Страница 10 из 12
То, что именно Волынь была «желанной землёй», куда в своей историко-эпической памяти стремились готы, хорошо показывают археологические материалы. М.Б. Щукин констатирует, что «наибольшая концентрация вельбаркских памятников наблюдается на Волыни» (Щукин 2005: 107), откуда вельбаркцы вытеснили население, представленное зубрецкой группой памятников. Волынь стала важным готским центром и своеобразной базой для дальнейшей экспансии вельбаркцев-готов в земли Скифии, одним из ключевых районов кристаллизации связанной с готами черняховской культуры (Кухаренко 1980: 74–76)[7]. Важное экономическое значение для готов имела концентрация на Волыни месторождений янтаря, которые они, захватив эту землю, стали интенсивно разрабатывать (Кулаков 2018: 93–95). Включиться в янтарную торговлю и завладеть источниками янтаря готы стремились с момента своего появления на южных берегах Балтики (о связи готских миграций и торговли янтарём см.: Кулаков 2018: 89–98).
Что же касается славян-спалов, носителей зубрецких культурных традиций, отошедших под готским натиском на юг, в район Верхнего Днестра[8], то они на следующем этапе представлены памятниками типа Черепин-Теремцы, включаемыми обычно в качестве особого локального варианта в состав черняховской культуры (хотя, например, М.Б. Щукин высказался за их исключение оттуда в силу выраженного своеобразия – отсутствия характерных для черняховской культуры биритуальных могильников и крайне малого количества длинных наземных домов: Щукин 2005: 109–112), которые стали одной из основ для становления славянской пражской культуры, что рельефно показано их исследователем В.Д. Бараном (Баран 1961; 1972; 1981; 1983: 5—48; 1988; 2008; Баран, Гопкало 2005; Русанова 1976: 203–205; Седов 1994: 293–296; 1995: 22–23; 2002: 307–308; Магомедов 2001: 151).
В преданиях многих народов говорится о том, что некогда землю населяли мифические великаны, которым на смену пришли обычные люди, нередко так тот или иной народ осмысляет историю своей борьбы с какими-то древними сильными врагами. Славяне, к примеру, так осмыслили свою борьбу с аварами. В Повести временных лет пересказано славянское эпическое сказание о войне между аварами и дулебами, в котором авары наделены чертами мифических великанов (ПСРЛ. I: 11–12; ПСРЛ. II: 9). Аналогично и «в старопольской традиции авары-обры наделялись обликом допотопных – доисторических – исполинов» (Петрухин, Раевский 2004: 178). Видимо, в готском эпосе в качестве древних великанов, противников готов, рассматривались славяне[9].
То, что дело обстояло именно так, подтверждают факты, собранные А.Н. Веселовским. Ещё Я. Гримм высказал гипотезу, согласно которой др.-в. – нем. antisc, antrisc, entrisc «autiquus, priscus», а. – сакс. entisс «giganteus» от ent «gigas» и прочие родственные лексемы производны от имени антов (Веселовский 1883: 80). Как пишет Веселовский, образ антов был в немецкой фольклорной традиции обобщен «в народных поверьях, как то случилось с другими отжившими, когда-то славными народами: гуннами у немцев, обрами, чудью, спалами у славян, эллинами у современных греков. Анты явились исполинами, им стали приписывать загадочные древние сооружения (Entiskenweg, entisca geweorc), как у нас курганы нередко носят этнические прозвища… в преданиях является какое-то «антское» пещерное племя» (Веселовский 1883: 81).
А.Н. Веселовский приводит несколько соответствующих немецких преданий об антах, в котором они предстают в качестве древнего исчезнувшего народа, подобно славянским обрам или чуди. Вот для примера одно из них: «Предание записано в Тироле. Если пойти из Преграттена (Pregratten. слав. Преграда) в Виндталь (Windthal = долина вендов?), то на разделе вод и племен, баварского и славянского, встретишь так называемую антскую берлогу (das antische Loch), о которой рассказывают следующее: в старые годы жили в Виндтале, в этой берлоге, какие-то люди, редко или никогда не показывавшиеся в долине. Только однажды пришла оттуда девушка-красавица и нанялась в услужение в Преттау. Она была молчалива и никому не говорила о своем роде-племени; говорила только, что в Преттау ей быть недолго, потому что когда появится там вооруженный всадник на белом коне, ей снова надо будет вернуться в свою берлогу. Так рассказывая, она плакала; и, действительно, как скоро появился всадник, девушка исчезла. Из берлоги и теперь еще слышится детский плач, а на камнях кругом видели нередко пелёнки, сушившиеся на солнце. В песке у берлоги находили крошечные светло-желтые камешки, величиной с горошину и менее; им приписывают целебный свойства: вытягивать из глаз осколки дерева и сор, туда попавший. Говорят, что это окаменевшие слезы антских людей» (Веселовский 1883: 82).
Таким образом, в германской традиции славяне заняли место древнего народа великанов, сошедшего с исторической сцены. Интересно при этом, что в качестве его обозначения в обиход вошёл один из древних славянских этнонимов, относящийся к рассматриваемой нами эпохе и вышедший с VII в. из оборота (последний раз этноним анты упоминается в источниках в связи с событиями 602 г.: Феофилакт Симокатта 1957: 180. См. также: Свод II: 43). Иордан сообщает о большой войне антов и готов в годы гуннского нашествия (Iord., Get. 246–247; Иордан 2013: 108).
