Вечность после...

Его взгляд тяжёлый, жёсткий, металлический. Так смотрит только сильный мужчина, загнанный в угол обстоятельствами, доведённый до отчаяния своей беспомощностью что-либо изменить. Нет такого решения, шага, действия, которое он мог бы совершить, чтобы вырвать нас из этой безысходности.

И, тем не менее, я отчётливо вижу в его зелёных, но так умело выдающих себя за карие радужках дерзость. Словно он всем бросает вызов: мне, родителям, фальшивым и бессмысленным партнёрам, обществу, всему миру. И если этот мир одобряет и принимает людей, искажающих базовые понятия морали и допустимости, почему он не может принять нас?

Я знала, чувствовала, что он дошёл до точки, потому и начал мне писать, потому и позвал на эту встречу. Но молчу, потому что ответов на его вопросы нет. Смотрю на его руки, и вспоминаю, какие они на ощупь, как ласкали меня, какими нежными были. Его пальцы, запястья и та часть руки, которая видна под часами и рукавом дорогого пиджака, кажутся мне необыкновенно красивыми. Наверное, так всегда и бывает: когда человек настолько сильно желанен, всё в нём кажется особенным.

- Ответь, Ева, - требует.

- Я не знаю, что отвечать, - честно признаюсь.

Дамиен отрывает от меня свои пронзительные глаза и смотрит на залив. А я – снова на его руки. Потом шею, ключицы, видимые в раскрытом вороте рубашки. Хочется прижаться к ним губами, помня, как именно он реагирует на подобное. Постыдно, запретно хочется.

Мне нельзя об этом думать, нельзя! Отрываюсь от него и тоже смотрю на серый залив.

- Они назвали нас Адамом и Евой, - сообщает тихим прохладным тоном.

- Что?

- Да́миен - моё второе имя. Первое - А́дам. В школе смеялись, спрашивали, где моя Ева…

- И что ты отвечал?

- Ничего. Я думал, нет никакой Евы, и никогда не было. А она была. Жила себе в далёкой Австралии и ждала своего часа, чтобы вернуться, - его лицо внезапно становится мягче, губы растягиваются в искренней нежной улыбке.

- Почему я никогда не слышала твоего первого имени?

- Ну… однажды мне надоело быть А́дамом, и я решил стать Дамиеном.

- А у меня тоже есть второе имя, - признаюсь.

- Я знаю.

- Откуда?

Поднимает брови, но взгляд сосредоточен на бокале с белым вином:

- Ева-Мария, так ведь?

- Да…

- Красота во всём, даже в имени, - задумчиво констатирует. - Знаешь, как тяжко искать тебе замену?

Дамиен поднимает глаза, и смотреть в них тяжело. Невыносимо.

- Знаю. Так же нелегко, как и тебе, - признаюсь.

- И, тем не менее, ты её нашла.

Решаю молчать о своих отношениях с Вейраном: это наше с ним грязное бельё, и демонстрировать его Дамиену неразумно. Да и гадко, честно говоря.

- Мы могли тысячу раз догадаться, маяки были повсюду: имена, общая фамилия, близкие даты рождения, сходство во внешности, эта тяга друг к другу… Ты знаешь, после первой же нашей ночи вместе я понял, что так, как с тобой, не будет ни с кем. Странное, почти непреодолимое притяжение, а ведь мы просто спали…

- В этом нет ничего странного - девять месяцев бок о бок в одном тесном, очень ограниченном пространстве. Мама ведь сказала, что мы близнецы: места было мало, и мы вынуждены были обниматься, - улыбаюсь.

Я очень хорошо понимаю, что он имеет в виду, потому что помню то состояние неожиданного комфорта и покоя, когда его руки впервые меня обняли. Потом они же обнимали во сне, и это был самый сладкий и самый полноценный сон в моей жизни. И все последующие наши ночи мы всегда спали в обнимку, даже если было жарко, даже если у меня были критические дни, и мне не хотелось его объятий - его руки всегда были на мне.

Страшно теперь осознавать причину, по которой те объятия были особенными и отличались от всех других в моей и, наверное, его жизни тоже.

