Страница 8 из 12
Кто-нибудь из них скажет следующее – стихотворцы лгут, говоря о непотребных деяниях богов, а в похвалах, когда Зевса называют отцом богов, верховным, олимпийским и царствующим на небе, не вымышляют они, говорят же истину. Но не я один, а и всякий другой может доказать, что это рассуждение идет против них; потому что из прежних опять доводов, в укор им, обнаружится истина. Деяния изобличают, что они – люди, а похвалы – выше человеческой природы. Но то и другое не согласно между собою; и небожителям не свойственно делать подобные дела, и о делающих подобные дела никто не предположит, что они – боги.
17) Что же остается подумать? Не то ли, что похвалы ложны и дело льсти; деяния же, вопреки им, говорят истину? И справедливость этого можно дознать из обычая. Кто хвалит другого, тот не отзывается худо о жизни его; скорее же, если и гнусны чьи деяния, по укоризненности дел, – стараются превозносить таких людей похвалами, чтобы, обольстив слушателей избытком похвал, прикрыть беззакония хвалимых. Посему, как предположивший похвалить кого-нибудь, если ни в жизни, ни в душевных доблестях, не находит предлога к похвалам, потому что все это срамно, то превозносит его в других отношениях, приписывая ему качества, которые выше его; так и стихотворцы, которым удивляются язычники, приводимые в стыд срамными деяниями так называемых ими богов, присвоили им имя выше человеческого, не зная того, что предположением чего-то вышечеловеческого не прикроют в них собственно человеческого, скорее же человеческими их недостатками изобличат, что неприличны им божественные черты. Думаю же, что стихотворцы против воли своей говорили о страстях и деяниях богов своих. Поелику они «несообщно», как сказало Писание (Прем. 14, 21), Божие имя и Божию честь старались приложить тем, которые не боги, но смертные люди, и дерзкое предприятие их было весьма важно и злочестиво; то посему самому невольно вынуждены они истиною изобразить их страсти, чтобы сказанное в писаниях их о богах всем последующим родам служило доказательством, что это – не боги.
18) Какое же оправдание, какое доказательство представят суеверные чтители сих богов, что это действительно боги? Тем, что говорено было не задолго пред сим, доказано, что это – люди, и люди не добронравные. Разве обратятся к тому, что высоко ценят их изобретения, полезные для жизни, и скажут: и богами они признаны за то, что были полезны для людей. Ибо Зевс, как сказывают, владел искусством ваятельным, а Посейдон – судоходным, Гефест – кузнечным, Афина – ткацким; Аполлон изобрел музыку, Артемида – псовую охоту, Гера – искусство одеваться, Деметра – земледелие, другие же – иные искусства, как повествуют о них историки. Но эти и подобные им познания должны люди приписывать не им одним, а общей человеческой природе, углубляясь в которую люди изобретают искусства. Ибо искусство, по словам многих, есть подражание природе. Посему, если они были сведущи в искусствах, которыми тщательно занимались, то за это нужно признать их не богами, а скорее людьми; потому что и они не от себя произвели искусства, но подражали в них природе. Поелику, как люди, по природе способны они были приобретать познания в положенных для людей пределах, то нимало не удивительно, если, вникнув в свою природу и приобретя о ней познание, изобрели они искусства. Если же утверждают, что за изобретение искусств справедливо было наименовать их богами, то и изобретателей других искусств следует наименовать богами на том же основании, на каком они удостоены этого наименования. Финикияне изобрели письмена, Гомер – героическую поэзию, элеатец Зенон – диалектику, сиракузянин Коракс – риторическое искусство, Аристей ввел в употребление пчелиный мед, Триптолем – сеяние жита, спартанец Ликург и афинянин Солон издали законы, Паламид изобрел словосочинение, числа, меры и весы, а другие, по свидетельству историков, сделали известными иные различные и для человеческой жизни полезные вещи. Поэтому, если познания делают богами, и за них стали ваять богов, то необходимо, чтобы, подобно им, стали богами и те, которые впоследствии были изобретателями других вещей. Если же последних не удостоивают божеской чести, а признают людьми, то следует и Зевса, и Геру, и других не именовать богами, но верить, что и они были люди, тем более, что не были они и благонравны; как и самым изваянием кумиров язычники доказывают, что боги их не иное что, как люди.
