Страница 2 из 8
Несколько лет я не решался говорить об этом бедствии, считая его слишком ужасным и питая отвращение к речи о нем. Сделав шаг к этому одной ногой, я отступал другой ногой. Разве существует кто-нибудь, кому было бы легко письменно оповещать о гибели ислама и мусульман? Разве есть кто-нибудь, кому было бы легко даже говорить об этом? О, если бы мать моя не родила меня! О, если бы я умер раньше этого или был бы забывчивым и забытым![8]
Сильные слова, хоть и сказанные человеком, который лично никогда не встречал монголов и не видел ни одного из их опустошительных набегов.
Однако именно такой «варварский» образ культивировал и поощрял Чингисхан. Он видел в нем важное оружие, необходимое для продолжения завоевательных походов и сохранения при этом боеспособной армии своих тюрко-монгольских соплеменников. Пока люди верили в непобедимую дикость и ненасытную жажду крови его воинов и братьев монголов, редели и армии противников на его пути. Немногие пожелали бы встретиться лицом к лицу с такими адскими ордами, которые (а в это верили повсеместно) вышли прямо из ада или Тартара и были воплощениями самих Гога и Магога.
Монгольские стрелки. Первые же слухи о приближении монгольских всадников вселяли ужас в местное население
На самом деле Чингисхан на протяжении всей своей жизни искал и находил союзников. Он был политиком и дипломатом, скреплял политические сделки и союзы как кровью, так и вином и чернилами. Он вел в бой очень успешную армию, и его победы были важнейшим фактором, привлекавшим все новых солдат. Чингисхан твердо придерживался ясы, строгого степного закона предков, распространял ее ограничения на себя, своих последователей и тех, над кем правил. Этот неписаный кодекс быстро продемонстрировал на практике разумную степень гибкости и адаптивности к новым условиям: чем дальше Чингисиды уходили от степи, тем слабее становились ограничения Великой Ясы и тем свободнее были ее интерпретации. По мере того как росли ряды армий Чингисхана и появлялись зачатки администрации, то же происходило с тактикой и амбициями по расширению и развитию империи.
После нас члены нашего уруга[9] оденутся в затканные золотом одежды [хаба] и будут вкушать вкусные и жирные яства, будут садиться на красивых коней и обнимать прекрасноликих жен, [но] они не скажут: «[Все] это собрали наши отцы и старшие братья [ака]», а забудут и нас, и этот великий день![10]
Чингисхан не был чрезмерно очарован степью и обычаями своего народа, которые определенно ему не подходили. В 1206 году, приняв титул великого хана Чингиса, Тэмуджин начал настоящую революцию, которую охотно поддержали как его соплеменники и прочие кочевники степи, так и враги, которых он покорил или уговорил встать на свою сторону, – все они провозглашали непоколебимую веру в его превосходство и руководство. По мере того как успехи следовали за триумфами, революция набирала силу, и слава о ней распространялась все шире. Каждая победа служила подтверждением праведности и непобедимости великого хана, и многие были уверены, что рука бога простиралась над ним и что его триумф неизбежно будет продолжаться.
Когда Чингисхан вышел за пределы степи и обрушился на города и селения Северного Китая, ему в этом помогали кидани – изгнанные из своих земель и ставшие оседлыми тюрко-монгольские племена. Они только приветствовали атаки на ненавистных им чжурчжэней, которые заняли их прежние земли[11]. Когда монголы впервые вторглись в Дар аль-ислам, их приветствовали местные мусульмане. Они знали, что помощь Чингисидов необходима им, чтобы положить конец угнетениям со стороны ненавистного найманского князя Кучлука, а сотрудничество с монголами предоставит их торговцам как доступ к землям Востока, так и поддержку при продвижении торговли на Западе. Когда Чингисхан начинал поход против хорезмшаха Мухаммеда II (ум. 1220(1222), претендовавшего на роль защитника ислама, плацдармом ему служили земли Восточного Туркестана – едва присягнувшие на верность империи Чингисидов и населенные преимущественно мусульманами. Когда внук Чингисхана Хулагу вел многочисленные имперские войска в сердце Ирана, ряды его армии пестрели местными персидскими воинами. Они искренне желали помочь в изгнании еретиков-исмаилитов, свержении Арабского халифата (который по-прежнему властвовал над их соседями в Иране) и в возрождении персидского государства, исчезнувшего с карты мира в VII веке, после разрушения империи Сасанидов «презренными» арабами. Покуда ширились ряды войск Чингисхана, покуда копыта их татарских коней топтали все больше и больше земель, всегда находились те, кто приветствовал их продвижение, и многие стремились извлечь выгоду, став частью этой победоносной армии.
