Страница 13 из 19
От трескучего и воняющего бензином соседского мотоцикла словоохотливая дама естественно и плавно перешла к другим своим проблемам, коих у нее было предостаточно, так что мнимому участковому, который уже узнал все, что хотел, стоило немалых трудов от нее отделаться. Засим удачливый опер поспешил на Петровку, неся начальству в лице майора Свинцова сразу два лакомых кусочка: во-первых, известие о том, что в течение последнего десятилетия интересующий его мотоцикл ни разу не менял владельца, а во-вторых, название дачного поселка, в коем упомянутый владелец обитал в данный момент.
Впрочем, радоваться Свинцов не торопился. Во-первых, последний раз соседка видела Твердохлебова вместе с его мотоциклом около месяца назад. Месяц – долгий срок, на протяжении которого такой компактный и недорогой предмет, как старый мотоцикл, мог десять раз сменить хозяев. Во-вторых, если военный пенсионер Твердохлебов и был таинственным снайпером, в силу никому не известных причин отправившимся выполнять заказ на своем собственном и притом весьма приметном транспортном средстве, глупо было рассчитывать, что он до сих пор спокойно сидит у себя на даче и ждет прибытия группы захвата. Профессионалы так не поступают, а меткость, с которой снайпер всего двумя выстрелами отправил к праотцам пять человек, свидетельствовала об его высоком профессионализме. Тут что-то не срасталось; модное словечко «киллер» плохо увязывалось с тарахтящей «Явой», ветхой брезентовой плащ-накидкой и возделыванием шести соток. Заказное убийство – весьма доходный промысел, и профессиональный стрелок в повседневной жизни может позволить себе как минимум обзавестись приличным автомобилем.
Пока Свинцов ломал голову над всеми этими странностями, вернулся оперативник, который наводил справки о Твердохлебове в районном военкомате. Принесенные им известия еще больше запутали и без того сложную картину.
Оказалось, что военный пенсионер Твердохлебов не какой-нибудь отставной прапорщик или капитан, всю жизнь мотавшийся по захолустным гарнизонам и обучавший новобранцев отличать правую ногу от левой, а приклад от дула, а матерый, прошедший огонь, воду и медные трубы ветеран уже основательно подзабывшейся афганской бойни. Он был командиром десантно-штурмового батальона и дрался на самом переднем крае едва ли не с первого дня той бесславной войны. О том, что майор Твердохлебов не отсиживался по штабам и складам, свидетельствовали не только многочисленные боевые награды, но и восемь значившихся в его послужном списке ранений, три из которых были тяжелыми.
Узнав об этом, майор Свинцов призадумался. Образ Твердохлебова в его сознании по-прежнему скверно совмещался с образом типичного наемного убийцы. Но, с другой стороны, офицер ДШБ, в отличие от какой-нибудь тыловой крысы, наверняка умеет виртуозно управляться с любым оружием, в том числе и со снайперской винтовкой. А для десантника, прошедшего через пыльный ад афганской войны, ценность человеческой жизни равняется нулю, и шлепнуть кого-нибудь ему – все равно что плюнуть.
И все-таки на киллера бывший десантник не походил. Прежде всего, он был беден как церковная крыса; по словам соседки, жена его умерла исключительно потому, что Твердохлебов не сумел собрать деньги на операцию, которая могла бы ее спасти. Если бы его скромный быт являлся просто ширмой для отвода глаз, в такой ситуации он наверняка нашел бы, как объяснить окружающим внезапное появление в его распоряжении крупной суммы: одолжил, взял кредит, получил безвозмездно в дар от хорошего человека, пожелавшего остаться неизвестным… Но упомянутая сумма так и не возникла, хотя, по словам все той же соседки, в жене Твердохлебов души не чаял и после ее смерти сильно переменился – осунулся, почернел и почти перестал разговаривать, хотя до этого был очень милым собеседником.
