Ночь без конца

– Она не au pair. Она для меня вроде компаньонки.

– О! Дуэнья, чичероне, шапероне, гувернантка! Много хороших названий.

– Ох, будь добр, помолчи, – сказала Элли. – Я же хочу тебе рассказать. Я теперь понимаю, что ты имел в виду, когда говорил о твоем друге Сантониксе. Это совершенно замечательный дом. Он… он совсем непохожий! И я вижу теперь, что, если б он построил дом для нас, это был бы чудесный дом.

Элли произнесла эти слова, как бы совершенно не сознавая этого. Для нас, сказала она. Она отправилась на Ривьеру и заставила Грету устроить так, чтобы можно было увидеть дом, который я описывал ей, потому что ей хотелось более ясно представить себе дом, который, в нашем воображаемом мире, мы построили бы для себя, дом, который построил бы для нас Сантоникс.

– Я рад, что ты так к этому относишься, – сказал я.

А Элли спросила:

– Ну а ты? Чем ты занимался?

– Только своей скучной работой, – ответил я. – Еще побывал на скачках и поставил кое-какие деньги на аутсайдера. Ставка – тридцать к одному. Всё поставил, до последнего пенни. И аутсайдер выиграл, да как! Кто сказал, что мне не светит удача?!

– Я рада, что ты выиграл, – сказала Элли.

Однако сказала она это без особого энтузиазма; ведь поставить всё, что у тебя есть на этом свете, на аутсайдера и выиграть с этим аутсайдером в ее мире ничего не значит. Совсем не так, как в моем.

– А еще я пошел и повидался с матерью.

– Ты практически никогда не говорил о своей матери.

– А зачем?

– Разве ты ее не любишь?

Я задумался.

– Не знаю. Порой думаю, что – нет. В конце концов, ведь, взрослея, человек перерастает своих родителей. Матерей и отцов.

– Думаю, ты ее любишь, – возразила Элли. – Иначе ты не говорил бы так неуверенно, что нет.

– Я ее побаиваюсь, – признался я. – Она слишком хорошо меня знает. То есть знает мои самые худшие стороны.

– Ну кто-то же должен, – утешила Элли.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Кто-то из великих писателей сказал, что ни один человек не бывает героем в глазах своего слуги[14]. Наверное, надо бы, чтоб у каждого был свой слуга. Иначе будет очень тяжко постоянно поддерживать в людях хорошее мнение о себе.

– Ну, Элли, у тебя и идеи! – воскликнул я и взял ее руку в свои. – Ты все обо мне знаешь?

– Думаю, да, – ответила она, сказав это очень спокойно и просто.

– Я никогда тебе много про себя не говорил.

– Ты имеешь в виду, что вообще ничего не говорил. Ты всегда захлопывался, словно раковина. Но это другое. Я очень хорошо знаю, какой ты – ты сам.

– Не уверен, так ли это, – произнес я и продолжил: – Сказанное вслух, это прозвучит довольно глупо, но… Я люблю тебя, Элли. Кажется, говорить об этом поздновато, верно? То есть я хотел сказать – ты ведь давно это знаешь, практически с самого начала, ведь так?

– Да, – ответила Элли. – И ты ведь это про меня тоже знал давно, разве нет?

– Проблема в том, – сказал я, – что нам теперь с этим делать? Все будет не так просто, Элли. Ты хорошо знаешь, кто я такой, чем занимался, какую жизнь вел. Я пошел повидать мать и снова видел ту узкую, мрачную, респектабельную улочку, на которой она живет. Этот мир не похож на твой, Элли. Не знаю, сможем ли мы когда-нибудь заставить их встретиться друг с другом.

– Ты мог бы отвести меня познакомиться с твоей матерью.

– Мог бы. Но, пожалуй, не хочу. Это прозвучит довольно сурово и, думаю, на твой взгляд, даже жестоко, но, видишь ли, нам – тебе и мне – предстоит поразительно странная жизнь вместе. Это должна быть совсем новая жизнь, она должна стать «местом встречи» – той почвой, где смогут встретиться мои бедность и невежество с твоими деньгами, культурой и знанием жизни общества. Мои друзья станут считать тебя зазнайкой, твои друзья сочтут меня не подходящим для приличного общества. Так что же мы предполагаем делать?

– Я скажу тебе, и скажу совершенно точно, что мы предполагаем делать, – заявила Элли. – Мы будем жить на Земле цыгана, в новом доме – в доме нашей мечты, – который твой друг Сантоникс для нас построит. Вот что мы будем делать. – И она добавила: – Сначала мы поженимся. Ведь ты это собирался сказать?

