Страница 5 из 10
– Да-да, многие супружеские пары Нью-Джерси сыты друг дружкой по горло… – Мама листает документы.
Я вижу ее силуэт сквозь занавеску: она горбится над кухонным столом, на котором разложены стопки конвертов.
– Мы сегодня начали репетировать новую пьесу.
– И как она называется?
То же самое четыре часа назад спрашивал Марк.
– «Сон в летнюю ночь».
– А знаешь, какую пьесу люблю больше всего я? «Кошка на раскаленной крыше». Вы ее случайно ставить не собираетесь?
– Не-а. Мам, порепетируешь со мной немножко?
– Попроси отца. Я занята.
– Его нет дома.
Беру пульт от телевизора и включаю любимое шоу «В пролете!». Что идет по кабельному, мне не видно: загораживает тренажер. На экране возникают кадры шоу. Этой лицемерной жути конца нет. Она настолько опасна, что в худшие минуты своей жизни мне хочется перестрелять всю школу и свалить вину на шоу. Каким идиотам взбрело в голову устраивать для мальчишек свидания-групповухи вслепую? То есть вы прямым текстом им говорите: мол, если у тебя нет сразу двух подружек, ты – лузер? У кого-то сразу две, а у меня, значит, ни одной? Что до девчонок, то им, судя по передаче, предлагают занять место в гареме, вместо того чтобы научить, как стать сильными, независимыми женщинами вроде моей мамы, работающей сейчас за занавеской. Вы воспитываете людей или скаковых лошадей?
Разумеется, MTV обставляет все так, что девчонки идут на свидания с двумя парнями. Да хоть с геями или лесбиянками! Результат всегда один: беспощадная социальная борьба каждый день, от зари до зари. Смерть уродам! Смерть заикам! Смерть тем, кому когда-то расквасили рожу на детской площадке.
Удивительно, но сегодня из шоу выперли обалденную азиатку. Звоню Майклу.
– Привет.
– Привет.
– Ты телик смотришь?
Слышу щелчок кнопки. Майкл вздыхает. Увидел, значит, азиатку. Сегодняшнее свидание проходит на автосвалке. Он молчит.
– Как у тебя дела? – наконец спрашивает он. – Что с Кристин?
– Да, понимаешь, начал спрашивать ее о письме, и она, кажется, рассердилась.
– Балда. Зачем спрашивал?
Зачем? Понятия не имею. Из желания навредить самому себе?
– Просто хотел прояснить ситуацию, а уж потом…
– Короче, ты с ней говорил?
– Ага.
– Так это ж здорово, чувак.
– Боюсь, не очень. Сомневаюсь, что она когда-нибудь еще со мной заговорит. И «Шекспира» я ей не отдал.
– Так и знал. Понял, когда увидел тебя за обедом, что ничего ты ей не отдашь.
– Спасибо на добром слове. Ладно, проехали. Сам-то как?
– Мой брат опять чокнулся. Только что звонил. Думает, что правительство внедряет таблетки прямо в мозги людям.
– Ясно. Вроде той таблетки, что помогла ему сдать тест на проверку академспособностей?
– Да. Но та действительно существует.
– Ну разумеется.
– Говорю тебе! Как бы иначе моему братцу удалось получить тысячу триста пятьдесят баллов и попасть в брауновский универ? У него точно была таблетка, говорю тебе!
– Ага-ага. Слушай, я чего звоню-то…
Надо срочно сменить тему разговора. Майкл способен рассуждать об этих волшебных таблетках до бесконечности. На экране телевизора счастливая троица веселится на воздушном шаре.
– Видел объявления о бале в честь Хеллоуина?
– Не-а. А должен был?
– Их довольно поздно сегодня повесили.
– И что?
– Ну, и вот я думаю: может нам тоже пойти?
– Ты назначаешь мне свидание?
– Брось, Майкл, я серьезно. Почему бы нам с тобой не сходить на бал?
– Тебе стоит. Ведь Кристин наверняка там будет.
Черт! Об этом я даже не подумал! Ну конечно!
– Конечно, будет.
– Что же, удачи.
– Как это? Ты вообразил, что я пойду туда один?
– Ух ты!
На экране девчонки принимаются бороться в чем-то вроде овсянки, наваленной в корзину воздушного шара. У одной из них верхняя часть тела «заблюрена». Всякий раз, когда телевизионщики размывают скабрезную картинку, у Майкла наступает…
– Время «Деблюра», детка!
