В сетях соблазна (ЛП)

Любую власть, которую она ему даст, Роман безжалостно обратит против нее.

— Знаешь, как сильно я этого хочу, Августина? Как часто мне кажется, что я все еще чувствую твой вкус у себя на языке? Я могу сидеть на встрече и смотреть, как ты проходишь мимо, и клянусь, что все еще ощущаю твой вкус. Ты хоть представляешь, как часто у меня встает во время брифинга, стоит только подумать о том, чтобы снова тебя вылизать?

Он все еще думал о ней? Как бы она ни старалась, она тоже думала о нем. Она говорила себе, что двигается дальше, но ее самые длительные отношения длились десять месяцев, когда она встречалась с генеральным адвокатом, с которым ее познакомил Дэкс. Они прекратились, когда она устроилась на работу в Белом доме. Она сказала, что у нее слишком сумасшедший график, но на самом деле она совсем по нему не скучала, что стало первым звоночком о том, что это не ее единственный. Теперь ей пришлось спросить себя, может быть, будучи целыми сутками рядом с Романом, в глубине души она поняла, что никто не мог с ним сравниться.

— А ты? — Он дотронулся до ее складочек и осторожно приподнял капюшон клитора.

О Боже. Что он с ней делал?

— Нет, — удалось выдохнуть ей.

— А я — да, — тихо прошептал он у ее киски. — Ох, детка.

Он лизнул ее медленным движением языка. Мягко. Едва касаясь. Тина закрыла глаза и вздрогнула, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не подстегнуть его. Это было хорошо, но недостаточно. Совсем недостаточно.

Она сжала губы, чтобы не опуститься до мольбы. Он тоже этого хотел. Она должна была не забывать об этом. Также как она должна была помнить, что она была с Романом. В конце концов, он возьмет то, что хочет. Это была его натура.

— Хм, — простонал он. — Это именно тот аромат, который я помню. Скажи мне, Августина. Ты хочешь большего?

— Да, но я не буду тебя просить.

— Детка, до этого мы еще не дошли. Даже близко нет. — Он наклонился и снова лизнул ее, скользнув языком к чувствительному бугорку и посылая волну жара по всему ее телу. Она накрыла ее с головой, обжигая кожу и бросая в дрожь. — Я дам знать, когда ты можешь начать умолять.

Ублюдок. Даже его высокомерие возбуждало ее. Это было что-то новенькое. Не то чтобы он никогда не проявлял высокомерие до этого, но это было в классе или в офисе. Она подозревала, что в постели он чувствовал себя не столь уверенно, потому что у нее было больше опыта. Он был взволнован тем, что она показывала ему, какие ласки ей нравились, или когда ей хотелось, чтобы он ее поцеловал. Ох, он многому научился, но в свое время и по-своему. Теперь все это, казалось, исчезло, сменилось уверенностью, которая шла ему также, как сделанные на заказ костюмы, которые он обычно носил.

— Но до тех пор… — На его лице сверкнула порочная усмешка, прежде чем он раздвинул половые губы и накрыл ее своим ртом.

Ощутив электрические разряды, Тина чуть не вскочила с кровати. Но лишь крепче сжала одеяло и еще сильнее стиснула зубы.

С требовательным ворчанием он устроился поудобнее, облизывая, посасывая и заставляя ее горло гореть от подавленного крика. Он был безжалостен, щедро одаривая ее вниманием и мучая языком. Он провел им вверх, отчего она почти воспарила до небес. Но всегда отступал, когда она, затаив дыхание, не в силах сдержаться, начинала дрожать, когда от кульминации ее отделяли считанные секунды.

— Тина?

Она знала, о чем он спрашивал. Нет, она все еще не умоляла.

Затем она почувствовала, как один палец в дразнящем движении скользнул к ее вход. Бедра непроизвольно дернулись навстречу. Она пыталась восстановить контроль над телом, смягчая свою реакцию. Но было слишком поздно. Он уже все понял. Он вознаградил ее за сдержанность, когда второй палец присоединился к первому.

Роман медленными движениями двигался внутри нее. Помимо ее воли, тело снова сжалось. Все это время он облизывал, сосал и поглаживал ее, словно агонии, порождаемой его пальцами, было недостаточно. Они глубоко трахали ее, стремясь наверх к определенной точке.

