Страница 68 из 122
— Я полагаю, в вашей жизни не было ничего более удивительного, — надменно произнес тегнари.
Не обижаться же, в самом деле, на пренебрежение этих ничтожеств, проистекающее из непонимания пропасти, возведенной между ними природой. А, может, напротив, они понимают и стараются по мере своих жалких сил отыграться за несправедливость судьбы, выказывая нарочитое равнодушие к чудесам или стараясь унизить совершенного сравнением со Странниками, которые, скорее всего, не более, чем сказки.
— Да нет, в чудесах в последнее время недостатка не было. Пожалуй, напротив, избыток, — король говорил, отвернувшись к окну. — Если уж тебе так много известно о нас, то ты должен знать, что творится в столице Элара.
— Я, несомненно, могу знать о событиях на Доэйе. Это не составит ни малейшего труда. Вопрос в том, что тегнари не слишком интересны людские дела, вечные дрязги, грызня за власть, богатства или простое выживание. Иной раз за вами забавно понаблюдать, но подобное желание возникает не слишком часто. Признаюсь, я давненько не заглядывал на Доэйю. Даже интересно, что там должно было случиться, чтобы король самой большой страны лично пожаловал к нам, оставив другим власть, столь сладкую и желанную для людей.
— Насчет других, — Валтор резко повернулся к тегнари. — Если уж тебе стало интересно, что творится в Эларе, не посмотришь ли?
— Чтобы потом рассказать вам? — Уивинорэ без труда разгадал замысел гостя. — Все-таки опасаешься за свой престол, король?
— За свою страну, — отрезал тот, при этом девушка бросила на спутника странный взгляд.
— Тогда сам и взгляни, мне не жалко, — снисходительно усмехнулся тегнари.
Уивинорэ перенес гостей в другую комнату. Ни способ перемещения, ни сама комната, похоже, не произвели на доэйцев должного впечатления. А ведь два огромных зеркала, установленные друг напротив друга, даже совершенного порой повергали в какое-то завороженное состояние. Девушка, правда, при взгляде на зеркала вздрогнула, и на миг ее лицо приобрело растерянное и испуганное выражение. Но Лотэсса быстро взяла себя в руки и снова выглядела бесстрастной.
— Сейчас вы сможете увидеть все, что вас интересует. Места, события, людей, — начал объяснять тегнари. — Правда, вас двое. Если вы хотите увидеть одно и то же, сложностей не возникнет, если же у каждого свои желания, то зеркала сами выберут в каком порядке показывать. Надеюсь, у вас нет тайн друг от друга? — лукаво усмехнулся он.
— Зато у нас могут быть тайны от тебя, — видно, этот король просто не может не дерзить.
— Кажется, вы уже имели возможность убедиться, что для меня не может быть тайн, если я пожелаю что-то узнать. Тем более ты сам просил меня взглянуть на то, что творится в твоей стране. А еще без моего присутствия зеркала не станут работать. Или станут, но последствия их магии могут вам не понравиться.
Уивинорэ знал, о чем говорил. Зеркала подчинялись только тегнари. С любым другим созданием они могли сотворить все что угодно. Затянуть в картину созерцаемых событий или, что еще хуже, в свои глубины. Такого совершенный не желал даже самоуверенным доэйцам, пусть их непочтительность и переходила порой в нахальство. Кроме того, им удалось заинтересовать его событиями, которые на Доэйе воспринимались как Закат мира.
— Вы должны стать ровно посередине между зеркалами, — велел Уивинорэ. — Видите мозаику на полу в центре комнаты? Это то самое место. Ни в коем случае не сходите с нее, пока я не позволю, что бы вы ни увидели. Один шаг в сторону, и вы окажетесь в плену того зеркала, к которому будете ближе. Все понятно?
Двое послушно кивнули, а Валтор обхватил девушку за плечи и крепко прижал к себе. Правильно сделал.
— В какое зеркало смотреть? — спросил король.
— А вот это совершенно неважно, — улыбнулся тегнари.