Обдумывая полученную информацию, майор Свинцов между делом, просто чтобы не оставлять белых пятен, отправил двух оперов в рейд по библиотекам, расположенным в районе Ленинградки. Соседка Твердохлебова упоминала о том, что, бывая в городе, военный пенсионер посещает библиотеки, а коль скоро эта деталь запомнилась даже такой старой вороне, можно было предположить, что в библиотеку Иван Алексеевич ходит часто и книги берет не по одной и даже не по две, а пачками, которые нетрудно заметить во время подглядывания за соседями из окна или, скажем, через дверной глазок.
Собственно, это была несущественная мелочь, но Свинцову как-то вдруг, по наитию, подумалось, что книги, которые человек читает, могут послужить дополнительным психологическим штрихом к его портрету. Кроме того, оперативники, уверенные, что занимаются полной ерундой, мешали ему думать, высказывая – в шутку, разумеется, – дикие, ни с чем не сообразные версии.
Затем вернулись люди, посланные майором в поликлинику и отделение милиции. В милицейских анналах военный пенсионер Твердохлебов упоминался только единожды: примерно полгода назад его повязали за нарушение общественного порядка. В общем-то, история с отставным майором вышла вполне обыкновенная: выпил лишнего, повздорил с охранником, не пустившим его в приличное заведение, и крепко побил упомянутому охраннику лицо. (При этом известии майор Свинцов ухмыльнулся, представив, каково было изумление этого надменного, обросшего накачанным в тренажерном зале мясом славянского шкафа с антресолями, когда уже немолодой и скромно одетый гражданин, явный лох, вдруг, не говоря плохого слова, уделал его, как новорожденного котенка.) Засим, не имея под рукой ни булыжника, который прославил себя как оружие пролетариата, ни обломка кирпича, ни хотя бы пустой бутылки, бравый отставник схватил стоявшую у входа никелированную мусорную урну и попытался вышибить ею зеркальную дверь. Тонкая жесть помялась, прочное стекло устояло, а набежавшее на помощь охраннику подкрепление скрутило драчливого воина-интернационалиста и с облегчением сдало его наряду милиции.
Материальный ущерб, таким образом, свелся к слегка помятой урне; что же до ущерба морального, то побитый охранник, сунувшийся было в милицию с заявлением, раздумал преследовать обидчика по закону, когда узнал, с кем имеет дело. Бывший майор переночевал в «обезьяннике», а наутро после краткой разъяснительной беседы был отпущен восвояси. Особенно сильно прессовать его не стали – во-первых, из уважения к славному прошлому, а во-вторых, ввиду того, что военный пенсионер Твердохлебов едва ли не с самого момента демобилизации состоял на учете в психоневрологическом диспансере. Из армии он был уволен по ранению, и не просто по ранению, а вследствие тяжелой контузии, из-за которой с ним порой случались припадки. Во время таких припадков бывший майор становился неуправляемым и прямо-таки рвался в бой; справляться с ним умела только покойная жена, и, когда после ее смерти Твердохлебов переселился за город, все вокруг вздохнули с нескрываемым облегчением.
Короче, история и впрямь вышла самая обыкновенная – вся, целиком, за исключением одной малюсенькой, но немаловажной детали. Деталь же была следующая: заведение, которое пытался взять штурмом военный пенсионер Твердохлебов, было одним из филиалов сети игорных заведений «Бубновый валет».
Оперативник, принесший это известие, весь дрожал от возбуждения, как охотничий пес, напавший на след дичи. Настроение в отделе разом переменилось: только круглый дурак в такой ситуации мог не понять, что у них наконец-то появился реальный подозреваемый – возможно, и впрямь убийца, на чьем счету было минимум пять трупов, или, на худой конец, тип, очень подходящий на роль козла отпущения.
Правда, энтузиазм самого майора Свинцова при этом известии резко пошел на убыль. Совокупность известных фактов указывала на то, что посадить Твердохлебова теперь – всего лишь дело техники. Но, увы, это был совсем не тот подозреваемый, о котором втайне мечтал майор. Полоумный отставник, устроивший бойню из мести, – это вам не киллер-профессионал, провернувший заказное убийство! В сущности, это «преступление века» – этот нежданно-негаданно свалившийся в руки майору подарок судьбы – ныне представлялось все той же бытовой мокрухой на почве личной неприязни, только на первый взгляд напоминавшей дело, способное вызвать широкий общественный резонанс.