Белый олень

– Я сказал, что можно захватить лишь подарок. – Его взгляд ничуть не смягчился.

– Но ты не уточнил, какой именно. Это твоя промашка, а не моя.

– Правда. – Уголок губ Сорена приподнялся в едва заметной улыбке. – С твоей стороны это был достаточно разумный поступок. – Мне кажется или в его голосе действительно проскользнул намек на удовлетворение?

– Разумный?

В этот раз улыбка проступила заметнее. Надо же, улыбка.

– Разумный. Изобретательный. Немногие люди на твоем месте сообразили бы так поступить, но после твоего разоблачения… – Он провел рукой по волосам.

Я зашаталась. Не знаю, сколько крови я потеряла, но круги перед глазами подсказывали: много. Голос Сорена и зал то приобретали четкость, то снова расплывались. Но когда я постаралась сосредоточить взгляд на хозяине, то сразу поняла, что это плохая идея. От того, как он смотрел на меня, я похолодела: его обычная апатия и скука исчезли, сейчас он казался искренне взволнованным. «О чем ты только думала? На самом деле?» – эхом раздавался в голове его голос.

– Признай, Яннеке, что если бы тебя уличили в проносе железа на территорию королевского дворца, то могли бы казнить. Да и меня тоже. Не слишком обдуманный риск.

– Почти уверена, ты что-нибудь придумаешь. Ваш народ славится извращенной логикой, – хмуро заявила я.

– Поделись своими соображениями, пожалуйста. – Не дав увести разговор в сторону, Сорен подкрепил просьбу широкой улыбкой. Я лишь сглотнула.

– Ну, будучи рабыней, я не должна была общаться с другими гоблинами, приносившими обеты верности, за исключением вынужденной драки. По правде, я вообще не ожидала, что окажусь здесь. А если бы я вступила в схватку на землях Пермафроста, в том числе и во дворце короля, то к ситуации можно было бы применить закон зимы, распространявшийся на смертельные поединки. Победитель бы остался в живых, и долг, таким образом, был бы уплачен. Железо дало бы мне преимущество в сражении с любым противником, а если бы я проиграла, что ж, твоим владениям это не принесло бы вреда, так как согласно зимнему закону моя смерть послужила бы достаточной компенсацией.

Сорен удивленно вскинул брови.

– Ты дрожишь, – он произнес это так, будто только сейчас заметил проблему. – Продолжим обсуждение позднее.

Наконец-то! Облегчение было так велико, что колени подкосились. Я попыталась сделать шаг вперед, однако силы окончательно меня покинули и я осела на пол.

На полпути меня подхватили холодные сильные руки, которые с легкостью подняли мое окровавленное тело. Следующие слова прозвучали очень тихо, но, так как голова моя покоилась на груди Сорена, я прекрасно их расслышала:

– Это все меняет.

Затем я погрузилась в темноту.

Когда я пришла в себя, то оказалась уже не в зале для приемов. Помещение было абсолютной его противоположностью, почти полностью лишенное украшений. Стул рядом с моей постелью на данный момент пустовал. Я лежала на возвышении, покрытом меховыми шкурами – волчьими, тигриными, рысьими, медвежьими, – но они были разбросаны вокруг моего обнаженного тела, никак не выполняли своего предназначения и не согревали меня. Воздух был ледяным, но как только я потянулась, чтобы накрыться одной из волчьих шкур, чья-то рука толкнула меня обратно.

Таня, целительница Сорена, смотрела на меня, стоя у возвышавшегося изголовья. Ее земляничного цвета волосы были собраны в хвост за спиной, однако пара прядей выбилась и прилипла к ее лицу, покрытому кровью. Меня всегда удивляло, насколько же они непохожи с племянником! Ярко-красный оттенок ее шевелюры довольно странно сочетался с темной кожей, но, на удивление, очень ей шел. Глядя на голубовато-серую, практически прозрачную кожу, фиалковые глаза и длинные белоснежные волосы ее племянника, было сложно представить, что они могли быть кровными родственниками.

Таня откинулась назад, осматривая меня внимательным взглядом. Кажется, увиденное не слишком вдохновило ее.

