Николай I

«Ламздорф бесчеловечно бил будущего императора. Нередко воспитатель пускал в ход линейку и даже ружейный шомпол. Великий князь был строптив и вспыльчив. Нашла коса на камень. И граф Ламздорф иногда в припадке ярости хватал мальчика за воротник и ударял его об стену. Подобные истязания, например наказание шомполами, заносились в педагогические журналы, и гессен-дармштадтская Мария Федоровна была осведомлена о методах воспитания ее сыновей. Она чрезвычайно ценила графа Ламздорфа.

Немудрено, что ласковая и молоденькая мисс Лайон была для мальчиков немалым утешением, но, к несчастию, старик Ламздорф вспылил страстью к хорошенькой англичанке, и маленькие великие князья были свидетелями странных сцен, происходивших нередко в их детской. Целомудренная няня не желала удовлетворить вожделений старого ловеласа, и Ламздорф преследовал ее всячески, не прощая холодности к его чувству…»

Ламздорфу действительно позволялось многое. Воспитание великих князей Павловичей после насильственной смерти родителя предоставлено было исключительному усмотрению вдовствующей императрицы. Их старший брат Александр, воцарившись, был погружен в государственные дела, и до воспитания младших в семье руки у него доходили совсем не часто.

Как бы там ни было, у маленьких Романовых были свои общие радости. Они очень рано пристрастились ко всему военному – форме и орденам, парадам и разводам караулов, военной истории и батальным картинам. Главной любимой игрой для них были солдатики. Их у детей императора было много – оловянных, фарфоровых, деревянных. Обязательно раскрашенных. Дорогих и не очень, импортных и российского исполнения. Равно как и игрушечного оружия, вплоть до пушек. Они строили крепости и форты, разыгрывали под стенами баталии игрушечных армий. Великие князья учились трубить в трубы, бить в барабаны, подавать сигналы рожками. Рано научились стрелять из пистолетов, для начала из тех, что назывались «дамскими».

От такой военной музыки и холостых выстрелов из пистолетов воспитатель Ахвердов затыкал уши ватой. Но это ему помогало плохо. Даже мать, императрица-вдова Мария Федоровна, в таких случаях беспокоилась: ее страшило то, что чрезмерное увлечение военным делом отразится худо на воспитании младших сыновей Николая и Михаила. Впрочем, их старшие братья Александр (будущий император Александр I) и Константин тоже имели большое пристрастие ко всему военному, к армейской жизни.

Увлечение играми в солдатиков и войну имело и «побочное воздействие» на детей. Когда Николаю было всего шесть лет, он услышал настоящую ружейную пальбу, «так испугался, что убежал и спрятался куда-то, и его долго не могли найти. Он боялся грозы, фейерверка, пушечных выстрелов…».

Но спустя короткое время и великий князь Николай в десять лет (в 1806 году) сам научился стрелять из армейского пистолета и солдатского мушкета. Страх перед грохотом ружейных выстрелов нестройного залпа прошел сам собой.

Детский период жизни Николая Павловича (1802–1809 годы) интересен тем, что уже тогда у него проявились задатки черт характера, составлявших впоследствии отличительные черты императора Николая I. Великий князь был страшно груб по отношению не только к приближенным и прислуге, но даже к младшему брату и сестре. Также очень рано обнаруживается у него любовь к военной «формалистике» и шагистике, любовь наследственная от отца. Такой же любовью обладал и старший брат августейший Александр, а другой брат – Константин, как замечали современники, смотрелся живым воплощением родителя Павла I.

Образование Николая Павловича действительно не было доведено до конца. Он писал на всех известных ему языках с орфографическими ошибками. Да и сам он не раз говорил, что вместе с Михаилом получил «бедное образование». Но это была уже заслуга не сколько воспитателя Ламздорфа, сколько матери, вдовы-императрицы.

Традиционное для Романовых по мужской линии ответственное пристрастие ко всему военному проявилось у будущего императора Николая I рано. Об этом его биографами написано немало. Так, в «Русском архиве» (№ 6, 1896 год) был напечатан такой эпизод из его детства.

