Кумтрест

– Да какая это жизнь, когда по приезду опустили по беспределу. Я обычный работяга, не умею я больше ничего. Могу только на швейке работать.

– Беспредела здесь нет, здесь закон! Такие, как ты, у бабушек пенсии воруют, а потом прокалывают их. Понятно?

– Так точно. Только я пенсии не воровал и наркотики никогда не употреблял, гражданин начальник.

– Я смотрю ты поговорить захотел? Мужики, давай на стол этого пидора.

– Да за что опять? – закричал Калугин.

На него все навалились и положили спиной на стол. Чтобы он не двигался, тело зафиксировали автомобильными ремнями безопасности. Их обмотали вокруг него и столешницы, а руки и ноги привязали к ножкам стола скотчем. Калугин мог только мотать головой из стороны в сторону.

– Так, господа офицеры. – сказал Шмаров. – Руководством поставлена задача отработать новые методы воспитания осужденных. При этом на их теле не должно быть видно следов, то есть синяков, ссадин и прочего. Я подчёркиваю, никаких следов насилия.

–Андрей ты конкретно говори, что делать? – спросил опер Женька Садомский. – Бить, не бить или пытать?

– Вот мы сейчас и будем пробовать. Есть предложение начать с полиэтиленового пакета.

– А пакет есть? – спросил Садомский.

– Есть! – ответил Андрей и демонстративно достал из кармана чёрный пакет.

Опера надели пакет на голову Калугина. Зажали его руками вокруг шеи, чтобы перекрыть доступ воздуха.

– Время засекай. – скомандовал Андрей Женьке Садомскому.

Пакет надувался и сдувался, надувался и сдувался, облегая голову Калугина. Он сначала кричал, но кислорода становилось всё меньше и меньше. Потом он начал хрипеть, а потом задыхаться и судорожно дёргаться. При очередном вдохе Калугин втянул часть пакета в рот и начал грызть его зубами. В результате этого он прогрыз в пакете небольшое отверстие.

– Три минуты. – сказал Садомский. – Андрей, тут надо или пакет крепкий или что другое.

– Вижу, снимай пакет.

Садомский снял пакет с головы Калугина. Его лицо было красное с распухшими венами на висках и шее.

– Следов на шее нет, так, немного, как будто об воротник натёр.

– Ну это нормально. – сказал Шмаров. – Как самочувствие Калугин?

– Вы садисты… – недоговорил Калугин и получил по печени от Андрея его коронный удар.

– За языком следи, петух ебаный. Что будем делать мужики?

– Надо несколько раз пробовать. – ответил Садомский. – Так не понять. Я пойду другие пакеты поищу, а вы пока ещё что-нибудь думайте.

– Пока он ходит, давайте пакет перевернём. Дырку на затылок поставим и ещё раз попробуем. – решил Андрей, чтобы не тратить время зря.

Вторая попытка была аналогична первой. Калугин прогрыз пакет, огрызнулся и опять получил по печени. Шмаров сделал вывод, что данный метод можно использовать, но он не идеален. Надо пробовать со скотчем, которым необходимо заклеить рот. Так пакетов не напасёшься на этих уродов.

Садомский принёс ещё один пакет. Калугину заклеили рот скотчем и надели пакет на голову, опять сжав его на шее. Шмаров оценил схему с использованием скотча, доведя Калугина до судорог. Вовремя снятый пакет с головы и нашатырный спирт, приготовленный заранее, вернули Калугина к жизни.

Через полтора часа экспериментов с разными пакетами и осужденным Калугиным Шмаров сделал очередной вывод. При использовании способа со скотчем необходимо чтобы у зэка не было насморка. Трудно понять не симулирует ли испытуемый, а сквозь пакет этого не видно. Далее пошли эксперименты с садовой прозрачной плёнкой. Потом начались предположения о болезнях зэков астмой или сердечно сосудистыми заболеваниями.

В итоге через четыре часа работы с осужденным Калугиным стало понятно, что он полностью измотан. Метод верный, хоть и с некоторыми особенностями. Коллегиально было принято решение взять такой метод воспитания осужденных на вооружение.

– Будешь стучать? – спросил Шмаров Калугина подводя итоги сегодняшнего дня.

– Я не умею.

– Ну смотри. Не хочешь, как хочешь. В камеру его.

