Мстислав Храбрый

Но домой было опасно – в деревне вести разносятся быстро. Но Тишке в голову пришло, что двор их стоит на отшибе и Андрей и все остальные должны были уйти в деревню, чтобы разобраться в происшествии.

Таким образом, на дворе оставался только Полкан. Но собаку не касались человеческие дела.

Так как надо было забрать все необходимое до возвращения братьев, то Тишка поспешил на двор.

На дворе в самом деле было тихо.

Тишка забежал в конюшню, взял суму и собрался было уходить, но перед воротами остановился и вернулся в кузницу – там взял топорик. Может, он взял бы еще чего-либо, но за воротами послышались голоса, и, не желая попадаться на глаза братьям, Тишка перелез через ограду и скрылся в лесу.

Первинка на месте, где они должны были встретиться, еще не было.

Тишка надел рубаху и стал ждать.

Возвращение приятеля задерживалось. Сумерки стали гуще, и от этого на душе Тишки появилось чувство тревоги. Он один в лесу. И почти безоружен – топорик слабое оружие.

Летом хищные звери не нападают на людей, потому что дичи вдоволь. Но рядом могло оказаться логово зверя – в период выведения потомства звери не любят чужих.

Однако вскоре в кустах послышался шум.

Предполагая, что это могли искать его посланные из деревни люди, Тишка спрятался под ель. Здесь было совершенно темно, как в пещере, и душно, и, очевидно, поэтому шатер под елью был любимым местом для комаров, так как тут их было еще больше, чем снаружи.

Тревога Тишки оказалась напрасна. Первинок, приглушая голос, звал:

– Тиша, ты где?

Тишка раздвинул ветви и вышел.

На плечах Первинка был тулупчик. В руке у него было копье и лук. На боку висел колчан со стрелами.

– Рубашку принес? – спросил Тишка.

– Принес, – сказал Первинок и подал Тишке сверток.

Тишка положил рубашку в суму.

– А где шляпа? – спросил.

Первинок подал шляпу и поинтересовался:

– Откуда у тебя рубаха и сума?

– Домой бегал. Хорошую одежду надо сберечь, чтобы перед великим князем предстать прилично. О людях судят по одежке, – сказал Тишка и задал вопрос: – А что все же с Данкой?

Ответ не порадовал его.

– Дело плохо. Он и в самом деле умер. Ты его ударил в висок, – сообщил Первинок.

– Я не хотел бить его в висок. Это нечаянно. Я метил ему в скулу, – сказал Тишка.

– А попал ему в висок, – сказал Первинок. – Там все сердятся. Тиша, если ты попадешься под руку Говену, то он точно прибьет тебя. Тебе надо уходить. Пусть сначала все утихнет.

– Не думал я, что так судьба обернется, – проговорил Тишка. Бросил взгляд на Первинка и задал ему вопрос: – Ты идешь со мной?

– Иду, – сказал Первинок. – Дома у меня нет. И друзей, кроме тебя, нет. Так что мне все равно тут нечего делать.

Глава 16

Так как настоящие имена богов людям неизвестны, то они сами дали имена богам. А раз так, то разумные люди рассудили, что от перемены названий богов суть их не меняется. И жизнь течет в прежнем направлении – люди все так же должны сами заботиться о пище для тела. А когда они будут сыты, им можно будет подумать и о пище для ума.

А глупых людей никто не слушает.

Через несколько дней шум, связанный с обращением киевлян в новую веру, утих, и люди занялись повседневными делами.

Юлия с сыном Святополком обычно лето проводила в Вышгороде. Среди сочувствующих ей горожан она чувствовала себя спокойнее.

Однако разговор с Аделиной не выходил у нее из головы.

Убеждала она Аделину, что не стоит заглядывать в будущее, и не верила своим словам.

А как же было верить?

Сын Олавы от Владимира Изяслав чуть старше Святополка. А второй ее сын, Вышеслав, ровесник Святополку и даже младше. Младше Святополка и дитя Рогнеды Ярослав, и старший сын Аделины, Мстислав.

И что произойдет, когда придет время Владимиру передавать детям свое наследство?

