Селфи

И вот в этой бутафорской атмосфере уже поджидала ее во главе стола настоящая хищница, опустив уголки рта и нацелившись на добычу. Денису едва не сшиб с ног запах дешевого парфюма и пудры, до продажи которых не снизойдет ни один уважающий себя магазин.

Бабка разверзла блеклые, потрескавшиеся губы. Возможно, эта гримаса была призвана заменить улыбку, но Денису было не так просто провести. Она попыталась досчитать до десяти, но на этот раз успела дойти только до трех, прежде чем началась вербальная атака.

– А! Значит, маленькая принцесса все-таки соизволила спуститься и поздороваться!

Неприветливое и осуждающее выражение застыло на лице бабки после беглого взгляда на голый пупок Денисы.

– Уже при полной боевой раскраске… На тебя теперь каждый обратит внимание. А не то можно было бы говорить о катастрофе, верно, Доррит?

– Ты можешь больше меня так не называть?! Вот уже почти десять лет, как я сменила имя.

– Ну, раз уж ты так любезно попросила, конечно, могу. Обычно тебе не свойственна такая вежливость. Значит, считаешь, это имя подходит тебе больше… Дениса?! Есть в нем что-то французское. На ум приходят потаскухи, прогуливающиеся по бульварам. Так что соглашусь – это имя тебе больше к лицу. – Бабка скользнула взглядом по ее фигуре сверху донизу. – Что ж, по-моему, прекрасный на тебе камуфляж. Молодец, хорошо подготовилась к очередной охотничьей вылазке… – Старуха и не думала останавливаться.

Дениса отметила про себя, как мать пытается смягчить тон беседы, осторожно прикоснувшись к руке бабушки. Как будто это когда-нибудь действовало. Даже тут ее мать всегда являлась слабым звеном.

– И чем же ты теперь занимаешься, можно поинтересоваться? – продолжала бабушка. – Ты вроде собиралась пойти на какие-то новые курсы, может быть, на этот раз в роли преподавателя? – Она прищурилась. – Кажется, ты думала податься в мастера по раскрашиванию ногтей? Я уже не успеваю следить за всеми твоими любопытными занятиями, так что тебе придется мне помочь. Эй, а может, ты сейчас как раз бездельничаешь? Ну уж нет, разве можно такое предположить!

Дениса молчала. Сдерживалась, чтобы не ответить.

Бабушка приподняла брови.

– Ах, ну да, наверное, ты слишком крутая для того, чтобы работать, я угадала?

Зачем она все это спрашивает, если и так знает ответ? Зачем она сидит здесь с гримасой отвращения на лице и трясет своими жесткими седыми патлами? Так и хочется плюнуть ей в лицо. И что же удерживает Денису от этого действия?

– Дениса собиралась записаться на курсы, чтобы выучиться на коуча, – отважно встряла мать.

Тут произошла великая метаморфоза. Бабка широко раззявила пасть, так что даже разгладились морщины на ее лице, и в следующую секунду разразилась таким приступом хохота, изрыгаемого из самых глубин ее нутра, что Денисе стало не по себе.

– Вот, оказывается, о чем она раздумывает! Забавно представить себе, как Дениса учит других. Только чему, осмелюсь поинтересоваться? Неужто можно найти хоть одного человека на нашей бренной земле, кто захочет, чтобы его учила пигалица, которая сама умеет лишь наводить марафет? В таком случае наш мир попросту замер на месте.

– Мама… – попыталась остановить ее мать Денисы.

– Помолчи, Биргит, дай мне сказать. – Она вновь обратилась к Денисе: – Скажу прямо. Я не знаю ни одного настолько ленивого, бездарного и оторванного от реальности человека, как ты, Дениса. Ты ведь вообще ничего не умеешь, давай признаем это. Быть может, настала пора попытаться подыскать работу под стать твоим скудным компетенциям?

Бабка напрасно ожидала получить ответ. Она покачала головой. Дениса уже знала, к чему идет.

– Я не раз говорила это прежде и предупреждала тебя, Дениса. Возможно, ты считаешь, что сидеть вот так, свесив ножки, совершенно в порядке вещей? Это просто потрясающе. Но ты не настолько красива, моя милая, и, боюсь, уж точно не станешь красивее лет эдак через пять.

Дениса с шумом выдохнула. Еще пара минут, и она сбежит отсюда.

Бабка повернулась к своей дочери с таким же холодным презрением во взгляде.

