Страница 10 из 15
Она замолчала. Кажется, сказала все, что была должна.
В кабинете повисла тягостная пауза. Было слышно только частое дыхание. Дыхание Дрюни, обнявшего пса за мощную шею так, словно Стрема мог спасти его и весь мир.
– Арк, резюмируй, – прокашлявшись, приказал король.
Принц открыл глаза, поднялся и прошелся по кабинету, затем обернулся к столу и пробормотал:
– Надеюсь, это не прозвучит, как бред…
– Громче! – рявкнул Редьярд.
– Кому-то из погибших богов удалось вернуться из небытия, и теперь он несет опасность всему Тикрею. Ее Могущество не знает, кто он и – с ее слов – пока! – как с этим справиться, но дабы не допустить повторения случившегося, она предлагает выявить и уничтожить оставшиеся могильники, используя ту же команду, что и в Крей-Лималле…
– …С небольшими изменениями, – едва слышно подсказала Ники.
– …С небольшими изменениями, – не моргнув глазом, добавил Аркей.
– Пресветлая!.. – простонал Дрюня, зарываясь лицом в собачью шерсть. – И почему я не ушел?
Его Величество решительно выдвинул один из ящиков стола, достал штоф запрещенной им несколько лет назад ласуровки и принялся пить прямо из горла. Когда штоф опустел наполовину, он осторожно поставил его назад, закрыл ящик, посмотрел на архимагистра абсолютно трезвым взглядом и сказал:
– Иди, мне нужно подумать!
Никорин встала, поклонилась и молча вышла.
Редьярд взглянул на сына и повторил:
– Иди, мне нужно подумать.
Принц Аркей кивнул и тоже покинул кабинет. Стрема, проводив его задумчивым взглядом, уронил голову на шкуру перед зажженным камином. В открытое окно ветер приносил запахи с улицы, поэтому даже если пес спал, его большой кожаный нос шевелился, живя самостоятельной жизнью.
– Вот это опара, так опара, – простонал Дрюня. – Что-то мне страшно, братец…
В окно влетела вялая весенняя муха. Покружила под потолком, примерилась сесть на Стремин нос, но нос был против, поэтому она опустилась на стол перед бездвижно сидящим королем. Спустя мгновение королевская длань превратила ее в воспоминание.
– Вот так и мы, – вытирая руку о платок, произнес Его Величество, – для Богов.
Закрыв за спиной тяжелую дверь служебной мастерской, инженер Рофельхаарт, несмотря на молодые для гнома годы уже Синих гор мастер, облегченно выдохнул. Он был благодарен тем друзьям и коллегам, кто с некоторых пор не смотрел на него как на чудо невиданное, однако взгляды остальных смущали.
Она лежала на столе, и была прекрасна: великолепная драгобужская сталь, плавные обводы, стремительные линии. Каждый раз, глядя на нее, Рофельхаарт удивлялся, что это сделал он. Он сам. Из запутанных очертаний на бумаге, которые мастер рисовал в минуты задумчивости, родился образ, подвергнутый скрупулезному анализу. Идея казалась совершенно безумной, но он подумал: «А почему бы и нет?», и начал колдовать над этой вещью в свободное от основной работы время. То, что получилось в итоге, должно было изменить все…
Рофельхаарт насторожился. За дверью послышался гул, взволнованные голоса, тяжелая поступь. Торусова плешь, к чему бы?
Гном едва успел накрыть свое изобретение кожаным мастеровым передником, висевшим на спинке стула, как дверь распахнулась… На пороге стоял, озирая помещение грозным взглядом голубых глаз король Подгорного царства и Драгобужского наземья Виньогрет Первый. Отец.
Рофельхаарт спохватился и склонился в почтительном поклоне.
Его Величество закрыл за собой дверь и… облегченно вздохнул.
– Иди сюда, Роф, дай обниму! – проворчал он, сам подходя к сыну и раскрывая объятия. – Мне кажется, я уже забыл, что такое не быть королем!
Они обнялись.
– Хоть посмотрю на тебя! – воскликнул Виньогрет. – Чтой-то похудел? Случилось что?
Рофельхаарт улыбнулся. Проявление заботы со стороны сурового отца было неожиданно приятно.
– Все хорошо, Ваше Подгорное Величество, благодарю вас! – отрапортовал он, вытягиваясь в струнку.
Виньогрет дал сыну затрещину, от которой тот покачнулся.