О Боже. Она едва могла дышать. Освобождение было ближе, чем когда-либо… но все еще вне досягаемости. Все, что ей было нужно — это еще несколько секунд — еще одно движение языка, еще один удар пальцев о точку G — и она взлетит. Но Роман держал все под контролем. Она должна была перехватить его, не давая ему понять, насколько близка она была к тому, чтобы шагнуть через край. Тогда он никогда не узнает, как сильно влияет на нее. Она могла украсть этот оргазм, не опустившись до мольбы.

Он поднял голову и убрал пальцы.

— Знаешь, я вспомнил о предстоящей встрече Большой Семерки. Что ты об этом думаешь?

— Я тебя убью.

Он усмехнулся, горячее дыхание опалило кожу.

— На самом деле я думаю не об этом. Детка, я думаю о том, что, если в ближайшее время ты не сдашься, мой член начнет бунтовать. Давай, Тина. Всего пару слов. Сегодня вечером я даже не заставлю тебя умолять. Просто скажи, что хочешь меня. Скажи, что ты здесь не только потому, что мы заключили сделку.

Тина сглотнула. С его стороны это был на удивление откровенный шаг. И она не могла перед ним устоять.

В некотором смысле, она жаждала прежнего Романа. Он никогда бы так не раскрылся. Было бы так легко отомстить ему. Несколько удачно вставленных слов, о том, что ей плевать на все, кроме их сделки, и, что когда дело доходит до оргазма, подойдет любой мужчина… Двадцатилетнего Романа это бы сломило. Тогда ему будет также больно, как и ей все эти годы. Но он больше не был тем самовлюблённым мудаком, безжалостно отвергшим ее, наплевавшим на ее чувства, ублюдком, который никогда не спрашивал, почему она хочет изменить планы на будущее, который был слишком амбициозен, чтобы заметить ее отсутствие.

Если верить его словам, то он разорвал их отношения не потому, что она была ему безразлична, а потому, что слишком сильно его волновала. Потому что она заставляла его чувствовать.

Может это было милосердно, непрактично или даже глупо, но она не обидит этого нового Романа.

— Я хочу этого, Роман. Я не хочу мальчика, который у меня когда-то был. Я хочу мужчину. Я хочу тебя. — Она не умоляла. Возможно, она никогда не сможет этого сделать, не с ним. Но она могла бы сказать ему правду.

Кроме того, она хотела узнать этого Романа, даже если он был более опасным, чем его младшая версия. Даже если он снова разобьет ей сердце.

— Тогда вперед. Я хочу, чтобы ты кончила мне на язык, детка. — Он снова опустил голову, и прижался ртом именно туда, куда надо, все это время не отводя от нее взгляда. Между ними пробежали разряды.

Наконец он застонал, и закрыл глаза. Тина тоже сдалась, позволив рукам впиться в его волосы. Нет, она не стала бы умолять словами, но у ее тела были другие способы. Бедра дернулись в молчаливой просьбе, толкаясь навстречу рту, пока он сосал клитор. Он снова проник пальцами внутрь, согнув их, чтобы нажать и потереть сладострастную точку. Этот мужчина ее прикончит.

Жар снова накапливался, пока взрыв не стал казаться неизбежным. Ее словно ударило молнией, обжигая, и посылая по всему телу взрывную волну. Тут же раздался мощный раскат грома… И наконец на нее обрушилось сокрушительное удовольствие, почти уничтожив ее. Она не могла остановить крик, который зародился глубоко внутри — в самом сердце — и вырвался из ее губ.

Она выкрикивала имя Романа, в то время как билась, задыхалась и царапалась в приступе удовольствия.

Когда она смогла перевести дыхание, он в последний раз сладко лизнул ее, низко простонав, а затем поднялся на ноги. Когда его руки легли на ремень брюк, он взглянул на нее:

— Скажи, что я могу взять тебя, Августина. Мне нужно снова это услышать, прежде чем я продолжу.

Он давал ей возможность разорвать сделку. Она могла послать его, положить конец их связи, как он невольно сделал прошлой ночью. Но, как и ранее, она не могла заставить себя ранить его. Фактически, теперь мысль о том, чтобы ранить его, расстраивала ее еще больше, особенно когда единственное, что она хотела сделать, это обнять его и с радостью принять в своем теле. Сейчас между ними не было стен. Не было границ или барьеров. Это было все, что она тогда хотела. Она знала, что должна защитить себя, но не могла сказать ничего, что нарушило бы этот драгоценный момент. Хотя однажды он уже разбил ей сердце, но вот она снова не может от него оторваться и надеется на большее, чем следовало бы.