Страница 1 из 15
Сергей Власов
Кремлевский детектив. Василий Блаженный
Все имена, названия и события – вымышленные. Совпадения с реальными именами носят случайный характер.
Пролог
После того как барыге несколько раз аккуратно врезали по почкам, желания разговаривать у него стало побольше. Более того! Он, как по волшебству, начал гораздо лучше понимать русский язык и в значительной степени избавился от гнусавого таджикского выговора.
– Во блин! Натурально, я его исцелил! – гордо заявил старший оперуполномоченный Решетников.
– Никто в твоих способностях и не сомневался, – усмехнулся майор ФСБ Астахов, наблюдавший за процессом «обработки» барыги из дальнего угла кабинета.
– Убивают! – визгливо заорал барыга, демонстративно глядя на Астахова. Почему-то этот неряшливый лохматый азиат все еще был уверен, что сухощавый интеллигентный человек в дорогом сером костюме имеет намерение защитить его от звероватого опера.
– Пока нет! – сказал Решетников и несильно стукнул барыгу по загривку.
Астахов вздохнул, подошел к таджику, проникновенно посмотрел ему в глаза и тихо спросил:
– Тебе ведь Боженко дурь поставляет? А?
Таджик вскинул было руки в умоляющем жесте и заныл:
– Никакой Боженко не знаю. Какая дурь? Мамой клянусь, мне подбросили…
Астахов тоскливо закатил глаза к обшарпанному потолку кабинета:
– Ты мне, сучий потрох, сказку про белого бычка по новой не заводи! – сказал он. – Пока я добрый, но могу и рассердиться. Еще раз: ты дурь у Боженко берешь?
Таджик все-таки был непроходимо глупым. Он не рассмотрел нехорошего огонька во взгляде фээсбэшника и потому снова плаксиво заверил, что никакой дури у него отродясь не было и со всякими сомнительными личностями он не якшается. Астахов развел руками и ответил:
– Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому. Я пойду, ручку куплю – моя что-то писать перестала.
Таджик разинул рот – видимо, очень хотел спросить, при чем тут ручка? Но пока он собирался с духом и формулировал мысль, Астахов уже вышел из кабинета.
– Итак, гражданин Манафаров, – сухо проговорил опер, – давайте еще раз обсудим, каким образом при контрольной закупке в присутствии понятых у вас оказалось девять граммов высококачественного героина…
Таджик не успел и чирикнуть, как опер от всей души схватил его за нос и крутанул так, что из маленьких черных глазок барыги потекли несоразмерно громадные, можно сказать – крокодиловы слезы.
– Не пудри мне мозги, тварь! – цедил Решетников, выкручивая мясистый шнобель задержанного. – Ты в день по полсотни торчков обслуживаешь, к твоей хате не пройти, чтобы на какую-нибудь мразь не наступить, а ты мне песни поешь? Гнида, у тебя под дверями малолетки в собственной блевотине загибаются…
– Начальник, отпусти! – визжал Манафаров. – Да, мне Боженко продает, я все расскажу!
– Ну вот, совсем другой коленкор, – пробурчал Решетников, отпуская нос несчастного. Таджик осторожно дотронулся до пострадавшей части лица и захныкал: было больно.
– Так что ты сказал относительно Боженко? – напомнил опер.
– Он мне продает, – всхлипнул таджик. – Каждый день прихожу, беру по десять – пятнадцать граммов. У него товар проверенный, нормальный. Никогда не кидает.
Тут, конечно, у Решетникова имелись свои сведения. Как и любой поставщик наркотиков, цыган Боженко не имел ни совести, ни чести. И не упускал возможности обдурить тех, кто покупал у него героин или анашу.
– Так, уже прогресс. Поможешь Боженко взять?
Таджик съежился.
– Начальник, так меня же грохнут потом, если я его сдам…
– Кто тебя грохнет, хмырь, кому ты на фиг нужен? – презрительно спросил оперативник. – И вообще, тебе на нарах париться. Поможешь с Боженко – мы тебе срок скостим. Не поможешь… ну тогда будет у нас с тобой совсем другая история. Понимаешь, что я тебе говорю?
