Узы

– Молодец, Сэл. Здорово ты его.

Оборачиваюсь на женский голос – это Фейт Мэтьюс, из другого экипажа. Симпатичная женщина, крепко сложенная, спокойная и рассудительная, ей под сорок, но выглядит она гораздо старше. Это самый задолбавшийся от жизни человек из всех, что я знаю.

– Спасибо, – улыбаюсь я ей, зная, что она любит, когда люди улыбаются, – Как смена?

– Как всегда. Грин подрался с отморозками с угла Пятой. И в наказание нас направляют регулировать движение.

Смеюсь. Гринелли, ее напарник, слегка не в себе. Он слишком эмоционален и вспыльчив. Некоторые всерьез считают его сумасшедшим. Как правило, мелкое хулиганье предпочитает не связываться с ним лишний раз. По крайней мере, на этой работе его энергия направлена на благое дело. Особенно, когда он не дерется со шпаной. Мэтьюс – единственная, кто может его утихомирить, но даже ей это не всегда удается.

– И чего ты с ним возишься?

– За пять лет я к нему привыкла… Конечно, если бы я знала, что судьба преподнесет мне такой подарок как Грин, то, может, я и не рожала бы второго ребенка, – она смеется и выглядит совсем иначе. Ей следовало бы чаще улыбаться. Пока я думаю об этом, она продолжает, – Шучу, конечно. Я воспринимаю его как своего третьего ребенка. Точнее, как четвертого. – Ее лицо вновь становится хмурым.

– Кайл так и не устроился на работу?

– Когда ты спрашивала в последний раз?

Пожимаю плечами.

– Примерно пару недель назад.

– За это время он устроился на работу дважды. И с обеих вылетел, – она тяжело вздыхает.

Я кладу ей руку на плечо, желая задать тот же вопрос, что и о Грине – почему она все еще возится с ним? Ее муж ничтожество, абсолютно бесполезный человек, просиживающий диван. И она знает это. Он не работает, не занимается двумя их детьми, не делает ничего по дому, лишь сидит перед телеком с банкой пива и иногда вытаскивает деньги, отложенные на оплату счетов, чтобы сделать очередную проигрышную ставку. Ему никогда ничего не выиграть, но он продолжает спускать на это деньги, которые его жена зарабатывает, обеспечивая покой в городе. Все лежит на плечах Фейт. У них куча долгов по кредиткам. Ей проще было бы избавиться от него. Скинуть балласт, и у нее и ее детей все было бы хорошо. Детям не нужен такой отец, такой пример. Я каждый день смотрю на это бесконечно приятное и бесконечно уставшее лицо и хочу задать вопрос – почему ты все еще гробишь себя, продолжая возиться с ним? Но в последний момент прикусываю язык, помня о том, что сказал мне Джон: «Это ее жизнь. Раз она так живет, значит, на то есть причины. Не лезь не в свое дело». И он прав, поэтому я просто пытаюсь ее подбодрить, хоть и знаю, что она давно не верит в подобное.

– Все будет хорошо, Фейт. Вот увидишь. У всех бывает черная полоса. Извини, мне нужно отдать детективу флэшку и получить другую. Джон, наверное, уже заждался.

Она кивает и слабо улыбается мне:

– Спасибо, Сэл. Спасибо. Поторопи моего придурка там.

Хохотнув, возвращаюсь в участок. Наш участок особый, не похож на остальные. Начальник не позволил современным дизайнерам до него добраться. Он почти такой, каким его построили в начале XIX века. Вместо бездушной и холодной отделки металлом и пластиком, убранство Тринадцатого участка на Манхэттене выполнено деревом. Здесь всегда чуть темнее, чем хотелось бы, но, заходя внутрь, я чувствую себя в безопасности. Здесь царит жуткая смесь запахов дешевого кофе, пота, различных мужских дезодорантов и одеколонов, табачного дыма и перегара из обезьянника, но это тоже вселяет спокойствие и вызывает мысль «я дома». Я люблю свою работу, пусть это и нелегко. Три года, пролетевшие как один день. Я знаю, что не зря выбрала этот путь. Здесь я на своем месте.

***

В конце смены принимаю душ, и какое-то время смотрю на свое отражение в зеркале в раздевалке участка.

