Опережая некролог

Кстати, о Доме актера. Так называемая клубная жизнь Москвы середины прошлого века, как и сама Москва, может быть сегодня только в воспоминаниях. Дом актера, Дом архитектора, Дом кино, Дом журналиста, Дом литераторов, Центральный дом работников искусств были форпостами досуга интеллигенции. Вся московская «богема» каждый вечер после основной работы мчалась в свои ведомственные дома, мечтая получить уютный прием, веселые капустники, дружеское застолье. И получала. Все это благополучно погибло. Например, в Доме актера – со смертью его директора Маргариты Эскиной и под напором селфизации всей страны. Но, правда, какая-то надежда появилась в связи с открытием в декабре 2019 года отреставрированного большого зала Дома актера. По этому поводу даже сняли видеоприветствие с Красной площади, в котором вместо, очевидно, занятого президента России к собравшимся в Доме актера обратился я: «Дорогие россияне и примкнувшие к ним члены СТД! Кончился год Свиньи, логично провозглашенный Годом театра. Информационный стриптиз наших СМИ и оголтелость пошлости достигли апогея. Телевизионная секс-дискуссия старых актрис, соревнующихся между собой за места в ретрорейтинге половых связей с умершими знаменитостями, приобретает оттенок стихийного бедствия. Наступает год Крысы, он же Год памяти и славы. С памятью у всех что-то стало. У меня лично – стойкий склероз, рассеянный по жизни. Что касается славы, кроме Славы Зайцева ничего не могу вспомнить путного. Кстати, о Путине. Владимир Владимирович на большой пресс-конференции намекнул, что метеокатаклизмы в мире, возможно, вызваны наклоном оси Земли. Ось актерской жизни всегда проходила через Дом актера, через этот прекрасно возрожденный зал. Пусть эта ось не станет шампуром для шашлыков, а на нее будет нанизана только любовь и еще что-нибудь духовное. Как крупный советский художник я привык кончать лозунгами. Разрешите кончить ими и сегодня. “Нынешнее поколение артистов будет жить… (с кем, когда и зачем, впишем потом)”, “Пусть иногда будет солнце!”, “Пусть конец Года театра не совпадет с концом света!”, “Под знаменем Маргоши, под водительством Золотовицкого и Жигалкина, при режиссуре тезки президента Владимира Владимировича Иванова – вперед, к новым победам бессменной Люсеньки Черновской!”»

Лиля Брик, Андрей Миронов, я, Валентин Плучек, Спартак Мишулин, муж Лили Брик Василий Катанян и моя супруга Наталия Николаевна в 1977 году в Центральном доме работников искусств

Но это местечково-местные радости. Дом актера – это актерский бункер. А существовать надо для зрителя, а не для коллег. Вообще «зрители» – понятие емкое. Истинных театралов среди них – единицы. При этом, когда смотришь на сгусток театралов, думаешь, нет уж, лучше с улицы. Рядовой зритель непосредственный, он идет в театр с надеждой. С надеждой на автора, режиссера, любимых актеров.

По старинному театральному регламенту, если в зале 15 зрителей, надо играть спектакль. Если 14, можно не играть. Помню гастроли в Кисловодске тысячу лет назад. Жара, курортный театр. Видим: в зале – 13 человек. Думаем: ой, отмена спектакля, можно по кабакам. Вдруг входит семья – три человека. И мы начинаем играть.

Артисты на 95 процентов состоят из эмоций, остальное – мозги и знания. И когда эти 95 процентов помножены на 90 человек, можно сойти с ума. Как держать в страхе банду из 90 актеров, не говоря уже о цехах? У меня в кабинете висит секира, чтобы боялись. Но она маленькая, могу отсечь только крайнюю плоть. Очень крайнюю. Как-то меня спросили, строгий ли я руководитель, я ответил: «Очень строгий, резкий и сонливый».

Когда я просыпаюсь, то понимаю, что театр – учреждение трагическое. Масса цехов. Их надо обойти, знать, как там кого зовут, и походя обласкать. Например, реквизиторский цех. Здесь работают мастера, которые превращают кусок хлеба в индейку, а газировку во французское шампанское, стреляющее пробкой в потолок. Их задача – сохранить для следующей постановки продукт, съеденный на предыдущем спектакле. В костюмерном цехе одевальщицы всегда в запарке: у одного артиста нет шнурка, у другого порвалась рубашка, у третьего пропали брюки. Они должны иметь высокий интеллектуальный уровень, чтобы не надеть камзол Фигаро на Карлсона. Такое в нашей практике случалось. Но все-таки основная задача костюмеров – не в том, чтобы правильно одеть артиста. Главное – проследить, чтобы он не ушел домой в служебных носках.