Калугина развязали, осмотрели и убедились, что тело в нормальном состоянии. Потом его за ноги утащили в камеру ШИЗО. Вечером ему доктор Аметисов сделал укол успокоительного, так, на всякий пожарный случай. В камере Калугин кое как сходил в туалет и держась за стену лёг на пол. Перед его носом стояла пайка, но о еде он даже и не думал. Он настолько был измучен, что у него не было сил разбить себе голову о стену. Хотя он только об этом и думал, когда задыхался в пакете. Через несколько минут Калуга уснул.

Ночью в камеру к Калугину зашли трое зэков в чёрных масках. Они заткнули ему рот тряпкой и заломили руки за спину. После этого его загнули на шконку и изнасиловали. Калугин сопротивлялся как мог, но отсутствие сил и укол успокоительного превратили его в кусок мяса. На сопротивление это было мало похоже. Самое обидное помимо изнасилования было то, что в соседних камерах всё слышали. Слышали, но молчали. После изнасилования неожиданно пришёл доктор Аметисов и сделал ещё один укол успокоительного. Калуга уснул.

На следующий день Калугина привели в подвал, где ранее ему отбивали ногти. Там его уже ждал Шмаров и все те, кто был вчера. Шмаров был уже в курсе, что день работы с пакетом приносит свои плоды. Это действительно отнимает силы зэка так, что он практически не может сопротивляться даже изнасилованию. Но этого было мало. Зэк ещё не был сломлен, а значит цель не достигнута.

– Ну что, надумал работать на оперотдел? – спросил Шмаров.

– Зачем Вы так со мной? Что я Вам сделал? – ответил Калугин вопросом на вопрос.

– Стучать будешь?

– Нет.

– Ну тогда продолжим, в тиски его.

Калугину левую руку обмотали ватой и зажали в тиски. Правую пристегнули наручниками к решётке.

– Опять ногти отбивать будете? – ухмыляясь спросил Калугин.

– Нет, ногти мы не будем трогать. – ответил Шмаров и достал из кармана цветные карандаши.

Опера вставили между фаланг пальцев Калугина три карандаша и начали сжимать пальцы между собой. Калугин закричал от боли, но ему заткнули рот тряпкой. Боль была неимоверной, казалось бы, обычные карандаши. Такого у Калугина никогда не было. Он стонал, рычал, но ничего не мог сделать. Один опер держал пальцы. Второй выравнивал карандаши относительно плоскости руки на девяносто градусов. Третий сильно сжимал руку Калугина. После пятнадцати минут эксперимента с карандашами Калугин не чувствовал свои пальцы. Он только и мог от боли переминаться с ноги на ногу. Тиски крепко держали его руку и со стороны это выглядело банально – как будто он очень сильно хочет в туалет.

– А теперь пакет. – резко скомандовал Шмаров. – Попробуем совместить.

Калугину заклеили рот скотчем и надели пакет на голову. Началась вчерашняя процедура. Шмаров периодически бил его по печени и через полчаса у Калугина подкосились ноги. Он повис на руках.

– Перерыв, идём курить. – сказал Шмаров, и все ушли на перекур.

Калугин висел и думал о том, что ему делать? Что предпринять, чтобы от него отстали? Может действительно начать стучать? Когда его ночью насиловали в камере ведь никто даже ничего не крикнул. В карантине тоже никто не спросил кто он и что он. Да и в отряде тоже. Каждый был сам за себя. Так если всем на меня похуй, тогда зачем мне страдать? Меня насилуют, пытают, бьют, меня убьют и никому до этого нет дела. Это же моя жизнь, если её так можно назвать, но жизнь. В этой зоне и так все стучат друг на друга. Зона стукачей и маньяков, как среди зэков, так и среди мусоров. Я калекой отсюда выйду по концу срока. Они хотят, чтобы я стучал, значит я буду стучать. Что я сказку им не расскажу, что ли, что они лучше цветных мусоров? Да если бы меня за каждую кражу садили, я бы уже лет сто отсидел.

– Ну что Калугин, как себя чувствуешь? – спросил пришедший с перекура Шмаров.

– Гражданин начальник, я буду стучать, слово даю. Дайте ручку и бумагу. Я буду писать про всё, что знаю. – сходу заявил Калугин Шмарову.

– Вот те раз. – удивился Шмаров. – Наверно, как прошлый раз думаешь меня прокатить? Э-э не, так уже не получиться.