Страница 24 из 27
– Сама ты хи-итра, – лисичка-хитричка.
– Если бы мы слепили бабу, староста сделал – нос?..
– Он её потерял ещё до того, как, если бы мы слепили бабу. Я смотрю, в сугробе что-то розовеет. Морковка! И я её взяла. Она разлила в чашки кипяток и разрезала на равные части морковку.
Всё у ребят нормально. Они пообедали, Нинка не плакала и родительницы останутся довольны, когда вернутся. Вот дровишек хотя бы, а то и угля добыть.
На улице малыш предложил Вовке, он же знает дорогу на шахту, взять санки, мешок и сходить. А Женька пусть с Нинкой занимается. Тучи наползли тёмные, глыбастые, чувствовалось потепление, и воздух пахнул снегом. А перед снегом теплеет.
– Давай скажем Женьке – и за углём.
Женька посмотрела в окно и даже вышла на крыльцо.
– Надо подождать, когда пойдёт снег. Санки не берите. Полицаи вмиг поймут, зачем на салазках мешок, а я его, – везу, – сказал Вовка, кивнув на брата.
– На обратном пути, угля набрали, и они вас сцапают, да-а ка-ак всыпят шомполов, или таких тумаков и успитков получите, что лучше сидеть в холоде… санки заберут.
– А если смотреть в оба?..
– Смотри, не смотри, а днём поймают, – она покачала головой, – лучше мёрзнуть. Ага, вот, – оживилась Женька. – В сарае где-то есть старые санки. Полозья деревянные, ну и что? Скользят они хуже, ну и что? Зато их можно бросить и удрать от полицаев. Удирать надо в разные стороны: один в одну, другой – в другую…
Санки нашли. Они были меньше, но мешок поместится.
– Смотрите в оба. Санки с мешком спрячьте, вот вам сумка. Наберёте, – высыпите и ещё… Только не жадничайте, – наставляла она.
Чтобы не «светиться», братья пошли в обход дома старосты. Сыпал мелкий снежок, потеплело. Безветренно, снег шёл густой.
– Хорошо, что идёт снег, – сказал Вовка, – пройдём улицу, за церквой – вниз, там шахта. Вниз пустые, а на горку с грузом. Эх, если бы наоборот.
– Дотащим, был бы груз…
– А ну, – он сел в санки, и верёвка тут же лопнула.
– Теперь связывай.
– Да нет, связывать пустое. Надо найти что-нибудь подходящее, покрепче. Хотя бы проволоку. Найдёшь тут в сугробах…
Валерка увидел на церковных воротах какой-то обрывок. Они распутали его. Обрывок шнура оказался длиннее и крепче верёвки. Братья тут же его заменили, а обрывок верёвки водрузили на ворота.
Церковь до прихода гитлеровцев почти бездействовала.
Ныне самыми верующими оказались все прислужники оккупантов: от бургомистра, старосты до самого забулдыжного полицая.
Малыш слышал, как тётя Дуня рассказывала о праздновании Рождества. Бургомистр подарил чудодейственную икону. Многие ходили смотреть, и по городу ходили слухи, что святой, изображённый на иконе, чем-то напоминает Гитлера. Верующие по этому поводу говорили, что с приходом немцев не только убрали священника, но поменяли всех вплоть до сторожей. Службу, которую правит новый поп, верующие не всегда понимают. В церковь продолжают ходить, потому, что у каждого тот бог, которому они всегда молились: «Истинную, православную веру не подменишь. Она в наших сердцах», – заявляли они!
Среди молящихся в одном храме – две группы. Одна из довоенных, другая – новая, из предателей. А богу что остаётся, он, как поп, одна паства. В таком духе тётя Дуня объясняла матери, когда мать хотела пойти в церковь, поставить свечку Николаю Угоднику за удачную дорогу.
– Мы боженьку не обидели, что забрали у него шнур? – спросил малыш у брата.
– Любишь ты уши греть, когда разговаривают старшие. Бог не затем, чтобы обижаться за каждую чепуху. Ему так некогда, что он не может остановить войну, голод. Ты помнишь бабушку? Она рассказывала, что бог может одним хлебом накормить тысячу человек.
Бабушку Валерка не помнил один рассказ её. Если буханка хлеба во всю такую печь, как у дяди Стеши, на которой они спали, каждому достанется по огромному куску. Он вообразил бога в белом халате, у огромной буханки и – нищие… А он с ножом, не может бог ломтями одаривать. Он каждому отрезает по душистому… И вдруг малыш спросил:
– А что тогда война тоже была?