Я постаралась усилием воли отогнать охвативший меня жар смущения: ни одному гоблину я не позволяла видеть себя обнаженной, даже целителю.

Однако боль и головокружение от потери крови исчезли, а на месте ран теперь красовались новенькие блестящие шрамы. «Отлично дополнят мою увеличивающуюся коллекцию», – ядовитым дождем окатила меня мысль.

– Неплохо тебя потрепали в драке, – отметила Таня. Ее тон был резковатым и деловым, с обычными для нее прохладными нотками. Секундная гримаса неудовольствия, ранее промелькнувшая на ее лице, теперь сменилась бесстрастным выражением, по которому ничего невозможно было прочитать. Так не похоже на беспокойство Сорена – последнее, что я запомнила перед тем, как потерять сознание. Это воспоминание заставило мой желудок тревожно сжаться. Должно быть, я ошиблась. Гоблины могли испытывать ярость и боль, вину и удовольствие, но без тех глубоких оттенков, которые были доступны людям. По большому счету, эти монстры могли игнорировать эмоции так же легко, как жужжание мухи.

Но то, как он смотрел на меня и говорил… Казалось, он был обеспокоен, словно в наших отношениях что-то изменилось. Я не была идиоткой и понимала, что, как бы ни было приятно пользоваться преимуществами социального положения рабыни, мы с Сореном не являлись друзьями. По крайней мере, с моей точки зрения. Не считая уроков по сарказму.

– Мне кажется, я легко отделалась по сравнению с противником, – отозвалась я.

– Согласна, – с легкой задумчивостью кивнула Таня, сев на пустовавший стул. – Если учесть, что ты накинулась на Лидиана с железным гвоздем посреди королевского дворца, ты точно легко отделалась.

Слова целительницы чуть не заставили меня застонать. И зачем я вообще разбрасываюсь саркастичными замечаниями? Никто из гоблинов не в состоянии их понять.

Когда я попыталась сесть, то получила в ответ очередной тычок и решила испробовать другой подход.

– Где это я?

– Охота началась, – сказала Таня. – Нам придется остаться во дворце, пока Сорен не прикажет выступать.

– Он разве еще не отправился? – Охота. Я судорожно сглотнула.

– Племянник пока решает, кого и что взять с собой. – Она вытянула ноги и скрестила в лодыжках. – А еще он постарается устранить соперников, которые пока во дворце.

Мне нечего было ответить. Может, я никогда не была раньше свидетелем Охоты, но прекрасно понимала, насколько высоки ставки. Все понимали.

– Как считаете, он может победить? – спросила я и тут же прикусила язык. Как будто она могла ответить мне что-то помимо «да». Таня поднялась на ноги.

– Мне кажется, у него на уме сейчас не только победа. – Не оглядываясь, она пересекла комнату и подошла к двери. – Он желает видеть тебя в своих апартаментах, как только ты сможешь ходить.

Затем целительница удалилась.

Я же осталась лежать с бешено бьющимся сердцем и пыталась вспомнить об Охоте за белым оленем все, что известно. Он являлся символом могущества короля, бесспорно говорившим о том, что тот был самым сильным, самым быстрым, лучшим хищником во всем Пермафросте. Олень убегал только тогда, когда правитель становился слабым.

И погоня за ним была не простой охотой. Победителем мог оказаться только непревзойденный хищник, и лишь он мог нанести решающий удар и убить оленя. Древние силы, текущие в венах каждого гоблина, брали начало от умерщвления, и в ходе Охоты можно было обрести невиданное могущество, прикончив других соперников. Разумеется, за все приходилось платить, но обладатели огромной силы, как у Сорена и Лидиана, возглавляли военизированное общество гоблинов не без причины. Чем дольше длится Охота, тем меньше становилось претендентов на трон, но я не знала, на сколько может затянуться погоня, только то, что сильнейший из хищников убивал оленя и становился следующим королем. Это означало, что в процессе мог погибнуть не только олень, но и те, кто уже не сможет возродиться, как волшебное животное.

Если Сорен умрет… что случится со мной? Эту мысль мне не хотелось додумывать.