– Ты и сама была такой же, Биргит. Всегда думала только о себе и палец о палец не ударила, чтобы чего-то добиться. Что бы ты делала без меня и отца? Если б мы всё за тебя не оплачивали, пока ты впустую тратила время, одержимая манией величия?

– Мама, я все-таки работала. – Мать произнесла эту фразу с жалобной интонацией. На протяжении долгих лет ее попытки возразить попросту растворялись в воздухе.

Бабка потрясла головой и вновь обратилась к Денисе:

– А ты! Ты не сможешь устроиться на работу даже туда, где надо просто аккуратно складывать шмотки; даже не рассчитывай на это.

Дениса развернулась на сто восемьдесят градусов и скрылась на кухне, ощущая за собой отголоски бабушкиной отравы.

Если б можно было изобразить в качестве диаграммы то, что творилось у нее внутри, здесь в равных пропорциях присутствовали бы закостенелая ненависть, чувство мести и сплошной поток образов из прежней жизни, искаженных бабкиным восприятием. Дениса вновь и вновь выслушивала эту клевету и всякий раз испытывала боль, что не могло ее не раздражать. Про то, из какой чудесной семьи вели свое происхождение они с матерью. Про золотые годы, когда дед содержал собственную обувную мастерскую в Рёдовре и неплохо зарабатывал.

Вздор! Разве женщины в этой семье не сидели всегда дома, предоставленные сами себе? Разве не находились они исключительно на попечении собственных мужей, не занимались целиком и полностью домашним хозяйством, не ухаживали за членами семьи и так далее?

Вот то-то и оно!

– Мама! – раздался крик из комнаты. – Не надо обращаться с ней так жестоко, она…

– Денисе двадцать семь лет, и она ничего не умеет, Биргит. НИЧЕГОШЕНЬКИ! – орала ведьма. – Как вы собираетесь жить, когда меня не станет, скажи мне? А ты подумай об этом, ибо можете не рассчитывать, что я оставлю вам сколь-нибудь приличное наследство. Вообще-то у меня есть свои собственные потребности.

И это тоже они с матерью уже слышали сто раз. Сейчас она начнет нападать на мать Денисы. Обзовет ее голодранкой, неудачницей, затем обвинит в том, что та наделила дочь всеми собственными плохими качествами.

Отвращение и ненависть отзывались у нее в районе диафрагмы физическим дискомфортом. Дениса терпеть не могла этот пронзительный голос, требования и обвинения. Она ненавидела собственную мать за слабость и за то, что та не смогла удержать рядом с собой мужчину, который позаботился бы о них. Ненавидела бабку за то, что она-то как раз это сумела.

И когда уже она наконец преставится?!

– Я сматываюсь, – холодно бросила Дениса, вернувшись в столовую.

– Неужели? Ну, тогда вы не получите вот это. – Бабка вытащила из сумки небольшую пачку купюр достоинством в тысячу крон и потрясла ею перед присутствующими.

– Дениса, подойди сюда и сядь, – попросила мать.

– Да-да, подойди и сядь, прежде чем отправишься торговать собой, – обрушилось на девушку очередное оскорбление. – Отведай дрянного угощения матушки, а потом отправишься веселиться с мужиками. Но берегись, Дениса, ибо на такую, как ты, никогда не западет нормальный парень! Шваль с искусственными волосами ненатурального оттенка, ненастоящая грудь, дешевые побрякушки и неестественный цвет лица… Неужели ты думаешь, что тебя не раскусят за одну секунду, милая моя? Или ты считаешь, что нормальный мужик не отличит элегантную женщину от дешевой потаскухи? Может, ты надеешься, что, стоит тебе лишь раскрыть свой красный, как почтовый ящик, рот, приличный человек не заметит, что ты ни черта не знаешь и не можешь поддержать разговор? Не заметит, что ты всего лишь ноль без палочки?

– Ты ничего обо мне не знаешь, – процедила Дениса. Почему старая грымза никак не остановится?

– Ага! Ну так расскажи мне наконец, что ты собираешься делать, прежде чем «смотаться», как ты выражаешься. Поведай мне, чтобы и я была в курсе, меня эта тема чрезвычайно интересует. Какие у тебя планы? Быть может, ты метишь в кинозвезды? Помнится, в детстве, когда ты была куда приятнее, чем теперь, ты буквально бредила этой идеей. А возможно, тебя больше привлекает стезя художника, несомненно знаменитого? Ну давай же, говори скорее, мне не терпится узнать о твоей очередной затее! Чем ты будешь морочить голову своему социальному консультанту на этот раз? А может быть…