На Грани

— Пустое, эна Линсар. Ваша дочь великолепно играет и поет не хуже. И голос, и музыка, и манера исполнения не могут не восхищать.

— Но слова… — впервые подал голос Оро. — Неужели после этого ваше величество все еще хочет жениться на моей дерзкой дочери?

— Хочу! — уверенно ответил Валтор. — И сейчас я хочу этого даже более, чем раньше.

Глава 13

Элвир Торн сидел в своем кабинете и крутил во все стороны листок бумаги, испещренный короткими записями и подобием схем. В центре листа были схематично нарисованы пять лиц, среди них одно — женское, на что указывали длинные волосы, одно в шлеме и несколько ничем не примечательных. Впрочем, вглядевшись еще раз в последнюю «мордочку», Элвир провел поверх рисунка дополнительный контур, делая его шире, и теперь лицо скорее напоминало хомяка, набившего щеки.

Художник из верховного протектора вышел, прямо-таки скажем, неважный. Ну да листок с картинками и записями нужен был ему отнюдь не для демонстрации способностей к изобразительному искусству. Торн бился над задачкой, которую подкинул ему чужой и чуждый для него город, куда его величество намерен перенести столицу объединенного государства. Вельтана упала в руки завоевателей, как спелый плод, зато после решила показать зубы. С детства Элвир усвоил простую истину: чем дешевле что-то нам дается, тем дороже оно обходится в конечном итоге. Так вышло и на этот раз. Преуменьшить значение серии загадочных смертей было очень соблазнительно, но это никак не помогло бы решению проблемы.

От размышлений о природе и мотивах непонятных убийств Торна отвлек паж, склонившийся в почтительном поклоне и оставивший на столе серебряный поднос с письмом. Письмо было написано на дорогой розовой бумаге, оттиск герба на сургуче, которым послание было запечатано, ничего не говорил протектору. Обратив внимание на этот факт, Торн дал себе слово в ближайшее время всерьез заняться геральдикой местной аристократии. Да, об Эларе еще многое предстоит узнать. Теперь это не чужое, враждебное государство, а свое, которое стоит знать и о котором нужно заботиться.

Элвир поднес письмо к лицу, и его обдало волной сильного аромата каких-то то ли духов, то ли благовоний. Запах был скорее приятный, но Торну стало тошно. Его тошнило от эларских придворных дам, от их беспринципности и прагматичности. Они готовы дарить себя любому мужчине, обладающему богатством, титулами и мало-мальски сносной внешностью. Сколько таких писем он уже получал? Сначала он читал их и удивлялся, а потом жег, не читая. Та же участь постигла и розовое послание, которое не могло быть ничем иным, как очередной пошлой любовной запиской. Огонь свечи сначала как будто задумался и, осторожно прикасаясь к плотной бумаге, не жег ее, а словно обтекал, оставляя невредимой. Пламя, казалось, давало Элвиру последний шанс одуматься, выхватить заветное письмо и прочесть. Но, убедившись, что глупый человек действительно вознамерился уничтожить такую красивую бумагу, огонек сначала робко, а потом все более откровенно и ненасытно принялся пожирать излияния сердца какой-нибудь баронессы, графини или даже маркизы.

Ну и демоны с ней и с ними всеми! Разве это женщины? Это стая гиен, готовая предать не только своих мужей, ежели таковые имеются, но и свою страну. Торн, будучи завоевателем, был готов к ненависти, но не к лизоблюдству. Хотя, возможно, одно не исключает другого. Все эти высокородные дамы и девицы, бросающие на него томные взгляды и строчащие письма, готовы продать себя. Вопрос только в том, чтобы продать подороже. Если уж жертвовать всем, что свято, то ради короля или, как минимум, верховного протектора. А ведь каждая стерва, сочиняющая любовные послания, точно знает, что именно он — Элвир Торн — убил их драгоценного короля и его брата. Но их это не останавливает! Как же они отвратительны!