А.Н. Анфертьев по этому поводку отметил: «Можно думать, что этноним (анты. – М.Ж.) попал на запад в составе готских фольклорно-исторических преданий об остроготско-антском конфликте. Может быть, уже в ранний период её формирования, частично отразившийся у Иордана, анты изображались великанами, победа над которыми была особенно почётна?» (Анфертьев 1994: 159. Комментарий 254).
Аналогично и в рассказе «Повести о переселении готов» о борьбе готов со спалами отразилась готская традиция о древней войне или войнах со славянами на Волыни, в рамках которой противники готов уже начали осмысляться в качестве древнего народа великанов.
Любопытно, что впоследствии, когда в VI в. уже «пражские» славяне осваивали покинутую германцами Волынь, судя по всему, имел место зеркальный процесс. Летописцы отмечают, что древнейшим известным им славянским «племенем» на Волыни были дулебы: «Дулеби живяху по Бугу, где ныне велыняне» (ПСРЛ. I: 12–13; ПСРЛ. II: 9). Этот название имеет германскую этимологию. Согласно О.Н. Трубачёву, «в слав. *dudlebi скрывается герм. *daud-laiba— с этимологическим значением «наследство умершего, выморочное наследство», что хорошо вяжется с раннеисторическим процессом освоения славянами земель, покинутых одно время германскими племенами» (Трубачёв 1974: 53). Такой этноним указывает, что славяне, носители пражской культуры, вполне могли воспринимать предшествующих им насельников Волыни, германцев-готов, в качестве древнего вымершего народа.
Несмотря на очевидные вкрапления фольклорных мотивов, в основе «Повести о переселении готов», донесённой до нас Иорданом, лежит память о реальных событиях ранней истории готов, которые вместе с тем являются и составной частью истории древних славян.
Подводя итоги настоящей работы, можно сказать следующее.
Сохранённый в сочинении Иордана рассказ о миграции готов с берегов Балтики в Скифию восходит к готским эпическим преданиям, связанным, вероятно, с родом Амалов, и отражает реальную историю готской миграции. Его историческая основа подтверждается сопоставлением с другими источниками, как письменными (Тацит, Птолемей), так и археологическими (поэтапное распространение вельбаркской культуры).
Упоминаемые Плинием сатархеи-спалеи, т. е. «сатархеи»-«пещерники», не могут привлекаться для атрибуции упоминаемого Иорданом «племени» (gens) спалов (Spali), побеждённого готами, поскольку спалеи («жители пещер») – это просто греческое прозвище сатархеев, не имеющее никакого отношения к реальной этнонимии Северного Причерноморья. Иордановым спалам нужно искать другое соответствие.
7
Согласно выводам Б.В. Магомедова, специально изучавшего проблему этнического состава черняховского населения, в нём может быть выделено три главных компонента: 1) готский, представленный развившимися на вельбаркской основе памятниками типа Косанов (или «классические черняховские древности»: Магомедов 2001: 116). Именно они образуют подавляющее большинство черняховских памятников, а их носители – готы составляли основную массу черняховского населения; 2) славянский, представленный развившимися на зубрецкой основе памятниками типа Черепин – теремцы и концентрирующийся в Верхнем Поднестровье (верхнеднестровская группа памятников); 3) иранский («поздние» скифы, аланы и т.д.), концентрирующийся в Причерноморье (причерноморская группа памятников) (Магомедов 2001: 151).
8
Помимо отступления носителей зубрецкой культуры на Верхний Днестр учёным удалось наметить ещё один совершенно неожиданный вектор их движения после готского нашествия на Волынь: далеко на северо-востоке, в Среднем Поволжье, во II в. появляются памятники славкинского типа (названы по имени села Славкино в Сергиевском районе Самарской области), которые находят аналогии в зубрецких материалах Верхнего Поднестровья, в частности с поселением Подберезцы (Козак 1985: 75—89; Матвеева 1986: 160—162). Так часть побеждённых готами славян-спалов проложила путь в Среднее Поволжье, который после новых славянских миграций привёл к сложению в регионе именьковской археологической культуры IV—VII вв. (обсуждение проблематики именьковской культуры и раннеславянского присутствия в Среднем Поволжье см.: Матвеева 1986: 158—171; 1988: 11—13; 2004; Седов 1994: 309—315; 1995: 193—197; 2001: 5—15; 2002: 245—255; Кляшторный 1964: 16—18; 2005: 68—72; Сташенков 2006: 20—30; Богачёв 2011: 72—137; Галкина 2014: 24—31; Овчинников 2016: 151—169).
9
Периодически высказываемая гипотеза о том, что спалы Иордана – не славяне, а какой-то другой народ, к имени которого параллельно восходит и славянское «исполин» (см. напр.: Шахматов 1911: 21—26; Здоров 2000: 136—141), на наш взгляд, лишена оснований, поскольку опирается на неверное понимание Плиниевых спалеев-«пещерников» как этнонима и искусственно умножает сущности.