Он легко направил мысленные потоки к зеркалам. Здесь действовали несколько иные чары. В основе граайской магии лежала способность тегнари управлять реальностью, как чем-то переменчивым и пластичным. Создать что угодно из ничего, изменить или уничтожить — это умел каждый совершенный. Но волшебство зеркал имело свою собственную природу. Будучи созданными волшебством тегнари, дальше зеркала жили собственной жизнью, и действие их подчинялось определенным правилам, которые не следовало нарушать даже создателю. Уивинорэ по праву гордился своими творениями, ибо создавать волшебные вещи — удел далеко не каждого совершенного. Большинство, правда, просто не видело в том нужды. Но Уивинорэ уже давно был одержим идеей отличаться от большинства.
Покорные мысленному приказу хозяина, зеркала потихоньку оживали. Их поверхность слегка заколебалась, словно вода на поверхности темного пруда. По сути своей зеркала и правда были сродни глубоким черным омутам. И если бы Валтор с Лотэссой, ослушавшись, сделали хоть шаг в сторону одного из них, сойдя с мозаичного рисунка, расположенного точно посередине между зеркалами, то навеки сгинули бы в этих глубинах. Темная гладь постепенно становилась серой, затем серебристой, откуда-то издалека стали проступать краски, сначала блеклые, затем все более яркие и отчетливые. И вот уже из цветных пятен сложилась полноценная картина, но не застывшая, а живая, подвижная и реалистичная. Оба зеркала показывали одно и то же. Картинка была четкой, несмотря на то, что вызывали изображение двое: очевидно, оба и впрямь жаждали увидеть одно и то же.
Серость. Беспросветная серость неба, зданий, камней, которыми мостили улицы. Ох уж эта мрачная Доэйя. Хотя то, что сейчас предстало перед взором тегнари, навело на мысль, что по-настоящему мрачных картин он раньше не видел, по крайней мере, на своей последней памяти. Зеркала изображали какую-то площадь, скорее всего дворцовую, если судить по величественному и по-своему прекрасному зданию, перед которым данная площадь расстилалась. Серые камни казались где-то красными, где-то бурыми, щедро подкрашенные потоками крови, пролившейся здесь. Площадь была заполнена людьми, причем количество живых не сильно превышало число покойников. Живые, перешагивая через мертвых, топча их тела и лица, устремлялись в одном направлении — к дворцу. Ближе к воротам толпа становилась настолько плотной, что губила в своих удушающих объятиях все новые и новые жертвы. Уивинорэ не мог понять, чего хотят эти обезумевшие люди. Если они штурмуют дворец, как могло показаться вначале, то почему в рядах нападающих столько мертвецов? На защитников дворцовых стен и даже на естественную давку такое количество трупов не спишешь. Да и если приглядеться к тем, кто остался лежать там, где толпа уже схлынула, можно увидеть ужасные раны. То есть пытавшиеся взять дворец попутно истребляли друг друга.
— Да это же просто зверье! — с возмущением воскликнул тегнари, передергиваясь от омерзения. — И вы называете себя людьми?!
— Мы, — король, бледный как смерть, подчеркнул это слово, — стоим здесь именно потому, что хотели предотвратить то, что творится. Теперь уже, видно, поздно. Ты все еще сомневаешься в Закате мира, совершенный? — в словах слышалась такая боль, что Уивинорэ почувствовал что-то похожее на сострадание.
— Мне жаль ваш мир, — вздохнул он. — Вы уверены, что хотите и дальше на это смотреть? Твоя спутница еле стоит на ногах.
— Я хочу видеть Альву, — голос девушки казался совершенно безжизненным. — И Лана.
Картина изменилась, серых тонов стало намного больше, точнее, изображение попросту утратило цвет. Значит, зеркала показывают прошлое. Интересно, почему?
Получив ответ на свой вопрос, тегнари содрогнулся. Теперь они созерцали комнату, с одной стороны охваченную пламенем. В центре трое мужчин склонились над бездыханной девушкой, из груди которой торчала рукоятка кинжала. Обреченные имели вид, исполненный скорби, и, похоже, их больше печалила смерть девушки, чем собственная участь. Мужчина, пожилой человек и юноша. В их обликах было мало общего, если не считать слез, медленно катящихся по щекам, а также отчаяния и боли, застывших в глазах. Впрочем, это уже случилось. Все они наверняка мертвы, иначе зеркала явили бы настоящее, а не прошлое. Лотэсса сказала, что хочет видеть кого-то, и ей показали их последние минуты. Девушка закричала и рванулась к зеркалу…