Несмотря на то что последствия учиненных монголами разрушений и опустошений преуменьшать не следует, их необходимо оценивать в контексте политической, социальной, культурной и, возможно, даже духовной революции, огромных глобальных потрясений, следствиями которых они также являлись. Чингисхан инициировал первый в мире опыт глобализации. Движения и миграции, принудительные вначале, но позднее добровольные и приветствуемые, новые, крепкие контакты и союзы преобразили мир и оживили мировую экономику. Французские серебряных дел мастера выделывали изысканные питьевые фонтанчики в первом городском центре монгольской степи. Персидские поэты расписывали надгробия в портовых городах на китайских морях. Немецкие солдаты маршировали с монгольскими армиями через степные земли Востока. Европейские монахи дискутировали с армянскими священниками, тибетскими буддистами, арабами-мусульманами и тюркскими шаманами, просвещая и наставляя монгольских военачальников…
Марко Поло побывал в столице мира, наслаждался ее великолепием и утонченностью. Когда он вернулся, его соотечественники поражались его рассказам, но сомневались в правдивости чудес, о которых он сообщал: настолько они казались невиданными и неправдоподобными. А за два десятка лет после его возвращения в Венецию появились путеводители и купеческие инструкции с советами для авантюристов, искателей приключений и торговцев по практическим аспектам восточных путешествий, в которых описывались трудности международного сообщения в Средневековье.
Если внезапное возвышение Чингисхана и можно объяснить особенностями его психологии и удачным стечением обстоятельств, то полная картина его свершений – воистину глобального масштаба – не поддается такому простому истолкованию. На протяжении всей истории симбиотических отношений между степью и земледельческими народами были периоды, когда хрупкое спокойствие нарушалось и полчища всадников обрушивались на сельские общины и укрепленные города своих оседлых соседей. Такие вторжения, как правило, были кратковременными и прекращались в тот момент, когда источники добычи и богатства иссякали, а их создатели бежали или организовывали успешное сопротивление. Но набеги Чингисидов были иными: всадники великого хана не поворачивали назад, даже насытившись грабежом. И хотя многое из этого мы сможем объяснить личностью Чингисхана, другие факторы также необходимо учитывать.
Например, в 1974 году климатолог Гарет Дженкинс представил данные, наглядно демонстрирующие, что «в период с 1175 по 1260 год в Монголии наблюдалось резкое и устойчивое снижение среднегодовых температур». Дженкинс утверждал, что эти климатические изменения были столь глубокими и так повлияли на экосистему степи, что могли сыграть решающую роль в стремлении племен к объединению и в дальнейшем крупномасштабном и продолжительном вторжении в земли оседлых народов. Он утверждал, что «серьезный климатический сдвиг в значительной мере способствовал прекращению междоусобной борьбы и кровной мести среди монгольских кланов и сделал возможной их реорганизацию под военной властью Чингисхана» и что «их стремление к завоеваниям могло подпитываться поражениями в борьбе с изменениями климата у себя на родине» [5]. Определенно масштабные потери скота и пастбищных угодий, вынужденные перемещения больших масс людей и, как следствие, жестокая конкуренция за власть и лидерство обеспечили идеальные условия для возвышения харизматического вождя, достаточно прозорливого и энергичного для реализации своей мечты.
8
Ибн Ал-Асир. Ал-камил фи-т-та’рих («Полный свод истории»). Избранные отрывки / Пер. с араб. языка, примеч. и коммент. П.Г. Булгакова. Дополнения к пер., примеч. и коммент., введ. и указ. Ш.С. Камолиддина. Ташкент – Цюрих: АН РУз, 2005. С. 355.
9
То есть потомки. – Прим. перев.
10
Рашид-ад-Дин. Сборник летописей / Пер. О.И. Смирновой. Т. 1. Кн. 2. С. 262.
11
Кидани правили в собственной империи Великая Ляо, уничтоженной в 1125 г. чжурчжэнями, которые до того были вассалами киданей. Часть киданей (каракитаи) ушла на запад, основав новое государство в Джунгарии и Семиречье; но большинство осталось, покорившись чжурчжэням. К временам Чингисхана основная масса киданей заметно китаизировалась.