– Начальник, все понимаю, но и ты меня понимай. Меня же цыгане убьют. Они говорили сто раз – если что не так, пришьем и тебя, и всю родню…
Решетников тяжело вздохнул и смерил таджика брезгливым взглядом. Не толстый, но какой-то расплывчатый, этот тип не вызывал никакого чувства, кроме отвращения. И если бы не то, что через Манафарова можно выйти на более крупного дельца, оперативник давно бы уже отправил этого кадра в СИЗО. Взятого героина вполне хватало на то, чтобы закрыть таджика за сбыт в особо крупных размерах. И никто бы эту небритую дрожащую мразь отмазывать не стал – не того полета птица. Но Боженко – это персонаж поинтереснее, и его торговля измеряется отнюдь не граммами. И потому надо торговаться, уговаривать, давить.
– Манафаров, ты дурак? Когда это цыгане что-то могли, кроме как языком болтать? Лично меня уже раз пять на сборище баронов приговаривали к смерти. И ничего, до сих пор живой. И ты тоже будешь жить.
– Начальник, тебе хорошо говорить – ты мент. Кто тебя тронет?
– Не ной, гнида, – пропел опер почти что ласково. – Я тебе еще раз говорю: или ты помогаешь нам, или я сделаю так, что и в СИЗО тебе мало не покажется, а потом на зоне. У меня тоже на тюрьме связи есть, если ты не знал.
Манафаров икнул, громко шмыгнул носом и пролепетал:
– Что надо-то, начальник?
– Все просто, Манафаров! Сейчас позвонишь Боженко, договоришься у него взять дурь, потому что тебе не хватило. А потом мы с тобой вместе поедем в гости. И не кривись. Если хочешь жить – будешь делать так, как я говорю. Понял? – Решетников навис над барыгой, как грозовая туча.
В это время в кабинет зашел Астахов. Он держал в руке большую пластиковую бутылку с ядовито-оранжевым лимонадом.
– Ну, как тут у вас дела продвигаются?
– Продвигаются понемногу, – ответил Решетников, – Гражданин Манафаров согласен сотрудничать с органами в деле борьбы с незаконным оборотом наркотиков в особо крупных размерах.
– Начальник, все сделаю! – торопливо заверил таджик.
– Звони давай, – оперативник толкнул задержанного в плечо. – И смотри, чтобы без фокусов!
Манафаров схватил телефон, быстренько набрал номер и стал ждать ответа. Астахов отставил в сторону свой лимонад, который намеревался открыть. Решетников продолжал нависать над таджиком, как странная вариация на тему дамоклова меча.
– Рома! – радостно завопил Манафаров, когда в трубке ответили. – Ромочка, дорогой, нужен помощь твоя. Да, сегодня нужен, скорее. У меня клиенты много совсем, надо еще лекарства прикупить, слышишь? Нет, Коля, я не завтра, я сегодня хочу. Говорю, клиенты много, хочут, чтобы продавал. Хорошо, я приеду. Да, приеду скоро, один, как всегда, ты не бойся, пожалуйста!
Послушав немного, что ему отвечают в трубку, Манафаров мелким бесом рассыпался в витиеватом прощании, а потом нажал на кнопку отбоя и сказал:
– Есть товар, надо ехать. Начальник, ты только меня не подставь! У меня семья, дети-жена, мама-папа. Всем надо кушать, один я работаю. Сиротами всех оставишь, Аллах тебе не простит.
Астахов грохнул донышком бутылки о стол. Газировка вспенилась.
– Ты Аллаха мне тут не поминай, – сказал фээсбэшник. – Он тебя тоже, между прочим, по головке не погладит за торговлю наркотиками. Сколько народу ты погубил… Ладно, что с тобой разговаривать! Когда ты приехать должен?
– Через два часа появиться надо.
– На чем приезжаешь обычно? – спросил Решетников.
– Да как когда. К Боженко приезжаю на метро или на автобус. А от него такси беру, чтобы товар не потерять.
– В этот раз будет тебе такси в обе стороны, – пробурчал Астахов.
Таджик уткнулся взглядом себе под ноги и непрерывно тяжело вздыхал.
– Все, хватит играть в обиженную институтку! – приказал оперуполномоченный. – По коням!
Кирпичная пятиэтажка, в которой обитал Боженко, имела дурную славу на всю округу. Да и не только она – весь этот двор по улице некоей Софьи Матрениной уже не первый год исправно повышал цифры в статистике местного РОВД. Причем в обе стороны – и совершения преступлений, и их раскрытия. Последняя причина объяснялась тем, что большинство преступлений и правонарушений совершали здесь не какие-то непризнанные гении криминального мира, а разное маргинальное отребье, в массе своей не имеющее ни мозгов ни хитрости.