Страница 4 из 31
Самолюбие
Лжевеличье, единственность, первость —этот жалкий набор бредовойв нас кипит, самолюбием пенясь,и допенивается до войн.В самолюбье равно звереватарадикалов босяцкая спесь,монархистов и партаппарататошнотворно дурацкая смесь.Я не верю хлыстовским порывамслишком громко молящихся лбов.Самолюбием вы, как нарывом,подменили к России любовь.1991Независимость и свобода
У Лубянки стена несъедобна,хоть ее на буханки нарежь.Независимость и свобода,как в тюрьме долгожданная брешь.Где же сыр посреди сыр-бора?Как за водкой в очередь влезть?Независимость и свобода —это то, что ни выпить, ни съесть.Можно, будто бы с камнем в болото,с независимостью – на дно.Независимость и свобода —это все-таки не одно.Ведь свободу впихнули в бараки,дав кровавый антипример,в независимом Третьем рейхе,в независимом СССР.Презираю свободу сброда,независимость пены, дерьма.Неужели станет свободанезависимостью от ума?И, как хищники-мизантропы,мы, облизывающие рты,станем, зарясь на ихние «шопы»,зоосадом безвизной Европы,в разных клетках рыча взаперти?!1991P. S. Так оно и получилось, как было предсказано в последней строфе.
Дунькин пуп
На Алдане жила Дуня,золотым был каждый зуб,и оброк брала, колдунья,в самый глыбкий в мире пуп.Перли к Дуньке-неулыбев пятистенку на отшибе.И у Дунькина пупав ноздри пыхала толпа,дергая коленками, в пуп вползая зенками.Старатели соплистыев очередь — гуськом.Шаровары плисовыеоттянуты песком.Не простой песок,а золотенький,из ручищ потекв пуп молоденький.Всех любила по цепочкеда пошучивала,ну а струечка в пупочкечуть пошурчивала.Дуня нежилась на полсти,роза деловитая,и была при полной голостиочень теловитая.А в пупочке,в нежной ямочкезолотистый волосок,вроде ласковой приманочки,зазывающей песок.Идет Дуня нарасхватзавозною стерлядью,и никто не называтнашу Дуню стервою.Отдается то попу,то с ворьем валяется.Золотишка во пупуприбавляется.Самородочек – мадам,даром что худявая.Эх, Алдан, – ты богом данили бабой-дьяволом?От Алдана до УралаДунька ноги отворялаи грехов навытворяла —уж такое ремесло.А чего она добилась?Говорят, потом влюбилась,да и с горя утопилась —золотишко не спасло.Говорят, веревкой ловкойприкрутила чемоданс золотищем ко грудищамда и прыгнула в Алдан.Нет ни золота, ни Дуни,и, от жадности тяжки,до сих пор ныряют дурни,разбивая там башки.Но у злата нет обрата.Жизнь щедра, но и скупа,и, признаться, скушноватажизнь без Дунькина пупа.Я прошел такие дали,вырвавшись из скушных рож.И со мной не совладали,да и я с собою тож.Сын старательских шалманов,я просыпал в этот мириз прорешистых кармановзолотой шальной пунктир.Но как полусиротинокраскидал я не к добрупять сынов – пять золотинок.Как их вместе соберу?Неужели над Алданомобвяжусь перед прыжкомочумелым чемоданомс золотым шальным песком?Дунька, глянь-ка,Дунька, плюнь-ка!Я – старатель без лотка.Я – и Ванька,я – и Дунька,разорившая Ванька.Я стою на пепелище.Дунькин пуп зовет на дно.Где великие блудищи?Скушноблудие одно.Лишь работают до треска,современно неглупы —нечто вроде Дунькотреста —инвалютные пупы.1991Эпитафия крысе
Одна стареющая крысабыла великая актриса.И паука на грудь, как брошку,мурлыкающе нацепя,блистательно сыграла кошкуи скушала сама себя.1991Давай, мой враг
Давай, мой враг, дружить домаминазло врагам, на радость маме.У нас есть общие враги, — ты им — смотри — не помоги.А мамы разные у нас, —лишь слезы общие из глаз.И общий есть у них порок —их вера в праздничный пирог.Давай, мой враг, любимый самый,опять укроемся вдвоем,как одеялом драным, драмой,давай друг друга не убьем.Давай вернем друг другу пулииз тел, израненных вконец,и пули превратим в пилюлидля наших загнанных сердец.Давай, как тысячи пельменей,налепим свеженьких враговдля тысяч новых примирений,для тысяч новых пирогов…1991