Мой друг ликующе ухает. И есть отчего. Словно наяву вижу, как Майкл с довольной ухмылкой на физиономии достает коробку с «Деблюром». «Деблюр» – это приставка, которую можно подсоединить только к телевизору с цифровым тюнером. Стоит она четыреста долларов, а продают ее какие-то перцы из Нью-Йорка. Качество восстановленной картинки паршивое: грудь, например, выглядит чуть ли не квадратной. Но, в принципе, девайс работает. К тому же это смешно. Однако всякий раз, когда Майкл включает «Деблюр», я чувствую укол зависти.
– Че-о-орт! – вопит он. – Какие сосочки! Темные…
– Эй, чел, сконцентрируйся, а! – Смотрю на свой скучный, бессосковый телевизор. – Мне обрыдло все это дерьмо. Смотреть на соски, слушать, как ты смотришь на соски. Мы должны найти себе настоящих девчонок.
– Да неужели? – фыркает Майкл. – А ты в курсе, что сейчас неблагоприятная эволюционная обстановка? Человечество переживает генетический застой. Тебе это известно?
Вот всегда с ним так. Я же просто хотел договориться насчет осеннего бала.
– Я об этом читал, – продолжает он. – По теории, мы теперь можем встречаться, с кем захотим. И неважно, что у человека плохое зрение или, там, болезни. Даже если ты – карлик, ты можешь найти себе другого карлика, заняться с ним карликовым сексом и размножиться. Мы не эволюционируем. Естественного отбора больше нет. Ученые считают, что в таком «ровном» климате выживает не сильнейший, а самый чокнутый и свободный от предрассудков. Ну, ты понимаешь, о чем я. Требуется полная уверенность в себе. Так что мы с тобой, чувак, в пролете.
– Спасибо, друг. Всегда подозревал, что я в пролете.
– Не за что. Слушай, я хочу досмотреть «В пролете», лады?
– Нет проблем. Только с вазелином не переусердствуй. До завтра.
– Пока.
Иду к себе в комнату (ух-ух-ух!) и вхожу в Интернет. Он нужен мне исключительно ради секса, как и большинству подростков.
Следующим утром я решаю во что бы то ни стало узнать, кто распустил слухи обо мне, Кристин и письме.
Первым делом иду в ванную и проверяю, как выгляжу. Последнее время я только и делаю, что проверяю, как выгляжу. Пожалуй, я немного уродлив. Сейчас объясню. У меня темные волосы и карие глаза. Пока все нормально, да? Однако если взглянуть под критическим углом зрения (а именно так смотрит на тебя общество), то я чем-то похож на паралитика. Лицо слишком вытянутое, глазницы какие-то непропорциональные, из-за чего кажется, будто левый глаз слишком маленький. Волосы густые, но сколько же в них перхоти! (Время от времени мы с Майклом устраиваем дуэль на перхоти: сильно трясем головами, а потом смотрим, с кого больше насыпалось.) Рот вечно приоткрыт и вообще мерзкий. Мочки чересчур длинны. Когда накоплю денег на пластическую операцию, начну с…
– Доброе утро. – В ванную входит папа.
– Привет. – Отрываюсь от зеркала и открываю кран, делая вид, будто умываюсь.
Папа совершенно голый, если не считать черных носков. До десяти утра он не оденется.
– Пап, ну чего ты врываешься?
– Сынок, ты застал меня на середине потока.
– Слышу.
– Да ты не стесняйся. Представь, что мы в армии. Р-р-равняйсь! Смир-но!
– Пап, я никогда в жизни не пойду в армию. – Оборачиваюсь к нему.
Зря. Отцовский зад выглядит жутко. Кажется, что к ягодицам кто-то намертво приклеил лист стекла.
– Ну, чем там занимаются мои мальчики? – щебечущим голоском спрашивает из-за двери мама. – Мне нужно принять душ.
– Я пи-пи-писаю! – Папа трясет членом.
– Господи, ну почему они такие?!
– Ты что-то сказал, Джереми?
– Пап, когда ты доделаешь вторую ванную, а? Закончи поскорее, пожалуйста.
Стою, упершись руками в раковину и закрыв глаза.
– Джереми, – мама приоткрывает дверь и шипит на отца, – прикройся!
– Он же не девочка, – парирует папа. – Девочку мы с тобой еще не рожали.
Я слышу, как он берет полотенце и обматывает его вокруг своей туши.