После

Думать о Софии было мучительно, но не думать Арен не мог. И когда Александр уснул, император тихо вышел за дверь спальни, шагнул в камин и начал строить лифт в ее комнату.

Арен знал, что его маленькой аньян там нет, и возможно, больше никогда не будет. В этом переносе не было никакого смысла… практического смысла — никакого. Но туда неимоверно тянуло, словно там, в той комнате, осталось что-то важное.

Тишина и темнота — вот что увидел Арен, когда вышел из камина. Свет был только от пламени, и император не стал зажигать светильники — боялся заметить то, что изменилось здесь со вчерашнего дня. Дознаватели, конечно, тут побывали, не могли не побывать. Неважно, что это ничего не дало — таков порядок.

Арен вздохнул — в легких было тесно и почему-то горячо, — и подошел к столу, на котором лежала стопка рисунков Софии. Она не могла оставить все так, значит, это сделали коллеги Дайда или он сам.

Император запустил в воздух огненный шар магического светильника, протянул руку и взял верхний рисунок.

Озеро Чол, куда они переносились с Софией… кажется, в среду. Защитник, кажется, что с тех пор прошла целая вечность.

Следующий рисунок — Коралловое море. Нежные и радостные краски, ощущение безмятежности и полета… Сейчас Арену казалось, что той поездки не было вообще.

Император отложил листок бумаги в сторону — и задохнулся, замер, увидев на рисунке самого себя, улыбающегося, счастливого, в плавках и с капельками воды по всему телу. Все было выписано с педантичной точностью, в мельчайших подробностях, и Арен даже дотронулся до капелек воды ладонью — не намокнет ли?

Не намокла.

Он закрыл глаза, пытаясь справиться с собой. Отчаяние захлестывало, накрывало с головой, и впору бы ставить эмпатический щит внутри собственной души — но это, к сожалению, невозможно.

Невозможным было и еще кое-что. Вместо пустоты, поселившейся в нем со дня смерти Агаты Арманиус, в груди теперь будто бы полыхал костер. Пламя обжигало до боли, до кровавых всполохов в глазах, до дрожи во всем теле, и сердце билось, стучало, бесновалось в грудной клетке, словно мечтало порвать ее и вырваться наружу.

И правильно. Зачем ему это сердце, если Софии больше нет?

Арен, глухо застонав, положил на место рисунок и отвернулся. Дурак! Почему не замечал этого раньше? Окунался в ее эмоции, пил их, как ключевую воду, не понимая, что они не только ее — и твои тоже! Поэтому и не мог в последние дни отделить Софию от себя, поэтому и чувствовал ее с собой единым целым. От искры может разгореться пламя, а София была гораздо больше, чем искра.

— Она не была, — прошептал Арен, хватаясь за виски, которые неимоверно сдавило. — Она есть. Она не исчезла!

«Веришь в чудеса? Веришь, что Эн сможет воссоздать тело из энергетического контура? Ты не просто дурак — ты хуже».

Арен задыхался, метаясь из угла в угол, злился на себя, брата, заговорщиков — на всех, кто был виновен в том, что его жизнь давно превратилась в ночной кошмар.

Через несколько минут у него появилось ощущение, что он сейчас спалит не то, что эту комнату, а весь дворец, и Арен, шагнув в камин, перенесся в Императорский госпиталь, в палату Агаты.

Дочь по-прежнему лежала на больничной койке, только теперь была заботливо укрыта одеялом и выглядела бы просто спящим ребенком, если бы не кокон абсолютного щита. Арен лег рядом с Агатой — кровать здесь была достаточно широкой, и он легко на ней поместился, — обнял дочь и поцеловал ее. И ее, и контур Софии.

«Папа?» — тихий и ласковый шепот.

— Отдыхай, моя радость, — ответил Арен хрипло и погладил Агату по волосам. Дотронулся до сияющего щита кончиками пальцев, и их тепло защекотало. — Я просто не хочу оставлять тебя одну.

«Я не одна».

— Я не хочу оставлять вас с Софи одних, — поправился Арен.

«Ты ее чувствуешь?»

— Да, моя радость.

«Мы ее спасем?»