Я красивая. У меня медовая, тронутая солнцем кожа, загар липнет ко мне мгновенно. Яркие и пронзительные зеленые глаза с желтыми вкраплениями, полные губы, высокие скулы. Средний рост и стройная, подтянутая фигура без единой жиринки. Регулярные занятия спортом в зале и беготня по улицам за нарушителями закона дают свои результаты.

Я наконец-то распускаю пучок, осточертевший за день, и мои густые тяжелые русые волосы рассыпаются, падая мне на плечи, едва доставая до них. Когда-то они были ниже пояса. Но, поступив на службу, я столкнулась с необходимостью собирать пучок, да такой тугой, чтобы ни одна волосинка не выбилась. С длинными волосами это было ой как нелегко, пучок оттягивал голову, вызывая ужасную мигрень. Волосы выбивались и расплетались под собственной тяжестью. Промучившись месяц, я пошла в парикмахерскую и с большим трудом убедила мастера сделать мне короткую стрижку. Эта длина мне не очень нравится, но это удобно. Каждый день, распуская волосы, я обещаю себе отрастить их при первой же возможности. Освобожденная шевелюра заставляет кожу головы чесаться и ныть, и я привычным движением с огромным удовольствием сильно массирую свой скальп пальцами. Не зря этот момент называют одним из самых приятных в жизни женщины.

Переодевшись в джинсы и свободную футболку с длинным рукавом, выхожу из участка и иду к машине. Наслаждаюсь тем, как ветер играет с моими волосами. Вне работы я никогда их не собираю. У пожарного депо курит Догэн, я устало, но вполне приветливо машу ему на прощание. Он отвечает тем же. Никаких слов. Все, что мы могли здесь друг другу сказать, мы сказали днем.

Сажусь в машину и зависаю на минуту, ощущая, как усталость приливает волнами – смена выдалась довольно бурной. Улыбаюсь, понимая, что сегодня я принесла немало пользы. Внезапный стук в окно вырывает меня из раздумий и заставляет вздрогнуть. Джей-Ди хохочет над тем, что его шалость удалась. Опускаю окно, смеясь.

– Тебе что, двенадцать лет? Даже у Джимми шутки умнее.

– Эй, красавица, не подвезешь меня? Жена послала меня к черту.

– Серьезно? – я волнуюсь, ведь Джей-Ди женат более двадцати пяти лет, как такое может быть.

– Сказала, что устала быть моим личным водителем. Ей нездоровится.

– Ты меня напугал, я уж подумала, ты достал ее своими детскими выходками. Садись, красавчик, доставлю тебя в лучшем виде.

Мы всегда вот так мило общаемся. Мы не близкие друзья, ему нравится заботиться обо мне, словно я его дочь. На самом деле его зовут Джек Дайсон, но он приучил всех звать его Джей-Ди, по первым буквам.

– Жена никогда не выгонит меня, хоть иногда и грозится, – говорит он, пристегиваясь, – Я продлеваю ее молодость. Кто молод душой, тот никогда не состарится. И я отлично лажу с детьми. Скоро у нас будут и внуки, и я стану еще моложе.

– Ты просто балбес, – я снова смеюсь.

– Не без этого. Хочешь, открою секрет?

– Конечно, – я загораюсь любопытством.

– В депо делают ставки на то, схлестнетесь вы с Догэном или нет.

– Вам, ребята, от безделья совсем нечем заняться? Они же знаю, что да. Завтра во время смены непременно, может, послезавтра. Мы так делаем уже сколько? Почти год, да?

– Я не о том. – Усмехнувшись моему удивленному взгляду, выдает, – Они ставят на то, переспите вы с ним или нет.

– Что за чушь?! – я задыхаюсь от возмущения, – Это Догэн придумал?

– Нет, он не в курсе. Мы все решили не говорить ни тебе, ни Джиму. Чтобы не лишать интриги и не форсировать события. Многие считают ваши баталии символом взаимного притяжения.

Я презрительно фыркаю.

– И с чего ты взял, что кто-то не может рассказать об этом Догэну так же, как ты рассказываешь мне?

– С того, что я болтун и слишком тебя люблю. А ты слишком хитра и умна, чтобы это разболтать. Расскажи кто-то Догэну, он сделает все, чтобы добиться тебя. Из азарта.

Я еще раз фыркаю.

– И снова обломается. И на кого ты поставил?

– На тебя, конечно. Не представляю, что может связывать тебя и Джимми. Ты слишком умна для таких парней.

Я улыбаюсь, и Джей-Ди думает, что это самодовольство. Но это не оно…