Не все, конечно, доживут до этого времени. И даже может случиться так, что Святополк останется старшим среди них…

Хотя Владимир и признал Святополка своим сыном, но не верила Юлия, что он легко отдаст киевский стол чужому по крови.

Многое видела за свою, пусть и недолгую жизнь княгиня и знала, что у властителя самый злой враг – его родня, имеющая право на трон. Поэтому с такой ожесточенностью и резали отцы детей, дети – отцов, братья – друг друга. Чтобы взойти на киевский стол, Владимир убил своих братьев. Та же судьба ждет и его детей. Поэтому, пытаясь уберечь единственного сына от дворцовых интриг, Юлия старалась держаться подальше от Киева.

Отъезд намечался на утро. Но вечером пришла посланница от новой жены Владимира с просьбой навестить ее.

Юлии самой не терпелось поговорить с Анной.

Далека столица Византии, но в Киеве прекрасно знали о происходящих там делах – вести приносили и купцы, и воины, состоявшие на службе императора.

По запутанной македонской родословной Юлия и Анна приходились родственницами, поэтому Анна могла рассказать ей то, чего не скажет ни один купец.

Казалось, это были мелочи. Кто с кем породнился. У кого кто родился. Кто с кем поссорился. Кто во что одевается.

Но как раз именно такие мелочи ценны для женщины, покинувшей родительский дом, так как дают иллюзию связи с ним.

Отъезд был решительно отложен.

С утра Юлия размышляла о том, в каком наряде она предстанет перед Анной. Перед ней стоял трудный выбор.

С одной стороны – она княгиня, жена, пусть и погибшего, князя. Поэтому наряд должен соответствовать статусу.

Но с другой стороны – она наложница, женщина подневольная.

Сомнения Юлии закончились тем, что вспомнила, что жены князя не так уж и свободны, как это может показаться со стороны: шли замуж за Владимира не по своей воле. А кто, как Рогнеда, и через насилие. Анна и сама жертва политического расчета. Да и кто она? Хотя и была багрянородной, однако она дочь той самой императрицы Феофано, дочери харчевника, проститутки и ругательницы!

Дед Анны, император Константин, написал для сына трактат «Об управлении империей», в котором указал: «Если когда-либо какой-нибудь народ из этих неверных и нечестивых попросит о родстве через брак с василевсом ромеев, то есть дочь получить в жены либо выдать свою дочь василевсу ли в жены или сыну василевса, должно тебе отклонить и эту их неразумную просьбу. Поскольку каждый народ имеет различные обычаи, разные законы и установления, он должен держаться своих порядков и союзы для смешения жизней заключать и творить внутри одного и того же народа».

Юлия усмехнулась: Константин забыл упомянуть в наставлении сыну, что император не может взять в жены проститутку, – это его и сгубило.

«Многие ромейские императоры были отнюдь не благородной крови, – простыми крестьянами, солдатами. А их жены не самыми достойными и родовитыми женщинами. Поэтому лучше не вспоминать родословные ромейских императоров, иначе может вскрыться такое, что и сама рада не будешь», – благоразумно подумала Юлия, успокоилась и оделась так, как ей самой нравилось – в тона спокойного цвета, с малочисленными, но дорогими украшениями.

Глава 17

По принятому порядку Владимир селил жен по окрестным селам, но на княжеском дворе у каждой был свой угол – огороженная изба с небольшим садом. Выделен такой терем был и новой жене.

После полуденного отдыха Юлия отправилась к Анне.

Анна уже ожидала ее в горнице.

Юлия отметила в ее одежде новые детали, свидетельствующие о том, что мода при византийском дворе совершила новый вираж.

Понравились украшения на Анне – они уже стали не так тяжелы, как прежде, приобрели легкий вид. Видно, теперь их цена была не в весе драгоценного металла, а в тонкой работе создавшего их мастера.

Анне было уже двадцать семь лет. Как и Юлия, она была черноволоса, смугла. Ухоженное лицо приятно. Глаза большие, карие.

Юлия вспомнила, что отец Анны имел армянские корни.

На взгляд Юлии, Анна была толстовата.