Элвир бросил догорающие останки непрочитанного письма на серебряный поднос, дабы бумажная агония не стала причиной ожогов на руках, и глубоко вздохнул. Ну почему именно в такие моменты он всегда вспоминает другую женщину, точнее, девушку. Тоже эларку, но отличающуюся от своих придворных сестер, как вода горного озера — от затхлой жидкости нечищеного аквариума.

Это было уже после битвы при Латне. Торн с небольшим отрядом осматривал окрестности на предмет поселений, где можно было бы разжиться провизией. Валтор крайне не любил таскать за собой обозы, что делало армию более мобильной, но в то же время создавало определенные трудности, связанные с обеспечением. Деревень поблизости не было, зато через какое-то время вдалеке показался замок. Штурмовать его не хотелось, да и укрепления не вызывали особого энтузиазма, однако Элвир решил как минимум предпринять разведку.

Чем ближе они подъезжали к замку, тем проще казалось протектору исполнение задуманного. Защитников на крепостных стенах не было, да и неприступным вблизи строение не казалось. Ров вокруг стен пересох, и явно не вчера. Что ж, это облегчало задачу штурмующих. Мост им, конечно, не спустили и ворота не открыли, зато не надо было переплывать ров под стрелами лучников. Благополучно переправившись, воины Торна занялись воротами, благо никто не пытался защищать подступы к стенам. Ворота, как и весь замок, переживали не лучшие свои времена, а потому пали быстро, не доставив особых хлопот.

А вот во дворе их ждали. Не так уж много людей против вооруженного отряда, но все-таки. Стало ясно, почему защитники не пытались обстреливать их со стен: лучников среди них не было. Только плохо вооруженные простолюдины, очевидно, слуги и крестьяне. Лишь у некоторых были мечи, да и те, должно быть, являлись ровесниками замка. Сражение во дворе не заняло много времени. Элвир, как всегда, взял на себя наибольшее количество противников. Хотя убивать их было не то что жалко, а как-то неприятно. Много ли чести растоптать муравьев, защищающих свой муравейник? Расчистив себе путь, Торн направился к замку, попутно осматриваясь и приходя к неутешительному выводу, что поживиться тут нечем.

Двери были распахнуты, а изнутри доносился какой-то шум. Очевидно, хозяева замка, выгнав чернь во двор, сами заняли последние посты обороны. Пройдя по коридору, от грубо отесанных каменных стен которого только что не отваливались куски плесени, протектор оказался в широком зале с низко нависающими сводами и узкими щелками, предназначенными исполнять роль окон. Было так темно, что он не сразу разглядел, что происходит. Приглядевшись же, обнаружил, что несколько его воинов окружили кого-то, а Одноглазый Фрон лежит на полу и, похоже, мертв. Из груди у него торчала стрела. Значит, лучники все же здесь есть. Со стен не стреляли, очевидно, из соображений экономии стрел.

Подойдя ближе и пробившись сквозь ряды своих солдат, Элвир увидел нечто удивительное. Он считал себя довольно бесстрастным человеком, но подобное зрелище не может оставить равнодушным. Молоденькая девушка, почти девочка, стояла, окруженная солдатами, прижавшись к стене и держа на изготовке лук, который явно был ей не по размеру. Скорее всего, отцовский или брата. Пряди растрепанных светло-русых волос липли ко лбу, а в прищуренных зеленых глазах плескалось столько ненависти, что ей можно было бы заполнить пересохший ров. Девушка напоминала загнанного в угол зверька, которому нечего терять, и потому смертельно опасного. Опытным глазом Торн оценил, что стрел у нее немного, но судя по той, что досталась Фрону, в цель попадут все. А это значит, что он недосчитается нескольких воинов.

Но не в этом суть! Убить девчонку не сложно, но он не воюет с женщинами и детьми.

— Опусти лук, крысенок! И мы тебя не тронем, обещаю, — отчеканил Торн, мигом перекрывая гомон и ругань солдатни.

— Иди к демонам, мразь! — сквозь зубы процедила девчонка, сразу после его слов определившись с мишенью. Как неуместно выглядели в этот момент несколько трогательных светлых веснушек на ее тонком носу, усыпанном бисеринками пота.