Вечность после...

«Я не против. Но дети ваши будут больными. Надо и о будущем подумать. Имейте в виду!»

«Это вас Сатана уговаривал, и вы, дебилы, даже не заметили!»

Пресса:

«Узнав, что я беременна от родного брата, наш папа сказал, что у него больше нет детей. Мне очень обидно, что мама не возразила ему»

«Родные брат и сестра рассказали «ФАКТАМ», как полюбили друг друга и стали мужем и женой. Их дочурке исполнился годик. Симпатичная пара, но фотографироваться отказались. И так, говорят, натерпелись. Сначала — от родителей, потом — от соседей и знакомых. Узнав, что О. «обрюхатил» сестру, благонравные сограждане поломали ему ребра. И супругам пришлось переехать из маленького города в другой, где никто не знает их тайну и не будет мешать спокойно жить и растить малышку».

«… Любовь между родными братом и сестрой не такая уж и редкость в этом мире. Её не избежали даже известные люди. В ХIХ веке знаменитый поэт и лорд Джон Гордон Байрон, настрадавшийся от неудачной личной жизни, не устоял перед красотой, умом и обаянием своей сестры Августы. Женщина ответила взаимностью скорее из доброты и жалости. От этого романа у них родилась дочь. В чопорной Англии поэта подвергли общественному порицанию, и он уехал воевать в Италию и Грецию. Внебрачный ребёнок был отдан в монастырь, находившийся в местности с сырым климатом. Как свидетельствует писатель Андре Моруа, девочка тосковала по отцу, просила его приехать. Байрон не приехал, о чем очень сожалел, особенно когда узнал, что в возрасте пяти лет она умерла. О конкретном диагнозе сведений нет».

В моей голове тысячи идиотских мыслей. Ощущения от искреннего недоумения до откровенного отвращения. Иногда я испытываю жалость ко всем этим людям и к себе. Но очевидно одно: я в этой проблеме не одинок.

Собираю себя по кусочкам, составляю заново по частям, принуждаю справиться, пережить. Переворачиваю страницы событий, проживаю один за другим серые дни, стараясь не оглядываться назад. Чувства запечатаны, эмоции тоже.

Думать нельзя, задавать вопрос «А что, если бы?» тоже.

Но иногда накатывает. Накрывает с головой так, что сопротивление бесполезно. И тогда ты просто заливаешь пожар виски, ромом, коньяком или водкой - что первое попадётся, хотя знаешь, что потушить не получится. Никогда не удастся. Ты навсегда обречён нести в себе «это».

Сейчас у меня хорошая квартира и дорогие туфли, как верно подметила глазастая Ева. А ещё любовница по четвергам, вдвое старше меня, и платная девушка по имени Симона, готовая откликнуться на мой зов в любое другое время.

Мона… Шатенка, как Ева, кареглазая, как Ева, невысокая, как Ева, но не Ева.

Я решил для себя, что метод лечения не имеет значения, если он даёт результаты. Поэтому Мона. Хотя милый голос в агентстве всякий раз предлагает мне познакомиться с «остальными». Но я отвечаю, что «пока буду придерживаться своего обычного заказа». Пока.

А ещё я пытаюсь «искать», и это стремление каким-то образом приняло странные извращённые формы: я сплю с замужней женщиной. Это началось ещё в ту пору, когда у меня не было своего жилья, и я был вынужден снимать квартиру в старом трехэтажном билдинге. С моего балкона открывался вид на небольшой сквер и балконы стоящего напротив чуть более нового, но, тем не менее, кардинально не отличающегося от моего апартмент-билдинга. Я заметил её первым - женщину с волосами, собранными на макушке в растрёпанный пучок. Такой же точно сооружала на своей голове девушка, которую я имел шанс полноценно любить в течение одного года своей странной жизни.

В следующий раз они были распущены и лежали на её плечах скромными унылыми прядями. Она курила, устремив свой взгляд вдаль - на «мой» сквер. А я смотрел на неё. И так повторялось раз за разом, пока она не заметила меня. Вернее, не меня, если уж быть до конца откровенным, а мой голый торс, болтающийся на перекладине: физические нагрузки - лучшее средство от головной и душевной боли.

