Страница 17 из 49
Разрезы
Проходит женщина, одетая в разрезыпод звуки михалковской «Марксельезы».Разрезы сбоку, спереди и сзади.Товар лицом. Нет смысла в фальшь-фасаде.Где белые нетронутые снеги?Все перепуталось — и Маркс, и Дейл Карнеги.Где мы живем? В какой такой системе?Мы что-то проморгали, просвистели.На части режут финки воровскиекромсаемую заживо Россию,и нефть сосут родные наши крезы,впиваясь жадно в свежие разрезы.О жизни крезов можно только грезить,и хочется кому-то их раскрезить.Где неподкупность? Может быть, в Замбези?Все наши нарсуды видны в разрезе.Политика давно уже раздета.Зачем разрезы ей? В ней нет секрета.Неужто вся Россия бездыханна,как поездом разрезанная Анна?И надоело это все до резиво всех местах. Вся жизнь в таком разрезе.2004Псе
Я тысячи жизней прожил,а, кажется, только вчерая слышал: «У, чертова прожидь…«У, чертова немчура!»И это был не Куняев,а в пах мне вонзавший мыскипахан электричек, трамваев,по кличке Coco — из хозяевблатной безотцовной Москвы.А был он совсем не грузином,но, в хромках скрипуче ходя,он с форсом невообразимымиграл в дворового вождя.А был он вообще-то шестеркойна стреме у главных тузов,но славился лексикой тонкой:«Ща вмажу промежду глазов!»Он смел перед всею Европойк нацгордости нас приучатьи Пушкину: «У, черножопый!»,наверно бы мог прорычать.Но друг мой, по прозвищу Чина,в подвальной пещере егоуделал при помощи дрына,гвоздями ощеренного.И, ткнув сапогом его тушу,он сплюнул: «Спи, бедный Сосо…»,и выдал за милую душуфиксато-брезгливое: «Псе…»Я тысячи жизней прожил,но не был пахан или вождь.Был самый грешнейший в прошломи был, как грибнейший дождь.А после хулимо-хвалимыепоэты, как боровички,пошли, прикрывая хвоинкамимладенческие роднички…Я не предъявляю к оплатемной вспомненные времена,но зависть, как будто проклятье,преследовала меня.И где наше прежнее братство,где наше арбатство, булатство?Со славой нам не разобраться.На всех она общая кость.Как нам друг до друга добратьсясквозь жадность, сквозь ревность и злость?Куда же мы все подевались,за что этот дьявольский сглаз?Когда-то мы не продавались —так что же купило всех нас?Нас порознь рассыпало встряхом.Мы куплены ни за чтонам прежде неведомым страхом,что вдруг нас не купит никто.Сны мучают вновь — с вертухаямии лаями лагерных псов.Казалось — мы неразрываемы,а нас разодрали, и псе…Скажи, в чем сокрыта причинаразодранности такой,мой кореш спасительный — Чина,и злоба, и зависть — на кой?Голодные и забитые,мы не были баловни мам,и мы никому не завидовали —за это завидуют нам.Твой дом сожгли на Валдае.Спалили в Абхазии мой.Отечества пепел глотая,вернулись мы в дружбу — домой.Я тысячи жизней прожил,но улица есть одна,мне памятнее всех прочих —Матросская Тишина.Здесь матери, жены, дочерив снегу, словно в белой тьме,стояли, построившись в очередь,к набитой родными тюрьме.Мы с мамой,смерзаясь в камень,среди молодух и старухстояли с двумя узелкамидля дедушек — тоже двух.Мы в очередь горя впаялись.Мужчины прийти сюда,наверное, просто боялись,но женщины – никогда.Где ягодки, где цветочки?Но ставят кровавые точкина карте России «заточки».Подносят малышке-таджичкек груди зажигалки и спички,а матери-африканкидетей собирают останкина Невке и на Дону,как будто с Толстым, Достоевским,а больше, наверное, не с кем,ведут их потомки войну.И спрашивает меня Чина:«Что наше лицо? Что личина?»Так что, вроде Русского Яранужна еще больше беда,чтоб нас еще больше спаяла?Ведь это же не навсегда…А где тот пропавший япончик,зарезанный за телефончик?Сиял: «Как у вас холосо!»Добавлю я после обзора:«Не хватит ли нам позора?Стыдились бы женщин… Псе!»2004