Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 49

Памяти Владимира Мотыля

Фальшь была многорука, как Шива,Опошляла и песни, и флаг.И романтика маршей фальшивоЗаглушала хрипящий ГУЛАГ.И с нелегкой судьбою Володя,А с фамилией легкой – Мотыль,Воскресил нам в прорыве к свободеИроничной романтики стиль.Но с иронией вот что бывает —С финкой ненависти под полойЗлой иронией лишь убивают,А от злобства спасают – незлой.Напрягалось чиновное быдло,На просмотре угрюмо сопяПри словах «За державу обидно!»,А обиделось вдруг – за себя.И глядели на фильм косовато,Да вот Бог его, видимо, спас,Потихоньку шепнув космонавтам:«Перед взлетом крутить каждый раз!»Самотрусость – вот наше наследство,Да и самозловредство притом.Это русское самозапретствоНа все то, чем гордимся потом.Все невыигранные битвыОттого, что к себе все сведя,При словах «За державу обидно!»Обижаемся лишь за себя.А еще – иногда так постыдно,Что не стыдно нисколечко тем,Кому лишь за державу обидно,И всем ясно, что им, очевидно,За людей не обидно совсем.23 февраля 2010

«Корпоратив»

«Сплошные буржуи на сцене                                     поют для буржуев за столиками.Не все и не всех еще съели.                                         Дальнейшее – за историками.Неужто поэтам России,                                       что были мятежны веками,придется для буржуазии                                         прислуживать массовиками?»Так думает могиканин                                     российской революционности,уже раза три остаканен                                     и с чувством своей уцененности.Романтик-шестидесятник,                                           ходячая плохо реликвия,погибших иллюзий остаток,                                              и высох викинга лик его.Сидит он рядом с японкой,                                            чье имя почти Хиросима,и у нее упорно                        допытывается некрасивоправда ли, что однажды                                       она сказала рабочим,чтоб касками этак отважноони колотили не очень,а лучше бы, вспомнив сказки,взамен баррикадной борьбы,шли собирать в эти каскиягоды и грибы.Но все подозренья излечивая,от дамы – духов аромат.Она пожимает плечиками:«Типичнейший компромат».Не верить?                  Верить?                               Во что – без промашки?Вот политические ромашки.И он,         ее «Мицуко» вдышав,с ней чмокается на брудершафт.А про нее чьи-то харинашептывают:                        «Мата Хари».Не хочет видеть масс-медиа,что, может, в ней скрыта трагедия.Чего бы это ни стоило,нас, как экспонаты истории,собрали сюда,                       сколотивтусовочный корпоратив.Чем жизнь все корпоративней,тем каркание противней.Все танки и автоматы,все пьянки и компроматы, —кто это сейчас разберет?И кто на кого врет?Быть может, все наоборот?Со сцены какие-то комикииз нас выжимают колики,но, кажется, все равно,что им и самим не смешно.Герой мой не раз был оболганным,но не был по счастью оболтусом,и времени не терял,чтоб опровергать матерьял.Заслуги его не засчитаны,но помнит он время древнее,когда-то до дыр зачитанный,роман Леонида Андреевапро бомбометателя Сашку,                           прославленного Жегулева.А тут мой герой влип в компашку,где кто-то, давая отмашку,тычет поэту бумажку:                       «Ваш выход после жонглера».Февраль 2010P. S. Но что все мои обидки,и разве все это – беда,когда две вдовы – две шахидки,готовились к взрыву тогда.Зачем я воспел Веру Фигнер,ее неразумно ценя,и вовремя бесов не выгнал,вселившихся и в меня.Но кто же убил Альдо Моро —да нет, не простой жиголо,́а сын средиземного моря, —и твой, Александр Жегулев.Какой будет отклик небесный —что делать и кто виноват?Начнем воспитание с «Бесов» —иначе нас всех не простят.

Впроголодь

Посвящается мое жене Маше,

убедившей меня переписать это,

вначале невнятное, стихотворение

Впроголодьжил я,          и все, о чем только читал,                                              мне хотелось попробовать.В детстве моем не гишпанском,                                                   а шпанском,снились и мне ананасы в шампанском,но кроме хлеба полынного,                                в собственной горечи неповинного,не было снившегося всего —только клочок объявления магазинного:«Седни нет ничего».Впроголодьжил я, как зритель отечественного кино,с детства влюбленный в Ладынину,                                   после тридцатника – в Проклову(меня и сейчас они трогают все равно).Но как нас цензура ни тормозила,и хотя мы не слыхивали про плюрализм,вы, Вивьен Ли                        и Джульетта Мазина,на цыпочках все-таки к нам пробрались.Впроголодьжили мы,                стоя за Хемингуэем, Ремарком,                                                   Булгаковым в очередях.Будто на проповедь,мы на стихи в Политех прорывались,                                                             головы очертя.С умственным игомполурасстались,и полуналадили мы с человечеством связь.Мы выросли из голоданья по книгам,и сами книгами становясь.Впроголодьвыжил.            Я сыт.                      А вот сытости как не бывало,Впрок о лед,видно, шпана мне башку,                                       чтобы крепче была, разбивала.Проданностьтем не грозит,кого не подкупят ни тишь, ни гладь.Свободу не сдавший впроголодь,и за позолоченной проволокойя буду по ней голодать.Апрель 2010