Мы стали здороваться улыбками, пока однажды в четверг она не появилась в моей квартире. Обоим было ясно, зачем.

Как оказалось, мы нуждались в этом оба – и я, немного «двинутый» на почве произошедших событий, и она, страдающая депрессией в виду их полнейшего отсутствия. Кэрол восемь лет в браке, неофициальном, правда, детей нет, любимого занятия тоже. Муж, о существовании которого мы поговорили лишь однажды, не был, по её словам, способен на «интим, нужный женщине».

- И это подразумевает… что? - задаю свой праведный вопрос, лёжа с чужой женой в постели.

- Всё то, что умеешь и делаешь ты! - отвечает, растягивая рот в довольной улыбке.

«Вот те раз…» - думаю. Никогда не представлял себя в роли героя-любовника. И уж точно не рассчитывал стать чьим-то сексуальным спасением. И чтобы не зацикливаться на этом своём новом «амплуа», с головой ухожу в работу и учёбу, поставив себе целью получить диплом досрочно.

Дни летят, недели, месяцы, сменяются времена года, а я стараюсь «не думать». Не размышлять и не взвешивать всю тяжесть своей ситуации, но ключевым во всём этом экскурсе было слово «результаты». Потому что, несмотря на используемые разнообразные методы, методики и практики, имя которым Мона и Кэрол, результатов нет.

Три года усилий, и всё бесполезно.

Они есть, но совсем не те, каких я ожидал, и всё ещё жду.

Я знал, что живу среди собственноручно воздвигнутых декораций, но то, насколько безуспешными были все до единой попытки «пережить» и двигаться дальше, стало ясным в вечер нашей первой встречи.

Она вышла замуж ещё год назад. Энни… моя мать, не посмела рассказать мне о предстоящей свадьбе, хотя пыталась, я узнал от отца, он был лаконичен:

- Дамиен, Ева выходит замуж.

Это как волна, девятый вал, неожиданно ударяющий со всей своей мощью в лицо. И тебе расплющивает физиономию, сотрясает мозг, бросает твоё тряпичное тельце из стороны в сторону, тянет туда, откуда возврата нет – в безысходность.

- Мы с матерью не знаем, как поступить правильно… - мнётся. - Твоё приглашение у нас, но… свадьбы в традиционном понимании не планируется, только ужин для близких. Для самых близких, - добавляет почти сразу. - В ресторане… - зачем-то уточняет.

Если не я самый близкий, то кто? Знаю, именно этот вопрос их мучает, и они ждут моего решения. А я на него не способен, потому что два года усилий встали поперёк горла, так что мне ни глотнуть, ни двинуться.

Чувствую, как рука отца ложится на моё плечо, и собираю все душевные силы в одном только слове:

- Когда?

И он не сразу, но отвечает:

- Через неделю, сын.

- Что за срочность? Она… в положении? - последнее не сказал, вымучил.

- Нет-нет! Дело не в этом, - снова вздыхает, и я отчётливо слышу в его голосе нервную дрожь. – Они всё решили и запланировали давно, но никто… мы никак не решались тебе об этом сказать.

Проклятый ком из горла перекатился в черепную коробку и давит на слёзные железы. Я запрещаю себе: только не при отце.

Но он, конечно, всё равно замечает моё «особое» состояние: встаёт, направляется к «святая святых» - своему бару, и через минуту приносит мне пару глотков одного из коллекционных коньяков.

- У тебя всё ещё… - он не решается договорить, но я не стремлюсь облегчать его миссию, молчу.

Отец ждёт, пока выпью, затем, не выдержав, наливает себе:

- Всё ещё есть ТЕ чувства? – добивает.

Вот оно! То, о чём я столько раз читал в сети и ещё больше размышлял длинными бессонными ночами: порочность, аморальность того, что родной отец не решается назвать даже по имени.

Не может быть «Любви» между Евой и мной, если речь не о братской, а только «ТЕ» чувства.

Под кратким словом «ТЕ» подразумевается: грязные, извращённые, запрещённые или просто неправильные.

Только я стадию «грязи» давно уже пережил. Оставил в прошлом.

Сложно осознавать себя порочным, но ещё сложнее принять. Твой мозг, не спрашивая разрешения, начинает размышлять, задавая самому себе вопросы:

«Почему так?»