«Однажды, уже при (императоре) Александре Павловиче, в Царском Селе, куда великий князь отправился с Марией Федоровной, узнал он, что Измайловский полк должен был на другой день занимать во дворце внутренний караул. Перед рассветом, когда все еще спали, он поднялся без шума, надел мундир, взял ружье и, никем не замеченный, отправился к покоям Государя. Дверь в комнату была заперта, но часового при ней не было, так как император Александр говорил, что хотел быть охраняем любовью своих подданных. Николай стал на часах с ружьем в руке.

По счастью, Александр Павлович вставал рано. Немало удивился он, увидев своего меньшего брата с ружьем у дверей своих комнат.

– Что ты тут делаешь, любезный Николай? – спросил он, узнав его в таком наряде.

– Вы видите, Государь, – отвечал ему ребенок, отдав честь ружьем, – что я занимаю караул у дверей вашего величества. Полк мой сегодня должен занимать дворец, и я выбрал себе самый почетный пост; я занял его с раннего утра, чтобы его у меня не отняли.

– Хорошо, дитя мое, – возразил Государь, сдерживая улыбку, – но что ты стал бы делать, если б пришел обход: ведь ты не знаешь пароля…

– Ах, и в самом деле, ведь всегда отдается пароль и лозунг, – проговорил озадаченный Николай, – но все равно, – прибавил он, – я не пропустил бы никого, будь это сам Аракчеев, который проходит всюду».

Маленький Романов рано стал усваивать «династическую значимость» венценосцев для монархий. И не только для России. В пять лет он уже умел давать, скажем так, оценку политическим событиям с позиций монархиста, пусть совсем юного, но убежденного. Истории известны его слова, сказанные в 1802 году дю Пеже, преподавателю французского языка:

«Король Людовик XVI не выполнил своего долга и был наказан за это. Быть слабым не значит быть милостивым. Государь не имеет права прощать врагам государства. Людовик XVI имел дело с настоящим заговором, прикрывавшимся ложным именем свободы; не щадя заговорщиков, он пощадил бы свой народ, предохранив его от многих несчастий».

Такие слова были сказаны еще задолго до пребывания оккупационных русских войск в поверженной Франции, уже бывшей наполеоновской, до создания первых тайных обществ в России и декабрьских событий 25-го года на Сенатской площади Санкт-Петербурга, которые потрясли Российскую империю.

Детство Николая и Михаила прошло в единении занятий, помыслов, успехов и бед. Михаил был самым младшим из Павловичей, братьев и сестер. Может быть, потому он стал общим любимцем большой императорской семьи. С детства живой, веселый и общительный, он привязался к брату Николаю, который был старше его на полтора года. С детства их сплотила крепкая дружба и взаимопонимание. Николай очень ценил преданность Михаила и считал его поведение настоящим примером братской любви и верности. Тот поддерживал столь же добрые отношения и с братом Константином, который отвечал ему взаимностью.

У маленьких великих князей Николая и Михаила был свой традиционный круг сверстников, составленный для их детских игр. Это были дети вельмож и придворных. Подрастая, они составляли дружеское окружение Романовых, так называемый «круг молодых друзей». Николай в таком безропотном окружении был очень груб, шумлив, заносчив и драчлив. Однажды он так сильно ударил ружьем по голове Адлерберга, что у того на всю жизнь остался шрам. Однако и после этого будущий министр императорского двора являлся для великого князя любимым товарищем в детских играх.

Рассказывая в своих мемуарных «Записках» о своих во многом безрадостных детских и юношеских годах, Николай I уже в зрелые годы замечал:

«Таково было мое воспитание до 1809 года, где приняли другую методу. Матушка решила оставаться зимовать в Гатчине, и с тем вместе учение наше приняло еще больше важности: все время почти было обращено на оное. Латинский язык был тогда главным предметом…

Успехов я не оказывал, за что часто был строго наказываем, хотя уже не телесно. Математика, потом артиллерия и в особенности инженерная наука и тактика привлекали меня исключительно; успехи по сей части оказывал я особенные, и тогда я получил охоту служить по инженерной части».