— Конечно, Агата. Мы ее спасем.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Император проснулся от знакомого ненавистного ощущения пробудившейся Геенны. Посмотрел в окно — темно, только возле линии горизонта — тонкий ободок более светлого неба, как знак того, что рассвет все же приближается.

Арен сел на постели и глянул на экран браслета связи. Короткий отчет Арчибальда, конечно, уже поступил.

«Размер квадрата 300 метров, пространственные координаты… Демонов пока нет».

Хоть демонов пока нет. Но вряд ли это надолго.

Император обернулся к Агате и, наклонившись, погладил дочь по голове, задевая сияющие нити контура. Эн объяснила, что девочка находится в состоянии, которое называется магической комой — она не бодрствует, но и не спит, и все слышит. Магический колпак, под которым лежала Агата, считывал все жизненные показатели и передавал их на экран центрального аппарата — он находился здесь, в палате, — дежурному врачу в ординаторскую и на браслет связи Эн. Но Арен знал, что его дочь все равно проверяют каждые два часа на всякий случай. Странно, ведь прошло больше двух часов. Неужели никто не заходил?

И только император подумал так, дверь палаты тихонько открылась и внутрь шагнула Эн.

— Проснулись, — произнесла она шепотом, закрывая дверь и проходя дальше. — А так крепко спали два часа назад. Что-то разбудило?

— Геенна, — ответил Арен кратко. В предрассветном полумраке он с трудом мог разглядеть лицо девушки, но кажется, она поморщилась.

— Ясно. Поспите еще. С Агатой все в порядке, не волнуйтесь. А с Геенной пусть Арчибальд разбирается. Это его работа, а вам бы отдохнуть.

— Кто бы говорил. Разве ты сегодня дежурный врач, Эн?

Она пару секунд молчала.

— Нет.

— Я не сомневаюсь в этом. Или ты думаешь, я не помню законы, которые сам подписываю? Пять лет назад ночные дежурства были запрещены беременным женщинам.

— Я не смогла уйти, — прошептала она, глядя прямо на императора и не опуская головы. — Точнее, я ушла, но потом вернулась. Буду здесь, пока ситуация не разрешится.

— И что на это сказал Берт?

Она улыбнулась.

— Он был недоволен. Но я обещала, что не стану перенапрягаться и буду спать.

— Надеюсь, что ты сдержишь слово, Эн, — сказал Арен с горечью. — Я не хотел бы быть виноват перед тобой еще и в этом.

Она вздрогнула и, вздохнув, спросила чуть дрожащим голосом:

— Вы ели?

Эмпатический щит мешал императору уловить ее эмоции — да он и не хотел их знать.

— Эн… иди спать.

— Я так и думала, — пробормотала она укоризненно. — Вот… в этом вы виноваты! Я сейчас принесу вам еду.

— Я не хочу.

— Да я даже спрашивать вас не собираюсь! — почти воскликнула она. — Но раз вы так капризничаете, скажу — от вашего физического и морального состояния зависит, вернем мы Софию или нет!

Сердце кольнуло, словно Эн вонзила туда иглу.

— Ты говоришь правду?

Она вновь вздохнула, но уже раздраженно.

— Нет, я вас обманываю! — возмутилась девушка и, резко развернувшись, почти выбежала из палаты.

«Папа…»

Арен обернулся и погладил Агату по щеке.

— Не волнуйся, моя радость. Я сделаю все, что говорит наша врач.

«Эн хорошая».

Вновь стало больно в груди, но теперь уже по другой причине.

— Очень хорошая.

Эн вернулась минут через десять — с подносом, на котором стояли тарелка с кашей, стакан чая и лежали два бутерброда с сыром. Есть не хотелось совсем, но Арен решил сделать то, что нужно — сначала выпил немного чая, чтобы смочить сухое, словно наждак, горло, а затем уже взялся за ложку.

— А что, у вас тут дежурные повара есть? Половина пятого утра на часах.

— Нету, — буркнула Эн и тут же постаралась сменить тему: — Давайте-ка ешьте. Чтобы все съели. Если надо будет, я еще принесу.

И тут Арен догадался.

— Ты сама приготовила?

— Ешьте, — повторила девушка твердо, отворачиваясь, и направилась к выходу. — И вообще прекратите издеваться над собой. Над вами и так постоянно издеваются другие, еще и вы сам добавляете.