19) В какой иной образ облекают их ваятели, как не в образ мужей и жен? Разве еще, что ниже этого, в образ животных, по природе бессловесных, всяких птиц, четвероногих, и кротких и свирепых, также – пресмыкающихся, каких только производят земля, море и всякое водное естество? Люди, унизившись до скотского состояния страстями и сластолюбием и не имея в виду ничего иного, кроме удовольствий и плотских вожделений, как сами устремились мыслию в эти, бессловесным свойственные, дела, так в виде же бессловесных стали представлять и Божество, по разнообразию страстей своих, изваяв такое множество богов. Ибо у них есть изображения четвероногих, пресмыкающихся и птиц; как и истолкователь божественного и истинного благочестия говорит: «Осуетишася помышлении своими, и омрачися неразумное их сердце: глаголющеся быти мудри, обюродеша, и измениша славу нетленнаго Бога в подобие образа тленна человека и птиц и четвероног и гад. Тем же и предаде их Бог в страсти бесчестия» (Рим. 1, 21, 23, 26). Осквернив наперед душу скотским сластолюбием, как сказано выше, ниспали люди до подобных изображений Божества; а по падении, уже как бы преданные тем самым, что отвратился от них Бог, погрязают в этом, и Бога, Отца Слову, изображают в подобии бессловесных.
Так называемые у эллинов философы и люди сведущие, когда обличают их в этом, не отрицают, что видимые их боги суть изображения и подобия людей и бессловесных, но в оправдание свое говорят: для того у нас все сие, чтобы чрез это являлось нам Божество и давало ответы; потому что невидимого Бога невозможно иначе и познать, как при помощи подобных изваяний и обрядов. А другие, сих превосходя любомудрием и думая сказать нечто еще более глубокомысленное, говорят: учреждения и изображения эти введены для призывания и явления божественных Ангелов и Сил, чтобы, являясь в этих изображениях, сообщали людям ведение о Боге; это как бы письмена для людей; читая их, по бывающему в них явлению божественных Ангелов, могут они познать, какое иметь понятие о Боге. Так баснословят, а не богословствуют (не скажем сего) языческие мудрецы! Но если кто со тщанием исследует это рассуждение, то найдет, что и их мнение не менее ложно, как и показанных прежде.
20) Иной, вступя с ними в речь, пред судом истины спросит: почему Бог ответствует и познается чрез идолов; по причине ли вещества, из какого сделаны идолы, или по причине данного им образа? Если по причине вещества, то какая нужда в образе? Почему Бог не является просто во всем веществе, прежде нежели сделано из него это? Напрасно воздвигали они стены храма, заключая в них один камень, или одно дерево, или часть золота, когда вся земля наполнена их сущностию. А если причиною Божественного явления бывает наложенный на вещество образ, то какая нужда в веществе золота или чего-либо иного? Почему Богу не являться лучше в самых в природе существующих животных, которых образ имеют на себе изваяния? На этом основании мысль о Боге была бы лучше, если бы являлся Он в одушевленных живых существах, словесных или бессловесных, и не нужно было ожидать Его явления в вещах неодушевленных и не движущихся. В этом случае язычники впадают в нечестие, в котором всего больше противоречат сами себе. Естественных животных, четвероногих, птиц и пресмыкающихся почитают мерзостию и гнушаются ими, или по причине их свирепости, или по нечистоте, и однако же, изваяв подобия их из камня, дерева, золота, боготворят оные. Надлежало бы им лучше чествовать самих животных, нежели чтить изображения их, и поклоняться им в изображениях. Или, может быть, в идолах ни то ни другое, ни образ ни вещество не служит причиною Божия присутствия, призывает же Божество на них одно сведущее искусство, которое само есть подражание природе. Но если при помощи знания нисходит Божество на изваяния, то опять, какая нужда в веществе, когда знание в человеке? Ибо если при помощи одного искусства является в изваяниях Бог и потому изваяния чествуются как боги, то надлежало бы поклоняться людям, как виновникам искусства, и их чествовать, поколику они разумны и в себе самих имеют сведение.