Страница 15 из 31
Между стыдом и страхом
Ну что, орел двуглавый,куда мы залетели,с бесславной новой славой,в чеченские метели?Там со стыда, с испугуне смогут на вершинахвзглянуть в глаза друг другудве головы орлиных.Кто тебе перья выдралнад пеплом и над прахом?Нет, не орлиный выбор —между стыдом и страхом.Декабрь 1994P. S. Написано сразу после начала Чеченской войны. Я отказался принять из рук президента Ельцина орден Дружбы народов, понимая, что эта война превратится в затяжное бессмысленное кровопролитие.
1995
Слеза России
Меня ты выплакала, Россия,как подзастрявшую в глазах слезу,и вот размазанно, некрасивопо глыбе глобуса я ползу.Меня засасывают, как сахары,слезам не верящие города.Я испаряюсь, я иссыхаю.С планеты спрыгнул бы, да куда?И может, где-то на чьем-то празднестве,где банки потные шипят пивком,меня растопчут, не видя разницымежду слезинкою и плевком.А ты, Россия, такая нежная,но и небрежная, как никто,такая новая, такая прежняя,за что сморгнула меня, за что?Ты трусишь выглядеть сентиментальною,но в твои бизнесные глазабез спросу впрыгну я с надеждой тайною,как снова нужная тебе слеза.Платок батистовый или ветошьменя, конечно, сотрут, но сквозьслезу вернувшуюся ты увидишьвсе, что увидеть не удалось…1995Завалинка
Вечен Бог, и бесы вечные,вдовы вечные в стране.Мое детство бесконечноепродолжается во мне.На сибирской на околицебабы жмутся к нам с тоски.Больно иглы сосен колются,попадая на соски.Не рассказывай, завалинка,как заставила войнас пацаном – чуть выше валенка —почеломкаться спьяна.Чья-то песня, чуть с горчинкою,эхом звезды шевелит,и они, по небу чиркая,падают за шиворот.Инвалид такой молоденький.Он баян вжимает в грудь,а на нем журчит мелодиейбелых кнопок Млечный Путь:«Ни в какой реке воробушкуне поплыть.После смерти мне зазнобушкуне любить».Но бессмертия не выпросятслезы, скатываясь в пыль,и ни листика не выброситрассохшийся костыль.Инвалид решил исправитьсяи не вешать больше нос,чтобы бабонькам понравиться,он такое преподнес:«Эх, ишо, ишо, ишо,чтобы стало хорошо,а не станет хорошо —все равно ишо, ишо…»Одинок порой, как маленький,среди грубых городов,я – приемыш той завалинкии ее сибирских вдов.На сибирской на околицепусто вечером в домах,и целуются и молятсяна завалинке впотьмах.С электрической гитароюафганец-инвалид,ну а песня та же, стараяэхом звезды шевелит:«Ни в какой реке воробушкуне поплыть.После смерти мне зазнобушкуне любить».Я сюда присесть осмелилсяне к чужому шалашу.Хоть немножко послесмертия —не бессмертия прошу.Смерть всегда хоть чуть, да ранняя.Не боюсь, что смерть близка,а боюсь я умиранияРодины и языка.Ты скрипи, скрипи, завалинка,погрустебить нас пускай,малые грехи замаливай,но больших не отпускай.Ты, завалинка длиннющая,тянешься сквозь времена,и за Беловежской Пущеювновь от слез ты солона.Там рядочком вдовы вечныеубиенных вновь солдат,словно горлицы увечные,как на жердочке сидят.Боль всех женщин – деревенская,и война для вдов одна —что афганская, чеченская,что таджикская война.На завалинке продавленнойв блестках ранней сединывдовы новой – необъявленнойрусских с русскими войны.Ты скрипи, скрипи, завалинка,помолись за наш народ,и за Диму, и за Владика,и за многих наперед.Новый царь при новой челяди,но все те же вдовьи сны.Неужели мы, как нелюди,жить не можем без войны?Власть – опасная заманинка,а внутри ее – война.Мне дороже та завалинка,чем кремлевская стена.1995