– Не смей так говорить со мной… наедине! – рявкнул он. – Или я совсем того… с катушек съеду. Дома мы, как и прежде – отец и сын, ясно?
– Ясно… – Рофельхаарт потер затылок. – Отец, я ужасно рад тебя видеть! Надеюсь, ты пребываешь в добром здравии?
– Здравия у меня сколько угодно, – Виньогрет прошел к столу и опустился в кресло для посетителей, – а вот времени ни на что не хватает. Чем занимаешься?
Сердце Рофельхаарта призывно стукнуло. Он украдкой взглянул на передник, прикрывающий самое дорогое, что сейчас было в его жизни.
Его Величество поднял мохнатые брови и с любопытством спросил:
– Что там, Роф? Что ты опять придумал?
Дрогнувшей от волнения рукой младший Охтинский откинул покрывало и провозгласил:
– Малопушка, отец, мое последнее изобретение!
Глаза Виньогрета вспыхнули: как и всякий уважающий себя мастер он обожал новые механизмы.
– Можно посмотреть? – вежливо спросил он. Рабочий стол для гнома – святое, негоже лазить по нему шахтовой крысой без спроса.
– Конечно.
Подгорное величество сграбастал малопушку за дуло, постучал рукоятью по краю стола и произнес:
– Красивый молоток! А что он делает?
Рофельхаарт поспешил отобрать у него механизм и, оглянувшись на двери мастерской, отчего-то шепотом сказал:
– Я хотел бы продемонстрировать тебе это, но нам нужен самый отдаленный штрек, в котором с высокой вероятностью не случится обвала.
– Даже так? – Виньогрет был заинтригован. – У тебя есть такой на примете? Далеко дотуда?
– Ну… – сын смущенно огладил рыжую, как у всех Охтинских, бороду. – Твоей свите придется подождать…
– А и подождут! – развеселился Его Подгорное Величество, подошел к двери, приоткрыл и гаркнул: – Никому меня не беспокоить!
После чего обернулся к Рофельхаарту.
– Идем в твой штрек, сын! Насколько я помню, у тебя из мастерской наружу ведет пара потайных коридоров.
Сын внимательно посмотрел на него и вдруг поклонился:
– Для подгорного народа честь иметь короля, который помнит о мелочах! – воскликнул он. – Идем, отец!
Деревья покрыла красноватая дымка нераскрывшихся почек, и Вишенрог задышал в полную силу. Пахло соками пробуждающейся земли, теплым ветром из Гаракена. Газоны были покрыты дикорастущими маргаритками – белыми, розовыми, коралловыми, – которые поворачивали аккуратные головки за ярким прибрежным солнцем.
Весенние ароматы кружили головы людям, заставляя делать глупости, а что уж говорить об оборотнях? Среди лежащих близь Вишенрога лесов это время принадлежало им, детям разных кланов. В период весеннего гона оборотни почти не охотились, занятые друг другом, чем по хитрой задумке Богов обеспечивали прирост дичи, поскольку весна и лесных обитателей повязала красной нитью инстинкта продолжения рода.
Тариша и Дикрай выбрали в качестве убежища чащу в холмах на северо-востоке, где провели несколько дней в уединении и неге, подолгу занимаясь любовью и отдыхая в развалинах старинной крепости, почти скрытой разросшимися растениями. Впервые на памяти Денеша его желтоглазая фарга была тиха и нежна, а не иронична и стервозна, как обычно. Несколько раз он порывался спросить у нее, что стало тому причиной, но каждый раз передумывал, боясь спугнуть романтичное настроение. Эта Тариша была для него непривычной, но очень привлекательной. Когда настало время возвращаться в Вишенрог, тигрица подарила ему такую страстную ночь, что Дикрай, ощутивший себя на седьмом небе от счастья и удовлетворения, просто вырубился в ее объятиях, не заметив, каким лихорадочным блеском вспыхнули ее глаза.
В наступившей тишине предрассветного часа фарга баюкала партнера, который уснул, положив голову к ней на колени, гладила по длинным белым волосам, перебирала пряди, и в осторожных движениях ее сильных пальцев ощущалось какое-то важное, принятое ей решение. Вот она встрепенулась, осторожно выскользнула из-под Денеша, обернулась и желтой каплей утекла вниз по холму. Туда, откуда едва-едва доносился приближающийся запах. Чужой и опасный.