В Театре сатиры: я, Михаил Державин, Валентин Плучек, Мамед Агаев, Вера Васильева, Ольга Аросева, Спартак Мишулин

Когда я работал в Театре имени Ленинского комсомола, у нас один спектакль был выездной – во МХАТе. Нам сказали: «Вам так повезло – там служебный буфет, какого нет нигде. Обязательно посетите». Моя любимая костюмерша Анечка спрашивает: «Александр Анатольевич, а про буфет верно говорят?» Я заверил ее, что все правда. «Хорошо, – сказала она, – тогда я после переодевания сразу туда пойду». Отыграли мы спектакль во МХАТе, снова работаем на стационаре, ее нет. Спрашиваю, где Анечка. «Приболела», – говорят. Через некоторое время появляется – белого цвета. Проходит ко мне в гримерную, закрывает за собой дверь. «Александр Анатольевич, вы в мхатовском буфете были?» «Нет», – отвечаю. «Там лежал винегрет (у нас лучше) и селедка (я селедку люблю) – такая, знаете, с поднятыми концами. Я говорю: “У вас же винегрет с селедкой несвежие”. Буфетчица отвечает: “Ну, несвежие”. Я возмутилась: “Как же вы продаете несвежие?!” Она: “Так и продаем”. “Ну дайте”, – говорю. Александр Анатольевич, меня так р-р-р-рвало! Вы даже не представляете, как меня р-р-р-рвало. Мхатовский буфет!»

Буфет в Театре сатиры некоторое время назад обновился и преобразился. Мы с моим любимым директором театра Мамедом Агаевым ожесточенно спорили о названии заведения. Дебатировались варианты: «Лигнин» (это мягкая бумага для снятия грима), «Уже без грима», «Послевкусие», «Закулисье»… Победило название – «Застольный период». Есть такое понятие в театре – когда артисты, сидя за столом, разбирают пьесу. Меню тоже модернизировано. Незыблемыми остались сырники – вечный питательный монумент общепитовской изжоге.

На сбор труппы, открытие 96-го сезона, я принес огромную тыкву и сказал: «У меня в огороде – один укроп и вот это. Ничего больше не выросло. Передаю тыкву в служебный буфет: любите меня под пшенку, главное – не обосритесь в новом сезоне».

63 раза я участвовал в сборе труппы. Человек покорил космос, появились смартфоны, все меняется, и лишь сбор труппы со времен Нерона и Щепкина – один в один. Как-то смотрел при выключенном звуке репортаж со сбора труппы какого-то театра. Мизансцена – вековая. Перед труппой – новый худрук, глаза горят, очки либо на лбу, либо на подбородке (это подчеркивает индивидуальность), и – пламенная речь. Потом показывают труппу. Молодежь и еще надеющиеся на что-то артисты вожделенно смотрят на нового худрука, всем своим видом показывая готовность к экспериментам. Мрачное среднее поколение понимает, что это – очередная ерунда. И есть еще в мизансцене несколько вкраплений – звезды или медийные лица, которые забежали в перерыве между съемками сериалов, посматривают на часы, но вынуждены сидеть и слушать эту бодягу. Завершается все одинаково: грамоты и цветочки для тех, кто родился, скорбь по тем, кто ушел, представление новых артистов и – свежие распоряжения вышестоящего начальства. Приведу пример такого распоряжения.*

* Руководителям театров и концертных

организаций, подведомственных

Департаменту культуры города Москвы

В соответствии с поручением Департамента культуры города Москвы № 01-09-8363/6 от 15 сентября 2016 г. доводим до Вашего сведения, что Департамент транспорта и развития дорожно-транспортной инфраструктуры города Москвы организует акцию «На работу на велосипеде», которая пройдет с 19 по 24 сентября 2016 г. Акция направлена на развитие велосипедной инфраструктуры города Москвы.

Акция проходит с утра до вечера у каждого в своем рабочем режиме (в зависимости от режима работы учреждений) в течение недели…