраво полагая, что некромант и сам способен через стену перелезть… или не стену…

К демонам Глена.

Я не о том думать должна.

Оглядевшись — кладбище продолжала оставаться подозрительно спокойным — я двинулась по дорожке. Эль держался рядом. И ведь не с пустыми руками пришел. Надо же… я никогда двуручных бойцов не видела, а уж чтобы с эльфийскими клинками… думала, сказки бают. Кэйовин и двумя руками удержать сложно, а чтобы в одной…

Но на душе стало спокойней.

Вот реально спокойней.

Мы шли.

И… шли… я давно заметила это поганое свойство сельских кладбищ. Они притворяются небольшими, тогда как на самом деле… а вот это кривое надгробие помню. И то, которое слева, перечеркнутое трещиной. И дерево знакомо. Я на нем и сидела, действуя нежити на нервы…

Значит, почти пришли.