За Гранью

— Думаете, он способен на такое?

— Не знаю, — он покачал головой. — Хотелось бы верить, что нет, но я только что имел возможность увидеть, как низко могут пасть люди самого благородного происхождения. Теперь я уже ничему не удивлюсь. Тем более, жажда мести заложена в человеческой природе. Часто месть становится единственным смыслом существования для тех, кто потерял все. Когда ничего нельзя исправить, можно хотя бы отомстить. Мне ли не знать, сколь многие готовы руководствоваться такой философией. Даже мягкосердечный Табрэ, возможно, пожелает причинить вам зло, разумеется, чужими руками. Поэтому я должен вас защитить.

— И как же? — похолодев, спросила Лотэсса. — Прикажете мне покинуть столицу?

— Ну уж нет! Один раз вы уже попытались это сделать, теперь нам приходится расхлебывать последствия вашей опрометчивости. Впрочем, вина за ваш поступок лежит на мне. Как бы то ни было, из дворца я вас не отпущу.

— И как же вы тогда планируете защитить меня? Приставите гвардейцев к дверям моих покоев и заставите их повсюду меня сопровождать?

Тэсс вспомнились времена, когда Валтор так и делал, правда, скорее не с целью защитить, а для того, чтоб держать под надзором.

— Если понадобится, — ответил король без тени улыбки. — Но, думается, я знаю лучший способ обеспечить вашу безопасность и защитить доброе имя. Надеюсь, вскоре вы будете окружены таким почтением, что никто не посмеет посягнуть на вас или хотя бы оскорбить.

— С трудом верится, — хмыкнула Тэсс. — Я даже не представляю, что нужно для этого сделать.

— Всего лишь стать королевой Дайрии.

— Что?! — она оторопело уставилась на Валтора, опасаясь, что либо плохо расслышала, либо не так поняла его слова.

— Энья Линсар, я предлагаю вам свою руку и дайрийскую корону, — король опустился на одно колено.

— Неужели вы говорите серьезно?

— Абсолютно серьезно, — подтвердил он.

Мало что на свете Тэсс так страстно желала услышать, как эти слова. Но вместо ликования ее терзала мысль, что предлагая руку и корону, Дайрией не предложил ей свое сердце. Это и понятно. Он готов жениться на ней лишь для того, чтоб защитить. Не по любви, а из рыцарского долга.

— Это невозможно, — Тэсс отвернулась, чтоб он не увидел ее слез, готовых скатиться в любой момент. — Вы не можете так бездумно распорядиться своей свободой. Королевские союзы призваны упрочить положение государства, мне ли не знать. Сумей вы захватить Элар, в этом браке был бы смысл, а сейчас… — она умолкла.

— Не стоит тратить силы, объясняя мне очевидные вещи, энья Лотэсса. — Я знаю, что могу купить за свою свободу, но не поменяю своего решения. Надев на вашу голову корону, я огражу вас от всех опасностей.

Сейчас перед ней был прежний Валтор, готовый жертвовать собой ради того, что почитал своим долгом. Душа Тэссы была переполнена любовью и восхищением вперемешку с болью. Как мучительно отказываться от собственной мечты. Почему она это делает? Что ей движет? Должно быть, то же самое, что и Дайрийцем — благородство. Хоть в чем-то они похожи.

— Я ценю ваш рыцарственный жест, ваше величество, — все так же, не поворачиваясь, проговорила Лотэсса. — Но не могу принять эту жертву. Уверена, вы найдете способ защитить меня, не делая королевой.

— То есть, вы отказываете мне? — в его голосе послышались злость, которую девушка помнила по прошлым ссорам.

— Я должна, — пробормотала Тэсс.

— Извольте объяснить, почему.

Лотэсса собиралась повторить доводы об опрометчивости в распоряжении таким бесценным товаром, как дайрийская корона, о слишком высокой цене за свою безопасность и репутацию, однако, не находила в себе сил вымолвить ни слова.

— Так почему же? — требовательно повторил король.

— Потому что люблю вас!

Глава 16

Йеланд пребывал в унынии. Поняв, что больше не может рассчитывать на Изгоя, он вновь стал самим собой: слабым, жалким и несчастным. Король Элара был противен сам себе и даже не пробовал искать утешения. Напротив, он находил какую-то болезненную отраду в том, чтоб погружаться все глубже и глубже в пучину отчаяния.