– Какая ещё война «тогда»? – услышал он голос Вовки.
– Ну, когда бог хлеб нищим раздавал?
– Ты чего это?.. Вон смотри, там машина, – показал брат, – и люди всякие… немцы…
На шахтном дворе у кучи угля стоял грузовик. По короткой эстакаде катилась вагонетка. Человек заталкивал её в круглую штуковину, вагонетка переворачивалась, высыпая уголь в кузов машины.
– Давай в этом разбитом сарае спрячем санки, пойдём на разведку, посмотрим машину, – предложил он.
– Айда. Я спрячу санки, а ты иди, если что, – драпай! – приказал Вовка малышу.
Он сам потащил санки к развалинам сарая, оставляя цепочку следов на снегу, а Валерка пошёл на разведку.
У грузовика никого не было, только наверху работали: «Вот здорово! А то бросают лопатами. Хорошая машина», – он совсем забылся, приблизился к самому грузовику: ни немцев, ни полицаев, можно зайти с другой стороны, набрав мешок – и к оврагу… дальше и бояться нечего».
От угля, высыпанного в кузов машины, шёл пар, тянуло запахом шахты. Вот когда отец работал на «Юнкоме», так называлась шахта в Енакиеве, мать собрала обед и послала Вовку отнести отцу. Шла война, в первую очередь призывали рабочих не главных профессий. Забойщиков не трогали, но приходилось работать по две смены, обедать под землёй.
Валерка увязался за братом. Тот, без согласия матери, не брал младшего с собой. А малыш шагал как бы самостоятельно, на приличном расстоянии от него. Рассчитывая, как отойдут они от дома далеко, вот тут он и догонит старшего. «Не вернёт же он меня. Я могу не найти дороги к дому…».
Так они шли. Старший впереди, а младший – следом. А перед шахтным двором Вовка исчез. Не трудно было догадаться, где он спрятался. Малыш сделал вид, что знает дорогу, и продолжил путь. Вот тогда впервые он пришёл к шахтному стволу, у которого гоняли вагонетки с углём, и рассмотрел, как выдают на-гора в клети полные вагонетки с углём.
Сейчас он стоял и разглядывал какой-то неизвестный грузовик. Вспомнился давний спор соседей. Он шёл о грузовиках. Вели его близнецы и муж Тоськи – Фаиль. Братья-близнецы назвали какой-то американский грузовик. «Студебеккер». Ванёк доказывал, что американская машина мощнее всех.
Слушая спор братьев, Фаиль, который, выходил курить на улицу, усмехался:
– Вот вы станете учеными, сделаете такой грузовик, который будет лучший в мире. Кто вам помешает? Учиться надо, не лениться». Но помешали – пришла война, и где братья, Фаиль, которого ждёт Тоська?..
Валерка настолько увлёкся своими думами, что забыл, зачем пришёл. Опомнился после лязганья и шума очередной вагонетки.
– Ты чего рот разинул? – дёрнул за рукав Вовка. – Давай, пока охранник греется. Я видел, как он вышел из сторожки, покрутил башкой и – назад. Хорошо, что тебя не заметил. Давай быстрей! – Он развернул мешок, санки, и ребята быстро стали бросать в мешок куски угля.
Дети не осознавали, насколько «налёт» был дерзкий и опасный. Набрав угля, быстро завязав горловину мешка, они во весь дух, сколько было прыти, потащили салазки по следу грузовика. От эстакады дорога с небольшим уклоном, а дальше – под уклон. Тяжеловато на уклон, но они тащили и радовались. Ещё бы Вовка сказал, что не меньше набрали, чем прошлый раз с Женькой. На тех санках легче было, а деревяшки плохо скользят.
Снег ещё усилился. Ребята услышали гул мотора, свернули с дороги и застряли на обочине в снегу.
– Пошли так, – сказал старший брат, – проедет машина, тогда вернёмся.
Так и поступили. Грузовик догнал, проехал мимо и вдруг остановился. Из кабины выпрыгнул немец, следом другой. Ребята, как по команде, прыснули в разные стороны. То, что сказала Женька, засело в памяти, инстинкт проснулся. На обочине снег оказался глубокий, ноги проваливались, какой тут бег. Валерка почувствовал, что с одной ноги соскочила галоша, и в этот миг его кто-то дёрнул за шиворот, потащил почти по воздуху. Поймали и Вовку. Их словно тюфяки, зашвырнули в кабину, и не успели они опомниться, как грузовик покатил вперёд.