- Я хотел сказать, - продолжает свою мысль, глядя вначале в окно, затем вновь на меня, - что мы не хотели знать правды. Поэтому слепо не замечали подсказок.

- Возможно, - соглашаюсь.

- Зачем замуж так быстро выскочила? – внезапно меняет тему.

- Он предложил, я согласилась.

- А любовь?

- Она есть, - утвердительно киваю головой, будто сама себя убеждаю.

Или я думаю, что она есть.

- Хорошо, - Дамиен криво улыбается, затем прячет губы в своём бокале.

Спустя минуту, справившись с первыми эмоциями, неожиданно громко и уверенно добавляет:

- Передай своему китайцу, что если посмеет обидеть мою сестру, я ему сперва рёбра переломаю, потом голову оторву! - скалится, довольный собой.

- Ты всё такой же агрессор!

- А ты всё такая же девчонка!

В его глазах столько всего: умиление, нежность, грусть, сломленность. Тяжело видеть его таким. Непривычно и больно.

- Дамиен, - набираюсь решимости. – Я хочу детей. Своих, а не приёмных. Сама хочу быть матерью и иметь полноценную семью.

Он согласно кивает и уже не смотрит в глаза.

Мы расстались очень скоро, каждый поехал проживать свою жизнь правильно, с достоинством и по отдельности.

Глава 8. Disappointments

Я не замечаю, как становлюсь жалкой. Люди встречаются, влюбляются и расстаются, если вдруг что-то пошло не так: не сошлись характеры, один из пары охладел, влюблённых разделили расстояния или препятствия, которые ни один из них не смог преодолеть. Учёба в разных колледжах, например, как у Либби и её бойфренда: они просто завершили свою «любовь» мирным совместным завтраком в De

Из сотен вопросов, непрошено возникающих в моей голове, самым главным остаётся глубина и степень моей депрессии. Почему я не могу с ней справиться? Почему никак не получается перешагнуть эту неудачу в жизни, признать ошибкой и двигаться дальше, просто жить и строить своё будущее? Почему я не воспринимаю мужчин? Отчего не могу принять новые отношения ни в теории, ни на практике?

Спустя ещё год Ева Блэйд живёт странной унылой жизнью, будто не проживает дни, а отрабатывает. Я бросила колледж и часто ловлю себя на том, что просто смотрю на белый ровный потолок и ничего не чувствую. Ничего кроме апатии: нет мыслей, нет желаний, только одно сплошное безразличие.

От мужа меня воротит. Я уже давно пережила стадию раздражения и осознание того, что приняла новизну за чувства. Теперь мне ясно одно - этот человек никогда не должен был становиться частью моей жизни. Он мне чужой, как и его манеры, узкие глаза, культура питания и бескультурье в некоторых иных вопросах. Я устала от него, а копящееся раздражение стало перерастать в злость.

Потребность уйти превратилась в навязчивую идею, и для её воплощения пришлось искать работу. Для девушки без образования, связей и друзей работа находится только в барах и магазинах, но поскольку в первых платят куда как больше, приходится освоить нелёгкое ремесло бармена. Бар «Шестидесятые» в Даунтауне станет моим местом работы, а значит и жизни ещё на целый год. За это время я сильно изменюсь. Настолько, что с трудом узнаю себя сама.

Моя проблема пришла незаметно. Всё началось с бесконечных историй посетителей, жаждущих поделиться своей личной трагедией или радостью. Многие из них настойчиво уговаривали «разделить» с ними их скорбь или успех парочкой шотов. Я даже помню, как в первый раз согласилась: это был молодой парень, убивающийся по поводу измены. Его история, в которой он любил свою Кару с пятнадцати лет и мечтал на ней жениться, меня тронула. Вернее, не сама его история, а то, как глубоко и надрывно он страдал, переживая предательство: его «любимая», накурившись на вечеринке травы, переспала с лучшим другом. Это больно, но предельно просто и предсказуемо, когда вы курите в компании, что сложнее - попытка найти в себе силы пережить это, ведь чувства у обоих настоящие, а случившееся - лишь эпизод не первой и не последней глупости.