И пусть подданные уважали его куда больше, чем раньше. Пусть за его спиной была победоносная освободительная война и освобождение от власти зарвавшихся фаворитов. И ведь именно сегодня гадючью троицу ждет казнь, а Йеланду и дела до этого нет. Тошно при одной мысли о том, что придется восседать на помосте, наблюдая за тем, как палач отсечет головы его бывших советников. Йеланд ничуть не жалел тех, кто сделал из него посмешище для всей Доэйи, просто смотреть на такие кровавые вещи — слишком тяжкое испытание для его бедной слабой души.

И не осталось никого, кто смог бы его поддержать. Самые дорогие люди предали. Нейри по-прежнему избегает общения со старшим братом, а Лотэсса и вовсе сбежала под крылышко к Дайрийцу, пожри Изгой их обоих. Конечно, есть еще Шафира, но даже эта жалкая женщина не выражала ни капли сочувствия. Жена вела себя почтительно-равнодушно, явно избегая общества венценосного супруга, и общаясь с ним лишь по мере необходимости. Может, Нейри рассказал ей о разводе, который планировал Йеланд. С него станется! Братец проявил себя той еще змеей.

И вот теперь король величайшей страны мира страдал от одиночества, покинутый всеми: братом, любимой, Изгоем. На самом деле именно предательство последнего ранило сильнее всего. И не потому, что Изгой был королю дороже той же Лотэссы, а потому, что только с его помощью Йеланд мог править и чувствовать себя великим королем, а не жалким ничтожеством. Но Странник откровенно заявил, что преследует лишь свои цели, а на Йеланда и его планы ему плевать. И все пошло прахом: величие, триумфальный захват Дайрии и возвращение строптивой Лотэссы…

— Ваше величество, — голос камердинера вырвал Йеланда из бездны тоскливого отчаяния. — Вам пора собираться на… — он замялся, — на торжественное зрелище.

— Да уж, зрелище, — пробурчал король. — Могли бы обойтись и без меня.

Камердинер, естественно, молчал, не считая себя вправе давать монарху советы. Но при этом он не двигался с места, держа на вытянутых руках парадный красный камзол, расшитый золотом. Йеланд с тяжким вздохом отдал себя в руки слуги и его помощников. А пока его одевали и причесывали продолжал упиваться жалостью к себе.

Площадь Тысячи Огней была заполнена народом. Горожане так же толпились на крышах и балконах окрестных домов, высовывались из окон. Всем хотелось полюбоваться на конец гадючей троицы. Всем, но не тому, кто вынес приговор. Король, сидя на возвышении в окружении главных сановников, переводил взгляд с одного на другое, старательно обходя глазами помост, выстроенный для казни. Осужденных еще не было. Йеланд разрывался между желаниями никогда не видеть этой казни и увидеть ее поскорее, чтоб все наконец закончилось.

И вот они появились. Мертона, Падда и Сворна везли в закрытой карете. Кое-кто из советников убедил короля, что негоже подвергать столь родовитых людей дополнительному унижению, заставляя проехаться по улицам в телеге и убогих одеяниях, как обычных преступников. Ладно уж, пусть последний раз прокатятся в карете и щегольнут перед толпой в черных камзолах. Йеланд почувствовал себя милосердным, а великодушие, что ни говори, признак величия. Остается надеяться, что его благородный жест оценят и придворные, и толпа.

Впрочем, толпа явно не горела снисходительностью к осужденным. Стоило им выйти из кареты, как в них полетели тухлые яйца, овощи, и даже камни и нечистоты. Да уж, народ шибко не любил всесильных фаворитов. Ну что же, будут больше ценить короля, лишившего их власти, а теперь и жизни. Нет сомнений в том, что это следовало сделать.

Между тем, троицу возвели на плаху и стали зачитывать приговор. Король по-прежнему отводил глаза, боясь встретиться взглядом с кем-то из обреченных. Они, конечно, были далеко, но лучше не рисковать. Не хватало еще навеки запечатлеть в памяти гневные или страдающие взоры, обращенные к нему. Он поступил правильно, избавив Элар и себя от этих кровососов. Если бы можно было так же избавиться от последствий тех решений, что они навязали.