– Именно это я собирался сказать. Если ты уверена, что согласна.

– Все очень просто, – заверила меня Элли. – Мы сможем пожениться на следующей неделе. Я же теперь совершеннолетняя, понимаешь, и могу поступать как хочу. Это же все меняет! Я думаю, ты, пожалуй, прав насчет родственников. Я ничего не скажу своим, а ты ничего не скажешь твоей маме. Во всяком случае, пока все это не свершится. А тогда они могут сколько угодно падать в обморок – это уже ничего не изменит.

– Это замечательно, Элли, это просто чудесно. Но есть одно обстоятельство. Мне неприятно говорить тебе об этом, но… Мы не сможем жить на Земле цыгана, Элли. Где бы мы ни построили дом нашей мечты, это не будет на Земле цыгана. Потому что она уже продана.

– Я знаю, что она продана, – сказала Элли. И тут она рассмеялась: – Ты не понимаешь, Майк, – лицо, купившее Землю цыгана, это я!

Глава 8

Я сидел там, на траве у ручья, посреди цветов – водяных лилий и всяких других, среди окружавших нас узеньких дорожек и каменных ступеней к воде. Повсюду вокруг было множество других людей, и мы с Элли были такими же, как все они. Молодые пары, обсуждавшие свое будущее. Я всё смотрел и смотрел на нее – молча: я не мог вымолвить ни слова.

– Майк, – сказала Элли. – Есть еще кое-что. Кое-что такое, что мне надо тебе сказать. Кое-что о себе самой то есть.

– Тебе совсем не надо мне ничего говорить, – возразил я. – Никакой необходимости в этом нет.

– Ну да. Только я должна. Мне следовало сказать тебе об этом давным-давно, но мне не хотелось, потому что… Потому что я боялась, что это может тебя оттолкнуть. Но это немного объяснит тебе про Землю цыгана.

– Ты ее купила? – спросил я. – Но как ты смогла это сделать?

– Через адвокатов. Обычным путем, – сказала Элли. – Понимаешь, это абсолютно надежное вложение капитала. Земля окупится. Мои поверенные были просто счастливы по этому поводу.

Я вдруг почувствовал себя как-то странно. Странно было слышать, как Элли, нежная и застенчивая Элли, рассуждает с таким пониманием и уверенностью, характерными для делового мира, о покупке и продаже!

– Ты купила ее для нас?

– Да. Я обратилась к своему поверенному, не к семейному. Рассказала ему, что я хочу сделать, добилась, чтобы он тщательно вник во все это. Я все устроила, и теперь начало положено. Там были еще два претендента, но они не так уж отчаянно боролись и не собирались так уж много платить. Очень важно то, что все это должно было быть устроено и готово к подписанию, как только я достигну своего совершеннолетия. Все подписано и завершено.

– Но ведь обычно необходимо предварительно внести залог или задаток – что-то в этом роде. У тебя хватало денег на это?

– Нет, – призналась Элли. – Предварительно у меня еще не было права распоряжаться большими суммами, но ведь, разумеется, существуют люди, готовые ссудить тебя деньгами. И если ты обратишься в новую фирму юрисконсультов, они захотят, чтобы ты и дальше нанимала их для совершения сделок, когда станешь распоряжаться унаследованными деньгами, так что они идут на риск, что ты падешь мертвой прежде, чем наступит твой день рождения.

– Ты говоришь обо всем этом с таким деловым видом, – заметил я, – что у меня просто дух захватывает!

– Оставим дела в покое, – остановила меня Элли. – Мне надо вернуться к тому, что я хочу тебе рассказать. Я, в общем-то, уже рассказала тебе об этом, но ты, кажется, этого еще не осознал.

– Я не хочу знать. – Мой голос зазвучал громче – я почти кричал. – Не говори мне ничего. Я не хочу ничего знать о том, что ты сделала или кого ты любила или что с тобой случилось.

– Но это же совсем не то! – воскликнула Элли. – Я не поняла, что ты испугался, что я буду про это говорить. Нет, ничего такого и нет вовсе. Никаких тайн про секс. Нет и не было никого – только ты. Все дело в том, что я… знаешь… я богата.

14

«Ни один человек не бывает героем в глазах своего слуги» (англ. No man is a hero for his valet) – пословица, иногда приписываемая О. Уайльду.